— Чарли, не исчезай снова. — Я больше не буду прятаться. У меня есть дела. Передай, что я зайду в лабораторию через несколько дней — как только возьму себя в руки. Когда я выходил из ее квартиры, меня трясло как в лихорадке. На улице я постоял немного, не зная, куда идти. Идти было некуда. В конце концов я добрел до станции подземки и доехал до Сорок девятой улицы. Народу вокруг было мало, но я заметил блондинку, чем-то напомнившую мне Фэй. По пути к автобусной остановке я завернул в магазин и купил бутылку джина. В ожидания автобуса я откупорил бутылку прямо в пакете, вспомнив, что так делают пьяницы, и отхлебнул солидный глоток. Алкоголь обжег желудок, но на вкус был ничего. Когда подошел автобус, я уже купался в золотистом сиянии. Но ни капли больше. Я совсем не хотел напиваться. Я поднялся по лестнице и постучал в дверь квартиры Фэй. Молчание. Я открыл дверь и заглянул внутрь. Она еще не пришла, но все лампы горели. Ей плевать на все. Почему бы и мне не стать таким же? Вернувшись к себе, я разделся, принял душ, надел халат и стал ждать, моля о том, чтобы она никого не привела с собой. Примерно в половине третьего ночи я услышал ее шаги. Захватив бутылку, я выбрался наружу и очутился возле ее окна как раз в тот момент, когда она открыла входную дверь. Я не собирался подглядывать за ней и хотел уже постучать, даже поднял руку, чтобы заявить о своем присутствии, но тут она сбросила и туфли, довольно улыбнулась и начала раздеваться. Я отхлебнул из бутылки. Нельзя, чтобы она думала, будто я подсматриваю за ней. Я вернулся к себе и, не зажигая света, прошел через квартиру. Сначала я хотел пригласить ее к себе, но у меня все было слишком чисто и слишком много прямых линий подлежало искривлению. Здесь ничего не получится. Я вышел на площадку и постучал к ней — сперва тихо, потом громче. — Открыто! — крикнула Фэй. Она лежала на полу, раскинув руки и положив ноги на кушетку. Наклонив голову, она посмотрела на меня снизу вверх. — Чарли, дорогой! Зачем ты стоишь на голове? — Не обращай внимания, — сказал я, доставая бутылку из пакета. — Линии сегодня какие-то особенно прямые, и мне подумалось, что ты поможешь мне привести некоторые из них в надлежащее состояние. — Джин — что может быть лучше этого? Если сосредоточиться на возникающем в желудке тепле, линии тут же начинают выгибаться. — Вот именно! — Чудесно! — Фэй вскочила на ноги. — Сегодня я танцевала с людьми, похожими на ящики. Пусть они тоже расплавятся. Она протянула мне стакан, и я наполнил его. Пока она пила, я обнял ее и погладил по обнаженной спине. — Эй, паренек! Это что еще такое? — Я ждал, когда ты вернешься. Она отступила на шаг. — Минутку, Чарли. Однажды мы уже прошли через это, и ничего не получилось. Ты нравишься мне, и если бы я знала, что есть хоть какая-то надежда, затащила бы тебя в постель, не раздумывая ни секунды. Но… мне противно стараться впустую. Это нечестно, Чарли. — Сегодня все будет по-другому. Клянусь. Я отплачу тебе за все прошлое. Ты не пожалеешь. — Чарли, я никогда еще не слышала от тебя таких речей. И не гляди на меня так, словно хочешь проглотить целиком. — Она схватила блузку с одного из кресел и попыталась прикрыться ею. — Ты заставляешь меня чувствовать себя голой! — Я хочу тебя. Сегодня я смогу все, я знаю… Не отталкивай меня, Фэй! Я начал целовать ее шею и плечи. Мое волнение передавалось ей, она задышала чаще. — Чарли, если ты обманешь меня снова, я не знаю, что сделаю. Я ведь тоже человек! Я взял ее за руку и усадил на кушетку, на кучу одежды и белья. — Не здесь, — сказала она, пытаясь встать. — Пойдем в спальню. — Нет, здесь! — настаивал я, вырывая из ее рук блузку. Фэй посмотрела на меня, встала и сняла последнее, что еще оставалось на ней. — Я погашу свет. — Не надо, я хочу видеть тебя. Она поцеловала меня и крепко обняла. — Только не обмани меня еще раз, Чарли. Лучше не надо. Я был уверен, что на этот раз никто не помешает нам. Я знал, что делать и как. На какой-то миг я все же почувствовал, что он смотрит — из темноты за окном, где я сам был несколько минут назад. Мгновенное переключение восприятия, и вот я уже там, вместо него, и смотрю на мужчину и женщину в объятиях друг друга. Отчаянное усилие воли, и я снова с Фэй, а за окном — жадные глаза. Что ж, несчастный ублюдок, подумал я про себя, гляди. Плевать. Он смотрел, и глаза его стали совсем круглыми. 29 июня До возвращения в лабораторию мне нужно закончить несколько собственных проектов, начатых после симпозиума. Позвонил Лангедорфу в институт новых методов обучения и поговорил с ним об использовании парного ядерного фотоэффекта в биофизике. Сначала он подумал, что звонит сумасшедший, но когда я указал ему на некоторые изъяны в его последней статье, он продержал меня у телефона почти час и, прощаясь, пригласил обсудить свои идеи с его группой. Может быть, я так и сделаю, когда покончу с лабораторией. Если у меня будет время. Это — главная проблема. Я не знаю, сколько у меня времени. Месяц? Год? Вся жизнь? Это зависит от того, что я узнаю о побочных психофизических эффектах эксперимента. 30 июня Теперь у меня есть Фэй и я перестал бродить по улицам. Я дал ей ключ от своей квартиры. Она посмеивается над моим замком, я — над свалкой в ее квартире. Она предупредила, чтобы я не пытался переделать ее. Муж развелся с ней пять лет назад как раз потому, что она не утруждала себя подбирать вещи с пола и заботой о доме. Так же она относится и ко всему, что считает неважным. Ей просто все равно. Однажды я обнаружил в углу за креслом пачку штрафных квитанций за стоянку в неположенном месте. Штук сорок или пятьдесят. Я спросил, зачем она коллекционирует их. — А, эти, — она рассмеялась. — Как только получу чек от бывшего мужа, надо будет заплатить. Представь себе, я держу их за креслом специально: когда я вижу их, меня начинает мучить совесть. Но можно ли винить бедную девушку? Куда не поедешь, везде понавешаны знаки «Стоянка запрещена!». Стоянка запрещена! Я просто не могу заставить себя смотреть по сторонам каждый раз, когда хочу вылезти из машины. Так что я пообещал, что не буду переделывать ее. С ней интересно. Великолепное чувство юмора. Но прежде всего — ее свобода и независимость. Единственное, от чего можно устать — от бесконечных танцев. На прошлой неделе мы каждый день плясали до трех ночи. У меня почти не остается сил. Это чувство — не любовь, но я обнаружил, что начал по вечерам нетерпеливо ждать, когда же послышатся на лестнице ее шаги. Чарли больше не подсматривает за нами. 5 июля Посвятил Фэй свой Первый концерт для фортепиано с оркестром. Она потрясена тем, что ей может быть что-то посвящено, но концерт Фэй не понравился. Что ж, нельзя иметь все сразу в одной женщине. Весомый аргумент в пользу полигамии. Важно то, что сердце у нее доброе. Сегодня я узнал, почему Фэй осталась без денег в самом начале месяца. За неделю до моего появления она познакомилась в «Звездной пыли» с какой-то девицей, и та сказала, что у нее в городе совсем нет знакомых, что она сломлена и ей негде переночевать. Фэй пригласила ее к себе. Через два дня девица нашла в ящике стола двести тридцать два доллара и исчезла вместе с деньгами. Фэй не заявила в полицию, она не знала даже полного имени своей «подруги». — Зачем мне идти в полицию? — вопрошала она. — Наверно, этой стерве действительно нужны были деньги, если она решилась на кражу. Не стану же я ломать ей жизнь из-за пары сотен. Не то чтобы они мне самой не нужны, но шкура ее мне тоже ни к чему. Понимаешь? — Конечно. Я никогда не встречал более открытого и доверчивого человеческого существа. Она — именно то, что нужно мне в данный момент. Я изголодался по простому человеческому общению. 8 июля Времени для работы остается совсем ничего — крошечный промежуток между утренними похмельями и вечерними кривляньями в клубе. Только с помощью аспирина и какой-то адской смеси, которую Фэй самолично изобрела, мне удалось закончить лингвистический анализ глаголов языка урду и послать статью в «Международный лингвистический бюллетень». Представляю, как толпы языковедов бросятся с магнитофонами в Индию — статья подрывает всю их методологию. Не могу не восхищаться структурными лингвистами — выдумали для себя науку, которая зиждется на ухудшении письменных коммуникаций. Вот еще пример того, как люди посвящают свою жизнь все более полному изучению все более малого и заполняют тома и библиотеки лингвистическим анализом хрюкания. Пожалуйста, на здоровье, однако нельзя же это использовать как повод для подрыва стабильности языка. Сегодня позвонила Алиса, хотела узнать, когда я вернусь. Я ответил, что мне нужно закончить несколько дел и что я надеюсь получить от фонда Уэлберга разрешение на самостоятельную работу. Все же она права — нельзя тратить время так бездумно. Единственное желание Фэй — танцевать. Вчера вечером мы начали пить и плясать в клубе «Белая лошадь», потом перебрались в «Пещеру», а оттуда — в «Розовые шлепанцы»… После этого все окуталось туманом, но танцевали мы так, что я с ног валился от усталости. Кажется, я лучше стал переносить алкоголь, потому что Чарли появился, когда я уже здорово набрался. Помню только, что он успел сплясать довольно пошлую чечетку на сцене в «Аллаказаме». Ему долго аплодировали, потом администратор вышвырнул нас оттуда, а Фэй сказала, будто все уверены, что я — великий комик и что сцена, где я изображаю слабоумного, просто восхитительна. Остального не помню, но мышцы спины жутко болят. Наверно, растяжение. Я думал, что от танцев, но Фэй уверяет, что я упал с проклятой кушетки. Поведение Элджернона снова становится хаотичным. У меня такое впечатление, что Минни боится его. 9 июля