Тереза ощутила, как к горлу подступила горечь. «Значит, уже началось», — подумала она. Она и представить себе не могла, что падать вниз придется по стремительно вращающейся спирали, от которой шла кругом голова. Однако эта пометка — «смотри дневник» — ей не приснилась. Воспоминание было четким, хотя и фрагментарным. Она сознавала, что больна, но ей так хотелось не терять веру в себя перед последним рывком в этом деле! Тереза задалась вопросом, кто мог вырвать страницу с заметками о версии, которую предстояло проверить, версии, одной из многих, версии, на которую она не стала бы делать ставку? «Именно поэтому пропавшая страница — важный след», — подумала она. Тот, кто ее вырвал, опасался, что несколько случайных фраз станут той ниточкой, которая приведет их к важной тайне. И все же он опоздал, потому что она уже отправила Марини в монастырь, где — теперь она в этом не сомневалась — берет начало след безымянного мальчика. Тот, кто это сделал, сильно просчитался: зная о ее состоянии, он рассчитывал, что она либо не вспомнит о пометках, либо сочтет, что никогда их не писала. Тот, кто это сделал, прекрасно знал, что Альцгеймер пожирает ее память. Однако Тереза никому об этом не говорила, не доверяя даже дневнику. Взгляд Терезы привлек компьютер на письменном столе. На мониторе светились данные ее амбулаторной карты. Компьютер имел доступ к базе данных Национальной системы здравоохранения и всем ее анализам. — Комиссар? Вдруг у Терезы закружилась голова. Ей пришлось схватиться за кушетку, чтобы не упасть. Она посмотрела на Яна. — Вам нехорошо? — спросил доктор. В голове у Терезы промелькнула мысль о только что сделанном уколе. — Что… Что вы мне укололи?! — прохрипела она. Врач рассмеялся ей в лицо. — Инсулин, естественно. Вы уже забыли? Терезу охватила страшная слабость, вызванная то ли недосыпанием, то ли голодом, то ли бежавшим по венам ядом. Или же то был страх? — Доктор Ян, вы знаете о моей болезни, не так ли? — спросила она, чуть ли не задыхаясь. В шкафчике, за спиной доктора, зазвонил мобильный Терезы. Но она не шелохнулась. Взгляд Яна стал другим — отстраненным и неприязненным. — Может, ответите, комиссар? — спросил он. — А может, это сделаете вы? Доктор Вальнер! Тот на мгновение прикрыл глаза — такие же прозрачные, как лед, и такие же холодные. Терезе пришло в голову, что он мало похож на давний снимок, запечатлевший молодого управляющего приютом. Жизнь изменила его черты до неузнаваемости, но дело было не только во внешности. Все это время доктор скрывал свое истинное лицо под маской фальшивых улыбок и приятного обращения. Внутри же он оставался прежним — это читалось в его взгляде, в котором не было ни тени раскаяния и сострадания. Тереза спросила себя, каким же умом должен обладать человек, чтобы всю жизнь проносить столь страшную маску? Ответ лежал на поверхности: дело тут не в уме, а в дурных намерениях. Тереза вспомнила о том, как показывала доктору его дневник. На его лице не дрогнул ни один мускул. Какое невероятное самообладание! — Я всегда подозревала, что за всей этой историей стоит монстр. Но это не Андреас Хоффман, — проговорила она. — Не Тридцать девятый. Это человек, который украл у него жизнь и убил единственного друга, — вы, доктор! Губы Вальнера расплылись в улыбке, от которой Терезу едва не стошнило. — Я — ученый, Тереза. А наука требует жертв. — Вы убили одного, но избавиться хотели от обоих. Почему вы не вернулись, чтобы довести свой замысел до конца? — Ох, я возвращался, комиссар. И обнаружил всего один труп. Я знал, на что способен Альфа, поэтому сбежал. В то время ему исполнилось пятнадцать, но он был силен как бык. В гневе он был страшен. — Итак, вы подожгли сарай и ушли. — Это было моей единственной ошибкой. Я зря понадеялся, что огонь уничтожит все следы. Убегая, я оступился и свалился в овраг. Кое-как доковылял до деревни с тройным переломом. Не один месяц провалялся в постели, а потом пришлось навсегда отказаться от гор. Я больше не поднимался туда, чтобы насладиться видом своего детища. — Доктор, вы — преступник, такой же, как ваш отец и ему подобные. — Война закончилась семьдесят лет назад. Странно, что еще находятся недовольные вроде вас. — Расскажете это в суде. Вальнер рассмеялся. — По-вашему, почему я не сбежал? — спросил он. — Ничто не мешало мне исчезнуть, когда вы подобрались ко мне слишком близко. Но мне стукнуло семьдесят пять, к тому же у меня больное сердце. Начинать все заново под чужим именем не так просто, как сорок лет назад. До тюрьмы я не дотяну. На судебные разбирательства уйдет не один год. Как бы там ни было, комиссар Батталья, я выиграл эту партию. Тереза видела, как за спиной доктора показались Паризи и остальные. — Я сделаю все, что в моих силах, доктор Вальнер, чтобы убедить вас в обратном, — бросила Тереза. Проследив за ее взглядом, доктор понял, что они не одни. И сразу сник, растеряв весь апломб. Паризи взял его под руку и потащил прочь. На пороге Вальнер обернулся и сказал: — В шприце был инсулин. Вы не умрете, комиссар. По крайней мере, не сегодня. Тереза присела, чтобы снова не упасть в обморок. Ноги подкашивались, не хватало воздуха. Ей нужно было время, чтобы прийти в себя. — Все хорошо, комиссар? Подняв голову, она увидела Де Карли. — Все кончено, — проронила она, словно в этих словах заключался ответ. Тот кивнул, улыбнувшись. — Как вы здесь очутились? — спросила она. — Нас прислал Марини. Он вычислил Вальнера. Он на линии, поговорите с ним? И протянул ей телефон. Поколебавшись секунду-другую, Тереза взяла трубку: — Я первая догадалась, — проговорила она. На другом конце раздался смех. — Почему вы так решили? — По статистике, дорогой мой, ты — всегда второй. Марини снова рассмеялся. — Как вы? — спросил он. Тереза задумалась. — Хорошо, — ответила она. И это было правдой. Несмотря ни на что и вопреки всем прогнозам, Тереза ощущала такую радость жизни, какой не испытывала уже давно. Она только что вышла победителем в схватке с преступником, и теперь ей предстояло сразиться с собой. Отныне и впредь она сама кузнец своего счастья. Она всмотрелась в свое отражение в окне. И увидела растрепанную женщину с морщинистым усталым лицом и горящими глазами. То было ее лицо. Лицо воительницы. 80. Эпилог Из каньона Злива вилась серая дымка. Легкое дыхание пришедшей раньше срока весны сменило зимнее марево над горной речкой. Оно принесло с собой запах молодых побегов, рвущихся из-под земли к солнцу. Еще неделю назад скованная холодом вода сейчас клокотала, бурлила и била ключом. Лед отступал от берегов и подлеска, словно разбитое в пух и прах вражеское войско. Пробуждаясь с каждым днем все больше и больше, лес, потягиваясь, набирался сил под трели вернувшихся из долины птиц. Матиасу пришло в голову, что в их жизнях (его, Лючии, Диего и Оливера), как и в природе, наступает новая пора. В школе они проходили времена года, и теперь, в каньоне, откуда все начиналось, он наблюдал смену сезонов воочию: тут распускались первые почки. То же самое происходило и с ними. Они не застыли в болезненном прошлом, а шли вперед — так облака плывут по небу, по камням бежит вода и ветер шелестит в траве. Они, тянущиеся к свету цветы, наконец отыскали свое место под солнцем. Он бегом спустился вниз, вдыхая полной грудью бодрящий, живительный воздух. Оказавшись у каменистого берега, поспешил по хорошо знакомой тропинке, сменявшейся то ступеньками, то подвесными мостами. Стук его шагов по оттаявшему дереву — сглаженный и мягкий — звучал иначе, напоминая о лете. Даже вода, переливавшаяся зелено-изумрудными красками, и та поменяла цвет. Тут, внизу, у речного русла, убегавшего к деревне, он был не одинок. Он остановился и поднял голову к лазурному небу, ощущая, как рядом с ним, в кронах деревьев, бьются в унисон сотни крохотных сердец. В этот миг солнце озарило каньон, выпустив на волю калейдоскоп разноцветных красок.