Я мягко отвел ее руки, поцеловал обе ладони. И тут заметил свежий порез на своей. – Я быстро, – с сожалением пробормотал и покинул Элишку. Поднявшись на второй этаж, я очутился возле ряда дверей: две вели в спальни, еще одна в кабинет с библиотекой, а третья оказалась современной ванной. Не знаю как, но за домом ухаживали, и ремонт здесь был сделан добротный. На третий этаж я не стал подниматься, решив исследовать его после рабочего дня. Особняк пах по-особенному хорошо. Когда воздух из открытого окна немного разогнал пыль, я почувствовал ароматы сандала, какой-то кислинки, похожей на лайм, и недавно сгоревших спичек. Последнее казалось совсем абсурдным, но тем не менее эта смесь мне нравилась. Может, плюнуть на квартиру и переехать в дом? Он ведь мой. Странно, что я его боялся поначалу. В душе не нашлось ни мыла, ничего. Да и откуда ванным принадлежностям взяться в пустом доме? Постояв под горячей водой, я нехотя вылез. Порез на ладони саднил от соприкосновения с водой. Откуда он вообще взялся? Боль отпускала голову, и настроение стремительно улучшалось. Вместо полотенца, которое только предстояло купить, я вытерся своей футболкой и просунул мокрую голову в ворот толстовки, оставляя на горловине капли воды. В голове крутились вчерашние события. Непонятный Орден, разнюхавший, что я ищу тайник. Ба наверняка знала о них, не могла не знать. Черт! Шифр. Уилл Крамер говорил о шифре, который использовало тайное общество. Те люди, что приходили ко мне, представились ватиканским Орденом. Нужно скорее найти тайник, возможно, он поможет мне понять, во что я ввязался. Снова вспомнив про съемки и Элишку в гостиной, я ускорился. И через пару минут спустился к ней. Солнце пробралось через окна в холле и обняло лучами лицо Черновой, делая его фарфоровым. Каждая черточка осветилась, вырисовывая естественную красоту. Я забыл, как дышать, и не мог отвести глаз. Желание целовать розовые губы, чуть потрескавшиеся оттого, что она постоянно их прикусывала, было настолько сильным, что я невольно зажмурился, пытаясь побороть его. – Элишка, там… – я спустился в гостиную, а она тем временем снимала свитер, оставаясь в тонкой маечке. – Там полотенца нет. – Ничего, я все равно не прочь постоять под горячим душем. Она легко взбежала на второй этаж, и оттуда донеслось: – Кстати, посмотри входящие. Съемки на сегодня перенесли в город. Погодный коридор маленький. Я прочитал сообщение от ассистента. Весь день решили работать возле главного вокзала. Улицы перекрыли час назад, реквизит уже начали устанавливать, актеры и массовка должны прибыть вовремя. Нужно торопиться. Чернова справилась за пару минут, и, выйдя, мы направились к машине. – Дэн, расскажи про дом. Эли шагала рядом, жмурясь от солнца. Цвет ее ореховых глаз теперь казался ярче и переходил в зеленый. Я открыл для нее пассажирскую дверь и, когда выехал со стоянки, засмеялся: – Что именно ты хочешь узнать? – Все! Вчера тебе было нехорошо, но сегодня я жажду услышать подробности. Он твой? Ты снимаешь? Или дом принадлежит киностудии? – Дом мой, получил его в наследство совсем недавно. Вчера впервые туда вошел. Элишка удивленно ахнула. – Вау! Это круто. Дом Фауста очень красивый и дорогой. Я немного насторожился. Элишка пару дней назад ничего не знала о Праге, но сейчас говорит, что знает про дом номер пятьсот два на Карловой площади. Видимо, что-то отразилось на моем лице, и девушка поспешно добавила: – Утром я залезла в гугл. Было интересно узнать про роскошный особняк, в который ты меня пригласил. «Ну, скорее, ты сама попросила», – подумал я, а вслух ответил: – Эм-м. Да, старый дом с историей, и я пока еще не знаю, что с ним делать. – Как что? Продай! Уверена, он стоит прилично. Купишь квартиру в спальном районе, если захочешь остаться в Праге. И еще на безбедную жизнь хватит. В любом случае это огромные деньги, и думаю, тебе будет не слишком уютно жить в особняке в шумном центре города. Плюс его нужно содержать, убирать и тому подобное. Я округлил глаза, удивляясь тому, как быстро девушка распорядилась моим имуществом. – Извини. Я всегда была практичной, – пожала Элишка плечами, видимо, считая себя вправе давать советы о наследстве. Этот диалог оставил неприятное послевкусие, будто до этого я идеализировал Чернову. Она же была человеком, со своим характером и взглядами на жизнь, которые нужно принять, если хочу быть с ней. А я хотел. Ведь хотел же? Я запутался. Элишка всю дорогу рассуждала о выгодных вложениях и ценах на недвижимость, но слова сливались в фоновый шум. Я иногда кивал в ответ, думая совсем о другом. О тайнике в доме и о том, что так его и не нашел, а должен был. Я стиснул руки на руле и прибавил скорость. – Высади меня, пожалуйста, у вагончика гримера. Время поджимает, – попросила Элишка, когда мы прибыли на место. Она потянулась ко мне в поцелуе. Я напрягся и сделал над собой усилие, чтобы не отшатнуться. Каким-то образом всего за одно утро мое увлечение этой девушкой немного остыло. Я быстро мазнул губами по ее щеке и выразительно посмотрел на часы, горящие на приборной панели. – До встречи. Припарковавшись, в недоумении глянул на экран мобильного. Фил до сих пор не звонил. Я набрал номер Митсона, но оператор безразличным голосом сообщил, что абонент недоступен. Может, друг уже на съемочной площадке и я зря волнуюсь? Машину я оставил недалеко от Иерусалимской синагоги. Ближе к вокзалу свободных парковочных мест не оказалось, а площадь для авто киношников уже забили под завязку. Я сделал круг и ступил на «аллею кошмаров», как называли ее местные. Парковая зона с дорогой, ведущей к главному железнодорожному вокзалу, напоминала мне сцену из фильма «Один дома», когда Кевин забрел в Центральный Парк ночью. В детстве я спорил с другом, доказывая, что фильм на самом деле грустный, учитывая, что мальчика забыли родители, а братья с сестрами не испытывали к нему особой любви. Так вот, в Праге было такое место. В любое время суток здесь собирались наркоманы и нищие. Они теснились на лавочках, сидели под деревьями. Вонь стояла настолько сильная, что мои глаза заслезились, будто я свалился в канализационный люк. Добравшись до места съемок, я смог, наконец, нормально вдохнуть. – Дэниэль! Где Филипп? Никто не может ему дозвониться! – напал на меня главный. – Я без понятия, сэр. – Мой пульс ускорился, словно в преддверии чего-то плохого. Хотя что плохого могло произойти с другом? – Неприятно это признавать, но сегодня он незаменим. Несколько ассистентов заболели, один уехал в отпуск, и я рассчитывал на вас двоих! – Я понимаю. Послать кого-то к нему на квартиру? – Естественно! Пусть из-под земли мне его достанут. И топай работать, нам нужна мизансцена. На съемочной площадке стоял гул. Провода, аппаратура, вагончики с костюмами и гримерами. Улицы рядом, огражденные знаками mimo film[14], запрещающими въезд. Погода благоволила нам, дарила тепло, неожиданное поздней осенью. Но мы ждали исполнения прогноза пражских синоптиков после обеда. Я работал с актерами, снимая нужные сцены за несколько дублей. Так время подошло к обеду. – Дэн, его нет в квартире, – вернулся запыхавшийся ассистент. Да, съездить из центра Праги на край города в утренний час пик стоит уймы времени и нервных клеток. – Как нет? – возникло ощущение, будто в живот вползла скользкая змея и свернулась там тяжелым клубком. – Так. Я взял запасные ключи на киностудии на всякий случай. Квартира пуста. У меня сложилось впечатление, будто он и не ночевал там. Я судорожно достал мобильный. – Можешь не пробовать. Я звонил раз сто, наверное. Он отключен. Пальцы все равно нажали на вызов, чтобы убедиться в том, что ассистент прав. – Знаешь девушек, у кого он мог заночевать? Я помотал головой. Если записывать всех его пассий-однодневок, понадобился бы отдельный талмуд. Ассистент тяжело выдохнул. – Что ж. Будем надеяться, что он просто загулял. Дело-то молодое. Пойду испытаю на себе гнев главного. – Ладно. – Тебе сегодня предстоит вкалывать за двоих. Он похлопал меня по плечу и отправил на обед. Я пошел в кафе «Славия». Сел возле широких окон с видом на Народный театр и Влтаву. Огромный звездно-голубой купол здания венчала золотая корона. Двумя колесницами с неистовыми лошадьми управляли отлитые из бронзы крылатые статуи Победы на крыше Divadlo[15]. Они выглядели живыми и готовыми вот-вот помчаться по небу галопом. Благодаря наследству Фауста я чувствовал родство, некую причастность к истории Праги. Эта причастность мне нравилась. Она наполняла ощущением важности, значимости жизни. На город надвинулись тучи. А потом пришел он. Я не спешил назад, желая увидеть его в действии. Ртутная дымка наползала неспешно, даже лениво. Она делала очертания шпилей призрачными. Я расплатился и вышел, остановившись, чтобы досмотреть. Туман, наконец, сожрал мост, и реку, и все, что по ту сторону, вызывая безотчетный восторг. Пора снимать! Я пытался унять кусающую змею волнения у себя в желудке, но даже после обеда она не исчезла. Я набирал номер Фила, надеясь, что вот сейчас он точно ответит, но нет. Так я проработал до самого вечера, забыв обо всем, полностью отдавшись процессу. Но когда главный объявил конец съемок на сегодня, тут же вернулся мыслями к другу. – Дэн, я сегодня домой, – громко объявила Элишка перед уставшей группой и обняла меня, словно мы давно стали парой. Порез на руке снова начал саднить, словно отреагировав на ее близкое присутствие. Ведь до встречи с Элишкой вчера в кофейне его не было. Я выдавил улыбку, отстраняясь первым. Она, скорее всего, заметила мою неискренность, я не особо умел врать. – Что случилось? Ты странный. Я потер уставшие глаза и коротко сообщил: – Фил не явился на работу и не отвечает. Волнуюсь. Элишка беззаботно махнула рукой, всем видом показывая, что ничего такого пропажа Митсона не означает. – Он мог загулять, – предположила она, и я почувствовал, как к моим щекам прилила кровь от злости. – Поедешь к нему? – Да. До завтра. Не успел я сесть в машину, как телефон в кармане штанов разразился входящим. Номер был мне незнаком. – Слушаю. – Дэн, это я, Фил! Помоги! Меня схватили и держат на старом складе за городом. Они говорят, что ты должен дать свое согласие на что-то. Друг, мне страшно. Сделай то, что им нужно, прошу тебя! Его голос звучал надломленно.