2 августа 1995 года. Дэниэлю уже два, и он все время плачет, у Мари депрессия, а я мучусь кошмарами – мы определенно нашли друг друга. 5 октября 1995 года. Нет! О Боже! Нет! Я… я попал в кошмар и хотел убить девушку из сна. Душил что было сил, а когда проснулся, увидел, что лежу на бездыханном теле своей жены. Мари. Боже, нет! Как мне теперь жить без нее? 6 июля 1996 года. Меня чудом оправдали, доказав мою невменяемость в момент совершения убийства. Сегодня в очереди к психотерапевту я познакомился с прекрасной женщиной, которую зовут так же, как мою умершую жену – Мари. Мне кажется, она понимает меня, как никто другой. 10 сентября 1996 года. Рыжеволосая снова появилась, после того как Дэниэль, я и Мари стали жить вместе. 1 декабря 1996 года. Я больше так не могу! Это невыносимо! Господи, спаси мою душу…» Я лихорадочно вчитывался в страницы. Не может быть! Так не бывает! Схватился за волосы, сдерживаясь, чтобы не завыть в голос. Мать, которую я помнил, не была мне родной. Как? Бабушка. Она все знала и ничего не рассказала. Я читал словно одержимый. Мой отец, чей образ я так тщательно берег в памяти, – убийца? Глаза наполнились слезами. Я отложил листы и взялся за блокнот, начатый ба. Почти пустой, заполнены только первые десять страниц. «Я никогда не призывала духов». Меня снова затрясло. Бабушка все знала. Знала и не сказала. «Хотела, да, но после выходок Фауста это проклятие наследуют лишь по мужской линии нашего рода. Мой брат, наш отец, которого мы никогда не знали, мой сын, а скоро и мой внук. Да, женщины не наследуют проклятье Фауста, но обречены наблюдать за мучениями своих близких. Узнавать о роде я начала после того, как пропал мой брат. Через неделю после того, как ему исполнился двадцать один год, он вышел на работу и стал меняться. Брат мучился кошмарами, а днем ходил погруженный в себя и разговаривать со мной не хотел… После исчезновения я обыскала его комнату: нашла ларец и гримуар Фауста с антроподермическим переплетом. По крупицам собрала историю семьи, а после решила посвятить этой науке жизнь. С моим сыном Генри случилось несчастье: он боролся, но проиграл. Именно его сын, этот невинный мальчик, является тринадцатым потомком доктора Фауста. В доме чернокнижника в Праге я нашла старый тайник и спрячу дневники там. Я сделаю все, чтобы уберечь Дэна. Надеюсь, что священный крест, отлитый из серебряного кольца первого Папы Римского, станет мощной защитой, и мальчик никогда не узнает о своем проклятии и не почувствует темного желания. Я хотела растить его в знании с детства, но увидев глаза внука, избитого мачехой, не смогла. Пусть у Дэниэля будет счастливая жизнь. Надеюсь, дневники ему никогда не понадобятся». Далее шли даты жизни и смерти моих предков по мужской линии, начиная с сына Фауста. Бабушка размышляла о том, что сам доктор Йоганн мог быть бессмертным человеком с необычными способностями. Свои предположения она подкрепила только одним выражением «Зашифрованные исследования», но где их искать не написала. Ба изучала феномен мужчин из рода Фауст, которые не доживали до тридцати. Кто-то бесследно исчезал, кто-то сходил с ума и заканчивал недолгий путь самоубийством. Крест серьги должен был меня защищать. Только от чего или кого? Про темные желания понятно – это сны о рыжей, но я их видел даже тогда, когда носил бабушкин оберег. Получается, что он не работает? Или работает не так, как нужно? Оторвался от чтения и судорожно вздохнул. Тайны семьи. Раньше я предпочел бы совсем не знать о них. Какого черта меня потянуло на съемки именно в Прагу? Теперь я начал сомневаться, что меня случайно пригласили в Европу. С новым знанием о наследстве казалось, что я лишь чья-то марионетка. Телефон пиликнул сообщением от Фила. Он только что закончил «лечение» и проводил симпатичную медсестру. Позер! Даже из такой ситуации он умудрился извлечь выгоду. Я увидел пропущенный от Элишки и подумал ей написать, но остановился. Первое яркое чувство влюбленности сменилось сомнениями. Увижусь с Элишкой завтра на съемках, тогда и пойму, как быть. Я почистил нишу тайника от пыли и бережно поместил дневники и ларец обратно. Пусть я буду параноиком, но если в дом нагрянет Орден или еще кто, то им придется хорошенько потрудиться, чтобы найти наследство. Заночевать я решил тут же, в гостиной на первом этаже, боясь подниматься на второй. Я шустро принес постель, скрутился калачиком на антикварной, ужасно твердой софе и мгновенно уснул после всех передряг. Я ощущал себя запертым в глубокой яме сновидений, которая наполнялась водой, мешая дышать, не позволяя выбраться. – Вставай, кровавый мышонок! – Тормошили меня за плечо. Словно выплывая из глубокого мутного озера, я проснулся. Надо мной склонилась рыжая девушка из сна, игриво улыбаясь. Я шарахнулся от нее, наткнувшись рукой на что-то холодное и безжизненное. Медленно повернул голову и чуть не слетел с узкой софы. Глава 8 Factum est factum. Что сделано, то сделано. На софе рядом со мной лежала Элишка. Мертвая. Я понял это, но все равно кинулся проверять пульс. Прикосновение к ее холодной коже и тишина под пальцами, где должен тихонько биться кровоток, убедили окончательно, что девушка не очнется. Рот криво открыт, на шее многочисленные гематомы, а в остекленевших глазах – лопнувшие сосуды. Я опустил взгляд, простыня еле прикрывала белоснежные полушария груди. Значит… значит, мы занимались сексом. Ничего не понимая, пятясь, слез с софы. Нагая рыжая стояла рядом. – Изыди, чудовище! – прошипел я, а она лишь захохотала, откидывая волосы, что струились до бедер. – Объясняю, малыш, если ты не понял, – девушка деловито присела на софу рядом с Черновой. – Ты задушил свою милую, но корыстную любовницу, думая, что она – это я. – Не может быть! – громко, почти истерично огрызнулся я. – Я заснул здесь один, это точно! Рыжая поцокала языком и щелкнула пальцами: – Уверен? Вспомни, что ты делал. – Это не я! – Вспомни! – приказала она, и я подчинился, закрывая глаза. Под веками вспыхнули воспоминания последней недели. Недели? Это был я, но не помнил себя прожившим эти дни. Они слились в один. Утром уезжал на съемки, а потом снова возвращался в дом Фауста. Так продолжалось, пока я не пригласил Элишку на ужин. Ужин на корабле. Казалось, что я, настоящий я, словно спал все это время, а тот, кто занял мое тело, ходил на работу или, как сейчас, стоял возле судна, дожидаясь девушку. – Привет. Чернова с румянцем от слабого мороза мило подставила губы для поцелуя. Я приник к ним. – Ты сегодня особенно очаровательна, – в моем голосе слышалось восхищение, смешанное с обожанием. Чернова одним видом подействовала на меня, как стакан виски: в короткой расстегнутой дубленке и платье цвета малахита, которое струилось, подчеркивая хрупкую фигурку. Тонкие чулки и сапоги на опасно-острой шпильке. Ее ответный смех звучал переливом колокольчиков. Я нежно взял ее пальчики в свою руку и повел Элишку к трапу. Ресторан «Маринэ» славился вкусными блюдами за умеренную цену, а вид на Влтаву, Карлов мост и Пражский Град делал это место еще атмосфернее. Мне пришлось бронировать столик за несколько дней. Обстановка, выполненная из темного дерева, тихая музыка и празднично одетые гости – Чернова оглядела все и, похоже, осталась довольна. Я ждал ее реакции. – Дэн, здесь красиво, – одобрила Элишка. Я помог девушке снять дубленку и сесть, а затем попросил меню. Платье Элишки красиво обрисовывало грудь. Оттого что она села ровно, ткань натянулась, и под тонким бельем проступили торчащие соски. Мои пальцы согнулись и дрожали от непреодолимого желания прикоснуться к ней. – Ты так и будешь неотрывно смотреть на меня? – игриво поинтересовалась Чернова. – Да. – Что ж, я не против, – улыбнулась она и залилась румянцем. Волосы Элишка оставила распущенными. Они обрамляли овал ее лица и струились по плечам и груди. Я четко слышал свой пульс и хотел только одного: сесть к ней ближе, чтобы аромат девушки окутал меня, чтобы мы соприкасались телами. – Расскажи про свою жизнь в Словакии, – неожиданно попросил я. Она смутилась и промолчала, показательно заинтересовавшись меню, буквально выхватив его из рук официанта. Во мне проснулось любопытство. – Элишка? В Словакии у тебя кто-то был? Она подняла на меня кофейный взгляд, в котором читалась мука. – Был.