Я оглянулся на мистера Рота, который и не думал уходить со своего рабочего места. Лилиана ждала, нетерпеливо постукивая пальцами по бедру, на лице – вежливое участие. «Вы мое проклятье из снов?» – хотелось спросить, но вместо этого изо рта вылетело лишь убого-хриплое: – Подскажите, пожалуйста, как добраться до ближайшего проката лыж и подъемника? Управляющая будто ожидала другого вопроса: на короткий миг я увидел в ее глазах разочарование. Однако Лилиана тут же скрыла его. – Мистер Рот объяснит, а я прошу прощения – дела. Я кивнул и отступил, не смея ее задерживать. Внутри меня драло и царапало, словно туда поселили дикого зверя, и тот хотел выбраться на волю. Нуждался в разговоре с ней не при свидетелях, но девушка будто специально меня игнорировала. Взбежав по ступенькам, я накинул пальто и в сотый раз завязал непослушные шнурки на ботинках, снова обещая себе купить обувь без них. Вышел и невольно бросил взгляд на дверь тринадцатого номера. Возле нее не горели светильники, отчего и в дневное время дверь окутывал серый полумрак. Странно, что постоялец так и не спустился к завтраку. Захватив с собой кошелек, спешно покинул здание, провожаемый взглядами Лилианы и мистера Рота. Оба делали занятой вид, но я был убежден, что они только и ждали моего ухода. Надеюсь, администратор не позвонит в полицию или, учитывая произошедшее ночью, в психушку. Я и сам подумывал обратиться к специалисту, так как опасался, что начинаю путать реальность и сны. Вышел на улицу, плотнее запахивая тонкое пальто. Оглядел себя и понял, что буду главным посмешищем на склоне. Снег на Дахштайне сыпал очень мелкий и обильный, точно сахарная пудра. – Мистер Фауст! – окликнули меня с порога. Вильгельм быстро приблизился, и при дневном свете его кожа приобрела серый, словно тучи, цвет. – Возьмите, – он буквально всунул мне в ладонь визитку. – В десяти минутах ходьбы есть прокат зимнего облачения, для катания и не только. – Спасибо за беспокойство. – Лечить простуженных туристов не входит в мои обязанности, – насмешливо протянул администратор, окидывая взглядом мою одежду. Мистер Рот вернулся в отель, и я остался один. Покрутил в руках визитку, а после засунул в карман. Покорить здешние вершины я еще успею. Было любопытно, почему они ждали моего ухода. Мимо прошли две пары с лыжами и экипировкой, направляясь на склон по ту сторону горы. Я же решил обойти отель. Еще за завтраком мне пришло в голову, что в «Дахштайне» должен быть задний двор, следовательно, и еще один вход. Отель выглядел достойно, и мне хотелось узнать, почему в разгар сезона он занят только наполовину, исходя из слов Вильгельма, и каким образом они вели отбор новых гостей. В поисках ответов я поспешил по расчищенной дорожке, огибающей отель. В животе разрасталась кислотная дыра от чувства вины, которая, как бы я ни прятал, все равно выжигала мне внутренности. Проклятие Фауста настигло меня. Убийца. Я убийца! Я хотел орать. Выть, словно волк. Вместо этого я лишь стиснул зубы до скрипа и шагнул в неприметную калитку, скрытую пышными снежными елями. Нашел задний двор и остановился. Что я делаю? Может, стоит вернуться и сдаться в полицию. Сколько еще я смогу так скрываться? Я тряхнул головой, отросшие волосы упали на глаза, словно пряча от всего плохого. Вспомнил, как рассказывал Элишке про Пражские куранты, глядя в ее восхищенные глаза. Все, что случилось с нами, казалось какой-то другой жизнью, даже целым миром, унесенным ветром. Не знаю, сколько я так простоял в задумчивости, но спохватившись, перевел уже осмысленный взгляд на задний двор, который представлял собой квадрат газона, очищенный от снега. С одной стороны к забору примыкало деревянное строение, похожее на сарай: очевидно, там и хранили садовый инвентарь. Гаража не было видно, как и заготовок дров, что удивительно, ведь отели в горах всегда отапливались печами. Вокруг стояла оглушающая тишина, словно место, где стоял «Дахштайн», находилось в вакууме. После шумной Праги беззвучие давило громче любого крика. Вертя головой, я не заметил, как оказался у черной двери отеля. Чуда не случилось, она была заперта. Черт! Тут послышался щелчок замка. Кто-то открывал дверь с той стороны. Не придумав ничего лучше, застигнутый врасплох, я нырнул в сарай. Подсобное помещение где-то три на три метра, со стеллажами и старым письменным столом. Здесь царил идеальный порядок, каждая вещь находилась на своем месте. На противоположной от входа стене висели садовые инструменты. На стеллажах разместились мотки поливочных шлангов, ведра и моющие средства. Я приник к щели между деревянными досками и застыл, желая узнать, кто же вышел из отеля. Слегка прищурился из-за маленького угла обзора и кусал губы, пока не почувствовал кровь на языке. В поле зрения показалась девушка, чьи рыжие локоны были туго стянуты в аккуратный хвост. Какая-то странность была в ее походке, и тогда я увидел, как она одной рукой тянула что-то за собой. Я шагнул к другому, более широкому просвету между досками и тут же зажал рукой себе рот в ужасе от увиденного. Лилиана тянула за ногу человека, причем без особых усилий, словно тот был пластиковым манекеном. Мужчину, который так и не вышел к завтраку. Он определенно был мертв: лицо искажено и застыло в предсмертной гримасе ужаса, а изуродованную грудную клетку словно драл медведь. Но самое страшное, что управляющая шла к сараю. Я заметался по кругу, ощущая себя в клетке. В маленьком помещении было совершенно негде спрятаться. Стеллажи, инструменты, стол. Я задыхался, словно пробежал полумарафон без подготовки. Почувствовал кислый вкус во рту, слабость завладела моими конечностями. Ручка тихо повернулась, дверь приоткрылась. Девушка шагнула в подсобный дом, волоча за собой труп. Я затаил дыхание, скрутившись в клубок под старым письменным столом. Охвативший меня ужас стучал адреналином в ушах, и я умолял сердце биться тише, чтобы она не услышала. Лоб покрылся испариной. Пол под руками был холодный, словно лед на замерзшем озере. У меня дрожали губы и подбородок, я постарался неслышно сглотнуть подкатившую тошноту. Что, черт возьми, происходит в отеле «Дахштайн»?! Я сильно ущипнул себя, надеясь, что сплю, но нет: вместе с болью и наливающимся синяком на коже проступило осознание реальности происходящего. Тогда меня накрыло еще одно откровение. Возможно, я понимал это с самого начала, но отмахивался от него, не желая верить. Лилиана и есть проклятие из снов. Она – Лилит. Искушение, которое появляется в зеркалах. О ней писал предок и бабушка, а я все равно так глупо попался. Тем временем девушка, кем бы она ни была, полностью втащила мертвеца, и его гротескное лицо оказалось рядом с ножкой стола. Я молился, чтобы она оставила его и ушла, но и этого не случилось. Лилиана присела над трупом и стала методично и хладнокровно ощупывать его карманы, будто каждый день только и занималась тем, что таскала и обыскивала трупы. Человек лежал параллельно столу, управляющая сидела над ним на корточках, спиной ко мне, почти упираясь в деревянную ножку. Лилиана пока меня не заметила, хотя находилась так близко, что я чувствовал аромат ее карамельно-пряных духов. От трупа не воняло, лишь слышался металлический запах запекшейся крови. Из разорванной груди мертвеца она расползалась по одежде ржаво-медными потеками. Обследовав карманы покойника, девушка поднялась и прошла к стене с инструментами. Я подался вперед, чтобы лучше видеть, немного высунувшись из-под стола. Лилиана ласково водила пальцами по ручной пиле, зубья которой сверкали в полумраке сарая, словно драгоценности. Отодвинувшись от ножовки, она перешла к топору. Я завороженно следил за движениями рук, представляя, что она хочет сделать с мертвецом с их помощью. Остановив выбор на топоре, девушка сняла его со стены, а я быстро и бесшумно вжался в угол под столом. Ее шаги по каменному полу сарая на шпильках вызвали у меня тремор. Она остановилась возле стола, стройные ноги в угольных брюках, а за ними труп мужчины – это все, что я видел. Было слышно, как Лилиана положила топор на столешницу, потом снова взяла и принялась водить лезвием по куску камня, который я видел на столе, когда вошел. Вжих, вжих. Я же, стараясь забиться как можно дальше, осторожно подвинулся под столом. Но тихо сделать это у меня не получилось. Хрустнул большой палец на правой ноге. Я замер в ужасе и почти оглох от стука собственного сердца. Какого черта я вообще сунулся на задний двор? До этого размеренно водившая инструментом по камню девушка прекратила свое занятие. Я боялся дышать и моргать, чтобы ненароком не поколебать воздух, который по ощущениям стал гуще, сделав полумрак сарая еще темнее. Не услышав больше ни звука, Лилиана снова принялась точить орудие. Как отсюда выбраться? Надеюсь, она не станет его расчленять! Мысли скакали, как испуганные зайцы, выбежавшие на трассу и попавшие в свет фар. Рыжеволосая переступила с ноги на ногу и опустила правую руку, в которой был топор. Такие использовались для мелких щепок. Девушка, наточив его до состояния, которое ее удовлетворило, вернула инструмент на место на стене сарая. Немного постояв над мертвецом, она громко хмыкнула и, судя по звуку, пошла к выходу. Я под столом еле сдержал вздох облегчения, прислушиваясь к ее шагам. Дверь открылась и захлопнулась. Я помедлил некоторое время. Густую тишину можно было разрубить тем самым топором, который только что точила рыжеволосая. Осторожно выполз, со стоном разгибая затекшие конечности, избегая при этом смотреть на труп, оставленный посреди сарая. Уже мысленно представлял, как подожду на склоне до вечера, а потом вернусь в отель и выпишусь. Заберу вещи, а затем уеду как можно дальше отсюда. Я развернулся к двери и похолодел. Рыжеволосая стояла возле входа, скрестив руки на груди, прожигая меня насмешливым взглядом. Она не ушла и знала, кто прятался под столом. Девушка напоминала ягуара, застывшего и готового броситься в смертельном для жертвы прыжке. Зажмурив глаза, я попятился, сдерживая крик ужаса. Меня окатило жаром, казалось, пот выступил на каждом сантиметре кожи. – Дэн-Дэн, – укоризненно протянула она, будто смакуя мое имя. – Следовало сидеть тише, хотя я почувствовала твой запах еще на пороге, сладкий. – Я… я, – заикаясь, я силился как-то оправдаться, пообещать, что никому не расскажу об увиденном, но предостережение в янтарных глазах заставило замолчать. Меня трясло, вариантов убежать становилось все меньше. Сорвать инструмент со стены и ударить им Лилиану? Или же схватить ее и отшвырнуть от входа, затем открыть дверь и бежать. А документы, которые остались в рюкзаке? Бежать сразу в полицию? Вдруг она успеет спрятать труп, и я не смогу ничего доказать? Тем более меня самого, скорее всего, ищут. Девушка напротив не шелохнулась, будто мраморная статуя с говорящей, живой головой. – Дэниэль, давай начистоту. Ты догадываешься, кто я, ищешь ответы о своем проклятии и предназначении. Тебе, по сути, некуда бежать. Такого, – она кивнула на труп, – с тобой не произойдет, если не станешь делать глупости. Я вздрагивал после каждого слова. Лилиана произносила их совершенно безэмоционально, но именно это пугало. Она была точно сверхъестественный маньяк, и ничего хорошего меня здесь не ждало. В панике я набросился на нее с разбегу и попытался оттолкнуть от дверного проема, но словно налетел на гору. Рыжая не сдвинулась ни на миллиметр, будто вросла в пол сарая. Янтарные глаза заволокло тьмой, и невидимая сила отшвырнула меня к ногам мертвеца. Я хорошо приложился спиной о каменный пол, испустив стон боли. Потом меня снова резко подняло в воздух и бросило на пол, выбивая воздух из легких. Она меня убьет, как постояльца, ног которого я касался головой. – Прежде чем что-то делать, научись думать, – Лилиана демонстративно отряхнула и без того безупречные лацканы пиджака. Она склонила голову набок, хмурясь, словно раздумывала, стою ли я того, чтобы вообще со мной разговаривать, или проще сразу убить. – Кто ты? – выдавил я, поднимаясь на ноги. – Я – Лилит. Нужно было уделить больше времени дневникам доктора Фауста, Дэниэль, – голос был лишен эмоций. Всех, кроме одной – презрения. – Рекомендую до вечера не появляться в отеле. Прогуляйся на склоны, но чтобы никому ни слова. После поговорим. Я молча двинулся к выходу, но, проходя мимо Лилит, был схвачен за локоть. – Надеюсь, ты понимаешь, что бежать бесполезно? – Да понял я! – почти крикнул ей в лицо, чувствуя, что еще секунду – и зайдусь в истерике. Я выпал наружу, наступив ботинком на свой, как всегда, не вовремя развязавшийся шнурок. Неуклюже поднявшись, отряхнулся и поспешил к калитке. Мысль взять рюкзак и уехать была единственной здравой в моем воспаленном мозгу. Лилит не оставит меня в покое, а очередь из преследователей и без того росла день ото дня. Может, стоит остаться и узнать, что она такое и какие тайны хранит отель «Дахштайн»? Я достал визитку и увидел, что на ней изображена мини-карта и прокат совсем близко. Снег не прекращался, пришлось ускорить шаг. Бутик с горнолыжным обмундированием показался из-за поворота так же резко, как до этого отель, в который мне нужно вернуться вечером. Магазин был вырублен прямо в горе и выглядел довольно старым, но витрина демонстрировала спортивную одежду дорогих брендов. Звякнул колокольчик на входной двери, и я шагнул внутрь. За прилавком стоял улыбчивый тучный мужчина с пышными седыми усами. Я поздоровался и прошел к стойкам с зимними куртками. Кататься сегодня я не планировал, но купить теплую одежду не помешало бы. Заодно и узнаю цены на прокат инвентаря. Спустя полчаса я стал обладателем горной куртки с «гортэкс»[29], очень теплой, на тончайшей подкладке, и пары штанов. Пришлось разориться на удобные ботинки, подходящие альпийской местности. – Мистер, вы можете оставить городскую одежду здесь в камере хранения, а забрать ее, допустим, завтра, если хотите прокатиться. Вы ведь из «Дахштайна»? – у мужчины был громкий бас, и я поразился, как он до сих пор не вызвал им лавину. – Как вы поняли? – мне действительно было интересно. – О, это просто. Мой магазин обслуживает всего три отеля. Вы шли по дороге, ведущей от «Дахштайна», – радушно пробасил он. – На какой срок вы заехали? – На долгий, – уклончиво ответил я, мечтая поскорее выйти и отклеить вежливую улыбку со своего лица. Цены оказались сносными, поэтому, поддавшись на уговоры продавца, я не удержался и взял сноуборд, шлем и очки. В ста метрах от магазина стоял подъемник. По пути наверх я смотрел на горные пики, но будто не видел их, погруженный в мысли об убийстве и своей дальнейшей судьбе. Вдруг стало неважно, что я хотел быть режиссером и создавать истории. Труп Элишки перечеркнул мою жизнь, заставляя придумывать новую. Жизнь в новом месте. Поэтому я не убежал, хотя оставаться с Лилит и тем, что происходило в отеле, мне также не хотелось. Посмотрев расположение трасс на карте в кабине подъемника, я миновал оживленный спуск «Миттерштейн», который делится на северный и южный. Северный подойдет для уверенно стоящих на лыжах и сноуборде, а южный – для «профи». Профи я себя не считал, но и северный не выбрал. Я прошел их и, наконец, добрался туда, где никого не было. Лишь вдалеке мелькнул силуэт сноубордиста, стремительно катившего по почти отвесному склону. Да, я забрался на черную трассу. С трудом сглотнул, ощущая сухость во рту и бешеное сердцебиение. Судьба загнала меня в угол, и те варианты, которые мне оставались, не особо привлекали. Я не был храбрецом, но уже стал убийцей. Так чего бояться? Я положил сноуборд и закрепил ноги, судорожно вдыхая разреженный морозный воздух. След от чужого съезда уже присыпало. Склон представлял собой почти отвесную скалу, укутанную снежным одеялом. Мгновение, и я покатил. Сдохну, значит, избавлюсь от проклятья и чувства вины за убийство Элишки, а если нет – останусь разбираться в этом дерьме. Шум ветра, доска, словно продолжение меня, и чувство опасности. Я несся, набирая скорость. Ноги дрожали от напряжения. Не знаю, то ли я слишком отчаянно хватал воздух, то ли очки оказались бракованными, но они запотели. Я перестал что-либо видеть и на скорости попытался затормозить, чтобы протереть их. Доска накренилась, я потерял контроль, упал, и дальше меня потащило кубарем по склону. Серое небо, с которого сыпались хлопья, и снежная трасса перемешались от быстрого вращения. Я перестал понимать, где земля, а где небо. Адреналин выплеснулся в кровь, словно мне сделали инъекцию. Он бился в висках, вытесняя из мыслей все, кроме отчаянного желания выжить. Я понял. Я хотел жить. Жить, несмотря ни на что. Постарался отключиться от раздражителей в виде боли и одышки, чтобы сосредоточиться на торможении. Накренил доску так, чтобы она параллельно вспарывала трассу, как нож. Инерция дотащила меня до кромки елей и находящегося под ними обрыва. Мне удалось. Я со стоном встал и вернулся на трассу, чтобы найти обозначения карты и подъемников. Добравшись до ближайшей станции, я в изнеможении ввалился в местный ресторан, где, умирая от голода, накинулся на сырный австрийский суп и горячий глинтвейн. Начинало темнеть, и я понял, что пора возвращаться. Чем ближе подходил к отелю, тем сильнее кусал обветренные губы. Почему никто не предупредил меня раньше о Фаусте и остальном? Почему ба скрывала, что я проклят с рождения? С усилием расслабив лицо и сделав непринужденный вид, я направился в холл отеля. Мистер Рот записывал в книгу новых гостей: пожилого мужчину и его спутницу моих лет, наверняка любовницу. Он проводил меня коротким, ничего не выражающим взглядом. Я принял душ и, прислушавшись к затихшему дому, решился выйти. Меня мучили вопросы и чувство вины, которое отбрасывал от себя, словно мячик, но оно все равно возвращалось в удвоенном размере. Я не хотел оставаться наедине со своими терзаниями. Мне было необходимо найти Лилит и расспросить о предке и таксисте, портрет которого висел в холле.