Я нахожу их странное чувство стыда забавным. Они выглядят так, как будто их обоих поймали с руками в банке с печеньем, и, может быть, если бы я был неуверенным в себе человеком или хотя бы на мгновение подумал, что эти двое когда-нибудь даже подумают о том, чтобы предать меня, я бы беспокоился больше. Но не я. То, что произошло на сцене, было всего лишь демонстрацией, и ведущий Максвелл явно недооценил их как пару. Небольшое шоу, которое они устроили, было забавным, особенно для меня, чем для кого-либо еще, поскольку я был единственным в зале, кто знал, насколько неудобно это было для них. Увидеть их там наверху, мою полуголую жену в руках моего лучшего друга… не произвело на меня того впечатления, которого я ожидал. Когда я вернулся в главный демонстрационный зал, я остановился у двери, когда узнал двух человек в розовом свете. И пока мой разум повторял ритм “какого хрена” , мое тело не реагировало так же. Может, мне стоило броситься на сцену и вырвать свою женщину из объятий Дрейка. Я, наверное, должен был закипеть от гнева при виде его пальцев, пробегающих по всей длине ее позвоночника, скользящих по едва прикрытым грудям и щекочущих нижнюю часть ее грудной клетки. Но я не ненавидел это. Я вовсе не ненавидел. Изабель выглядела такой маленькой по сравнению с телом Дрейка. Ее теплые медные волосы сияли еще ярче в розовом свете. И я не мог не задаться вопросом, что творилось у него в голове во время их небольшого эксперимента по связыванию веревки. Мне не пришлось долго удивляться, потому что в тот момент, когда Изабель отошла в сторону, все в комнате, включая меня, увидели его впечатляющую реакцию. Он был тверд. Очень тяжело, если я правильно оцениваю со своей точки зрения. Мой лучший друг явно возбудился, прикасаясь к моей связанной веревкой и полураздетой жене. Я должен быть чертовски в ярости… но я не в ярости. — О чем ты говорил с Мирабель? — кротко спрашивает Изабель, когда мы подъезжаем к прокату. — Перекрестное продвижение. Она рассказала мне немного о том, как они обращаются со своими контрактами и фрилансерами. — Хорошо, — отвечает она и снова замолкает. Она ведет себя странно. — Вам понравился этот демонстрант? Мы можем поговорить с ним о приезде в наш клуб. — Он был слишком формальным и чопорным, — ворчит Дрейк с заднего сиденья. — Тогда неважно, — шучу я. — Не знаю… Он мне вроде как понравился, — добавляет Изабель с милой улыбкой. Моей жене нравятся все, поэтому иногда ее суждениям трудно доверять. Но это заставляет меня любить ее еще больше. В ее теле нет порочной или жестокой кости. Перегнувшись через консоль, я сжимаю ее руку. Как только мы вернемся к аренде, будет уже за полночь, и мы, вероятно, должны быть измотаны, но мы втроем провели последний год, корректируя наши графики, чтобы приспособиться к поздним часам клуба. Изабель даже наняла сотрудников, чтобы открыть свою студию, и переключилась на занятия на закате, а не на рассвете. Поэтому, когда мы входим в маленькое жилое пространство, никто из нас не идет к спальням. Вместо этого Дрейк достает бутылку текилы, которую купил сегодня в местном магазине, и открывает ее с решительным выражением лица. — Я собираюсь надеть пижаму. Может, примем ванну с пеной, — говорит Изабель, наблюдая за угрюмым настроением Дрейка за кухонным столом. — Звучит неплохо, детка, — говорю я, целуя тыльную сторону ее руки, прежде чем она исчезает в спальне. Вернувшись в гостиную, я скептически смотрю на Дрейка, наливающего себе стакан. — Лучше сделай два, — говорю я, и он не отвечает. Вручив мне стакан, он отбрасывает свою рюмку, затем делает тяжелый выдох и бьет пустой стакан о стойку. — Мы можем поговорить, пожалуйста? — Ты в порядке? — спрашиваю я, взбалтывая золотую жидкость в стакане. — Нет, я не в порядке. Я связал жену своего лучшего друга в нижнем белье и чувствую себя из-за этого мудаком. Впервые за сегодняшний вечер он наконец смотрит мне в глаза, и выражение его лица окутано раскаянием. — Дрейк, все в порядке. Расслабся. Это была просто демонстрация. Его брови хмурятся, когда он смотрит на меня. — Перестань, — бормочет он. Из моей груди вырывается смешок. — Остановить что? — Быть слишком чертовски милым со мной. Относишься ко мне как к гребаному ребенку. Ты должен захотеть свернуть мне шею прямо сейчас. Ты хочешь ударить меня? Отлично. Просто сделай это. Я смеюсь еще сильнее сейчас. — Ты ведешь себя чертовски глупо. Я не слишком добр к тебе, потому что я ни хрена на тебя не злюсь. Что? Ты думаешь, я действительно волнуюсь, что ты пытался нащупать мою жену на сцене со мной в комнате? Господи, Дрейк. Я знаю тебя всю свою чертову жизнь. Если бы я хоть на секунду подумал, что ты когда-нибудь захочешь забрать у меня Изабель, думаешь, я бы держал тебя рядом так долго? — Если бы это была моя женщина там, наверху, к которой прикасается другой мужчина… на которую таращится целая комната, полная людей… я бы с ума сошёл, — бормочет он за очередным стаканом текилы. — Я никогда не должен был позволять ей подниматься туда вот так. — Ты коришь себя ни за что. Его глаза находят мои над краем стакана, и он долго смотрит на меня, прежде чем наполнить рот стаканом. Когда он снова говорит, он делает это немного тише. — С вами все в порядке, ребята? Я вздрагиваю, прежде чем снова посмотреть на него. — Конечно. Почему ты спрашиваешь? — Потому что ты странно спокойно относишься ко всему этому. — Потому что это не имело большого значения! — Я спорю. Когда он не расслабляется и не говорит ни слова в течение минуты, я беру бутылку из его рук и ставлю на прилавок. — Послушай, я так же удивлен, как и ты, но, увидев тебя с Изабель, я не разозлился. Может быть, это потому, что мы втроем практически выросли вместе, так что я видел тебя с ней так долго, что на меня это никак не влияет. Ты не можешь расстроиться из-за одной маленькой путаницы и случайного прикосновения к синице. Не то чтобы ты ее трахнул. — Хантер! — рявкает он, вскинув голову и в ужасе глядя на меня. — Я бы никогда. Ты знаешь это. — Я знаю это. Поэтому я даже немного не беспокоюсь. Теперь ты просто остынешь, черт возьми? — Хорошо, — бормочет он. — Это было просто странно. Вот и все. — Не могло быть так странно. Я имею в виду… все видели, как сильно тебе это нравилось, — отвечаю я с легким смешком. — Боже мой! — рявкает Дрейк, отстраняясь от прилавка, как будто я ударил его. — Ты это видел? Может быть, текила начинает действовать, потому что мне, наверное, не следовало признаваться ему в этом, потому что он выглядит слегка огорченным. — Она горячая, — отвечаю я. — Думаешь, я буду ругать твой член за то, что заметил? — Ты чертовски болен, — отвечает он, на этот раз улыбаясь. И я чувствую облегчение от этого. Я ненавижу видеть своего лучшего друга таким расстроенным, что может объяснить, почему я не так расстроен, как должен был бы быть. — Я пойду проверю ее, — говорю я, оставляя Дрейка на кухне. Он начинает рыться в своем телефоне, и по мягкому выражению его лица и легкой потере фокуса в глазах я могу сказать, что в него влилась текила. Что говорит мне о том, что он больше не будет расстраиваться из-за этого. — Да, хорошо, — бормочет он, когда я выхожу из комнаты. Когда я вхожу в нашу спальню с примыкающей к ней ванной, я мгновенно улавливаю запах лаванды, аромат, который сразу же заставляет мой член шевелиться, потому что это означает, что она рядом. Эти ванны с лавандой для нее почти ежедневный ритуал. Каждую ночь она убегает в свою теплую ванну с пеной, впитывая успокаивающий аромат, который затем приносит с собой в постель, чтобы наш секс и мои сны были пропитаны знакомым запахом. Оно спокойно проникло в мою жизнь, и я так не жалуюсь. — Привет, красавица, — шепчу я, заглядывая в запотевшую ванную и обнаруживая ее с книгой в руках и пузырями до подбородка. — Привет, — сладко говорит она, опьяненная теплом воды. Со смехом я сажусь на край ее ванны и провожу рукой по ее голове. — Красавица, на улице около ста градусов. Как ты можешь принять горячую ванну прямо сейчас? — Ты знаешь, я люблю ночные купания. Кроме того, я хотела дать тебе несколько минут, чтобы поговорить с ним. Он в порядке? — Он в порядке. Почему вы двое делаете из этого большое дело? Я спрашиваю. Она сидит немного выше. — Ты не злишься? Я качаю головой. — Нисколько. Если что… — говорю я, скользя рукой по ее щеке и вниз по влажной коже шеи. Она мычит в ответ. — Все это меня немного возбудило. — Тебя возбудило то, что твой лучший друг прикасается ко мне? — спрашивает она дразнящим тоном. И я знаю, что она шутит, потому что это смешно. Я был бы не в своем уме, если бы меня это возбудило, но она озвучивает точную мысль в моей голове, только в моей голове… Я не шучу. Вид Дрейка с моей женой меня возбудил . Вид его рук на ее теле заставил мою кровь биться быстрее, чем я хотел бы признать. Это не совсем то, что я хочу распаковывать прямо сейчас. Или когда-либо. Потому что в глубине души возбуждение, охватившее меня в тот момент, заставляет меня чувствовать себя менее мужчиной. Как сказал Дрейк, я должен был разозлиться. Я должен был потребовать ее, ударить его и превратиться в дикого, территориального пещерного человека. Но я этого не сделал. Вместо этого я смотрел с интригой и волнением. И когда он врезался своим застывшим членом в мою жену, вздох, вырвавшийся из ее рта, заставил мой и без того твердый член вытечь из кончика. Я не хотел, чтобы они останавливались. Я хотел, чтобы он сделал это снова. Даже сейчас я не могу отрицать видения, которые продолжают вспыхивать в моей голове. Представляя его там, наверху, вместо того, чтобы прятать свое возбуждение в штанах, выпускать его наружу, чтобы он мог вонзить его в нее по-настоящему. Чем больше я думаю о ее лице и звуках, которые она издавала, когда он трахал ее, тем сильнее и сильнее я становился возбужденным. Прежде чем я потеряюсь в эротической спирали этих видений, я вытаскиваю руку из ванны и говорю: — Меня возбудило то, что ты вся связана этой веревкой. — Ах, да? Итак, что ты собираешься с этим делать? — соблазнительно спрашивает Изабель, откладывая книгу в сторону и прислоняя голову к спинке ванны. Я возвращаю свое внимание к ней, к этой богине женщины, лежащей обнаженной передо мной и ожидающей, когда я доставлю ей удовольствие. И я не хочу ничего, кроме как побаловать ее. — Ну, дай подумать… — говорю я, расстегивая рукав на правом запястье. Она закусывает губу, глядя, как я закатываю ее до локтя. Как только она отодвигается, я снова касаюсь ее шеи, не торопясь, касаясь каждого идеального дюйма, от ее ключицы до ее правой груди, сжимая ее в нежном щипке. Она скулит, когда я провожу прикосновением по ее животу, и начинает извиваться, когда я нахожу крошечный треугольный пучок волос между ее ног.