Теперь слезы заблестели и на щеках Хоакина; Майе пришлось забрать коробку у Грейс и передать ему. – Новая тетушка – это отлично, – заявила Майя. – Нам она пригодится. Джессика встала из-за стола и по очереди взяла в ладони лицо каждого из троих подростков. На лице Хоакина ее руки задержались дольше всего. – Она тебя любила, – шепотом повторила Джессика ему на ухо. – Безумно любила – и твоего отца, и тебя. Хотя может показаться, что это не так, я клянусь: это чистая правда, Хоакин. Мелисса хотела для тебя всего самого лучшего. Хоакин обхватил руками запястья Джессики, а она провела большими пальцами у него под глазами и поцеловала в макушку. – Боже правый! – вдруг охнула она. – Как же я позабыла-то! Сейчас, погодите-ка минутку. Джессика торопливо вышла, оставив заплаканную троицу ошеломленно глядеть друг на друга. – Тебя назвали в честь отца, – прошептала Майя Хоакину. – Обалдеть, да? Он лишь мотнул подбородком и вытер глаза рукавом. – Ты как, в порядке? – осведомилась Майя. – Вроде да. – Хоакин прочистил горло. – Просто… сразу столько всего свалилось. Грейс молча кивнула. Персик по-прежнему смотрела на нее с фотографии в телефоне. – Ну вот, – объявила Джессика, входя в кухню. – Сама удивляюсь, что же это мне сразу в голову не пришло. Держи, Хоакин. – Она протянула ему ключ. – Это от банковской ячейки. Мелисса арендовала ее сразу после твоего рождения, а после смерти сестры за аренду платила я. Она постоянно повторяла, что это для тебя. Я ни разу не открывала ячейку и понятия не имею, что там лежит. Это ведь только тебя касается. Хоакин озадаченно заморгал, рассматривая ключ на ладони, потом поднял глаза на Джессику. – Мелисса что-то оставила? – Да, именно тебе. Так и сказала. По спине Майи побежали мурашки. – Так, – произнесла Джессика, – проголодались, наверное? Поболтали, пора и перекусить? Майя сомневалась, что сможет впихнуть в себя хоть что-нибудь, однако, увидев выражение лица Джессики, ответила за всех троих: – Я люблю и есть, и болтать. Брат и сестра рядом с ней согласно закивали. Хоакин В банк их повезла Грейс: Хоакин побоялся садиться за руль, так сильно тряслись руки. В доме Джессики – там, где его мать ела, смотрела телевизор, спала, – ему было хорошо. Они сидели на заднем дворе, угощались сэндвичами и картофельными чипсами, и Джессика была к ним очень добра. Смеялась она так же, как Грейс, звонко и переливчато, а на подбородке у нее была точно такая же ямочка, как у Майи. Несколько раз она брала его за руку – просто чтобы подержать, и при желании Хоакин почти мог поверить, что это мамина рука, что мама смотрит на него оттуда, сверху. Как быть после всего, что он узнал? На прощание они долго обнимались с Джессикой, обещая оставаться на связи, а она ласково гладила каждого по лицу. Бумажка с ее номером телефона лежала в кармане Хоакина рядом с загадочным ключом. – Если хотите сразу домой… – начал он, когда Грейс отъезжала от обочины. – Не хотим! – отрезала Майя с заднего сиденья. (На этот раз она даже не попыталась занять место впереди, и от этого Хоакин чувствовал себя еще более странно.) – Ты едешь в банк, и точка. Он не стал спорить. Ехали молча, потом вышли из машины и гуськом вошли в банк, Хоакин – первым. – Здравствуйте, – сказал он женщине за стойкой. – Я, гм… Здесь должна быть ячейка на мое имя. Джессика Тейлор звонила и… – Пожалуйста, назовите ваши имя и фамилию. Нервно сглотнув, он произнес имя отца – свое имя. – Хоакин Гутьеррес. Женщина сверилась с компьютерной базой. – У вас есть при себе ключ? Он вытащил ключ из кармана, стараясь не обращать внимание на дрожь в руках. – Вот. Женщина повела его по коридору, однако он задержался и жестом позвал за собой сестер, которые приготовились ждать в холле. – Что бы ни случилось, держимся вместе, помните? Девушки встали и последовали за ним. Хоакин взял обеих за руки. Помещение оказалось маленьким, совсем не таким, как обычно показывают в фильмах. А он-то думал, что сейчас войдет в огромный, отделанный мрамором зал! Свет время от времени моргал, однако Хоакину было все равно. Он и сотрудница банка одновременно повернули ключи, и из ячейки в стене выехала коробка, длинная и плоская, размером с тетрадный лист. – Можете ознакомиться с содержимым здесь, – сказала женщина, проводив троицу в еще более тесную комнатку. Дверь за ней закрылась, подростки остались одни. Глядя на лежащую на столе коробку, Хоакин сделал глубокий вдох, затем другой. – Ну, и что там внутри? Есть догадки? – Деньги, – предположила Майя. – Акции «Эппл», – высказалась Грейс. – Набор стикеров. – Пони? Хоакин невольно рассмеялся. – Эх вы, чудики. Ладно, была не была. – Он открыл крышку. Сначала ему показалось, что это всего-навсего пачка открыток с изображением незнакомых людей и незнакомых мест, а потом Грейс сдавленно охнула, и его взгляд приковала картинка, на которой женщина держала на руках смеющегося кудрявого малыша. Она тоже смеялась, и глаза у нее и ребенка были одинаковые. Только тогда до Хоакина дошло, что это вовсе не открытка, а фотография, на этой фотографии он и его мать, и таких фото целая коробка. Из его глаз неудержимо хлынули слезы, руки лихорадочно перебирали снимки. Вот фото новорожденного Хоакина в больнице, красного и сморщенного, как изюм, а вот он сидит в манеже и счастливо улыбается в объектив. При взгляде на каждую фотографию его захлестывали эмоции, сердце всякий раз замирало, а потом в груди разливалось тепло. Мама, ясноглазая и жизнерадостная, была невероятно похожа на Грейс и Майю. Только сообразив, что слезы капают на фотокарточки, Хоакин понял, что плачет. Грейс тихонько всхлипывала, уткнувшись в Майину спину, а Майя прижималась лбом к его плечу. Хоакин привлек к себе обеих сестер и замер. Прошлое, разложенное на столе, взывало к ним, обещая нечто большое, искреннее и светлое. – Смотрите, – прошептала Майя, беря одну из фотографий, – смотрите сюда. Хоакин взял у нее фото. Мама держала его на бедре, указывая пальцем на камеру, и на снимке явно был виден ее округлившийся живот. Хоакин улыбнулся. – Это Грейс. Грейс присмотрелась и охнула. Он вновь начал перебирать фотографии, вглядываясь в лицо маленького мальчика – в свое лицо. Как легко простить такого очаровательного малыша, большеглазого и пухлощекого… Хоакин раз за разом напоминал себе, что этот ребенок – он сам, что когда-то кто-то его любил и сделал так, чтобы эти фотографии пролежали в целости и сохранности почти восемнадцать лет. Пускай они не висят на стене и не вклеены в альбом, но они есть. Кто-то счел нужным их сберечь. И только одна фотография не была его детским снимком. Профессиональное фото – сделано, кажется, на школьном балу… Да это же мать и отец на выпускном, внезапно осознал Хоакин. Примерно одного роста, бедно одетые, но их глаза! Во взоре отца – то самое восхищение, о котором говорила Джессика. На оборотной стороне надпись: «Мелисса + Хоакин = любовь», крестики, означающие поцелуи. В груди у Хоакина что-то лопнуло, и в то же время другая разверстая рана начала затягиваться. Кусочки души и разлетались в разные стороны, и соединялись – все сразу. Хоакин рухнул на стул, сестры сели по обе стороны от него. Все трое безмолвно знакомились с прошлым. Подарка ценнее и дороже для Хоакина не было и быть не могло. Когда они наконец собрались уходить, банк уже закрывался. Чтобы забрать все фото, пришлось попросить у кассира бумажный пакет. – А коробка вам не нужна? – спросила та. – Нет, – покачал головой Хоакин. – Все, что нужно, я уже взял. На обратном пути за рулем снова была Грейс. Хоакин сидел рядом с ней, свернувшись калачиком, и смотрел на лежащий между сиденьями пакет со снимками. Время от времени он заглядывал внутрь – просто убедиться, что фотографии никуда не делись, – и всякий раз из пакета на него смотрела его собственная юная версия. – Хороший сегодня день, – пробормотала Майя, перегнувшись с заднего сиденья. Голову она положила на плечо Грейс, а руку обвила вокруг плеча Хоакина. В ответ Грейс лишь промычала что-то невнятное. Лучи закатного солнца падали на девичьи волосы; развеваясь на ветру, они напоминали темное пламя, бушующее вокруг лиц обеих сестер. Красавицы, подумал Хоакин, совсем как их мама.