Вскоре все заметили, что ему стало совсем нехорошо. Мартин курил по три пачки сигарет в сутки, его рвало от усталости, и он сам обратился к медикам с просьбой вколоть ему адреналин, чтобы силы не покинули его. Было понятно, что теперь надо спасать уже его самого. Все также понимали, что по-хорошему Мартина не уговорить. Глаза у него были красные, руки дрожали, но он не останавливался. Медсестра из службы спасения, переговорив с врачом, принесла Мартину очередную порцию кофе, щедро сдобренную лошадиной дозой снотворного. Он все рвался снова прочесывать остров, но она усадила его рядом с собой, ухватив за руку, якобы посмотреть карту, отметить пройденные районы. Мартин обмяк, что-то пытался сказать, речь перешла в бред. Зрачки темных красивых глаз расширились, веки с густыми, загнутыми вверх ресницами закрылись. Медсестра невольно засмотрелась на Мартина, на его высокие скулы, красивую линию подбородка, крепкую шею с пульсирующей жилкой, которой касались слегка вьющиеся волосы потрясающего темно-коричневого цвета со слегка каштановым оттенком. Из раздумий ее вывела подошедшая врач: — Ну что? Наш план сработал? Герой отключился? — Эх, если бы меня так кто-то любил! — вздохнула медсестра. — Он же с ума сходит по той женщине, которая летела в самолете! — Думаю, что вопрос не в том, кто кого любит, перед нами просто потрясающий мужчина. От него и правда глаз не отвести, — ответила врач медицины катастроф, беря Мартина за запястье. — Пульс зашкаливает. Эй, ребята! Давай его на носилки и в медицинский шатер на койку. — Это же не пострадавший в авиакатастрофе! — ответил один из спасателей. — Это мне решать! По моему мнению, он сейчас самый пострадавший. Несите. А ты, Поля, готовь капельницы. В обе руки поставим от обезвоживания — транквилизаторы, сердечные. Тут все надо капать. А то, не дай бог, еще помрет от острой сердечной недостаточности. Яна сидела на берегу рядом с Иваном Демидовичем, прижавшись к нему всем телом. Ее кожа горела огнем — то ли от соленой воды, которая, казалось, пропитала тело насквозь, то ли причиной была эта странная черная пыль, которая тоже въелась в кожу, белые волосы стали уже серыми. Глаза слезились от солнца, а, может, и сосуды полопались от перепада давления и удара о воду. — Вот так вот, дочь, — вздохнул Иван и заплакал. — Ты чего? — спросила Яна. — Очень боялся за тебя, когда мы плыли. Виду только не подавал. За тебя боялся. Сам-то уже старый, думал, вдруг не доплыву? Тебе еще жить и жить. Не знаю, думал, доживу ли я до того момента, — чтобы ты меня отцом назвала? Только открылся и все, конец… — Успокойся, мы выжили, — потерлась о его плечо Яна, которая не знала, что ему ответить. Она всю жизнь считала отцом другого мужчину, и это известие и для нее стало сюрпризом. — А я хочу вам сказать, ребята, что нам — каюк, — присоединился к ним патологоанатом Витольд Леонидович. — Ни хрена мы не на острове, и нет тут никакого разбившегося самолета, — он присел с другой стороны от Яны. — Все подтвердилось. Я все проверил. Жизни здесь не наблюдается, ну, кроме нас, конечно. Сколько мы протянем? Иван Демидович закрыл своими широкими ладонями уши Яны и грязно выругался. — Да, именно там мы и находимся, — подтвердил Витольд. — И что теперь делать? — спросила Яна. — То-то тут так жарко. А лава не потечет на нас? — оглянулась она. — А кто ее знает? Текла, наверное, уже и не один раз. Я не вулканолог, я — патологоанатом, — ответил Витольд, опасливо оглядываясь. — Поэтому ты и сказал, что нам хана? Это — профессиональный взгляд? — усмехнулся Иван, тоже оглядываясь назад, в любую секунду готовый закрыть Яну своим телом. — Вот мы лошары! Приплыли, спасаясь, на вулкан! — встала Яна. — Теперь мы опять должны спасаться? — Я не могу плыть, по крайней мере, сейчас, да и куда? Может, будем ждать помощь? — сказал Витольд. — На вулкане нас вряд ли будут искать. Может, сами что-то сделаем? — не сдавалась Яна. — Здесь есть что живое? Вода? Пища? — Думаю, что воды и пищи точно нет. А живое? Ты что имеешь в виду? — Деревья, кусты. — Не знаю. Может, не все выжег вулкан? — пожал плечами Витольд. — Я пойду вдоль острова в поисках древесины, — сказала Яна. — Позвольте спросить, не иначе как на плот? — улыбнулся Иван Демидович. — На него. — А чем мы его закрепим? Свяжем? — спросил патологоанатом. — Я найду материал для связки, — сказала Яна, проводя рукой по всей длине своих длинных волос, заканчивающихся ниже талии. — Главное, найти не сожженное дерево. Глава шестая Ярко-голубые глаза ослепляли своей синью. Они напоминали Мартину и небо со всей его высью, и море со всей его глубиной. Море… Ее длинные волосы, нежные руки и манящие губы, которые приблизились к нему и стали целовать. Мартин так давно ждал этого момента, что даже растерялся. — Яна… Яночка… Я… Мартин открыл глаза, свет ударил ему в лицо. Над ним склонилась женщина в белом халате, весьма фривольно расстегнутым на груди, и жадно поцеловала его в губы. Мартин отстранился. — Вы кто? — Тише-тише. Ну что ты. Так хорошо целовался. Давай же… Мартин резко попытался встать, и у него все поплыло перед глазами. Девушка, вцепившись в него мертвой хваткой, уложила его обратно. — Куда ты? Тебе сейчас нельзя. Успокойся. Чего ты испугался. — Что мне ввели? Отпусти меня. Мне искать надо. — Никуда тебе не надо. Никого не нашли, скоро свернут поиски. Тебе надо смириться, и я тебе в этом помогу, — снова прильнула к его губам девушка. Одной рукой она держала его за шею, а другой — крутила колесико на капельнице, резко увеличивая скорость подачи лекарства в его вену. Сознание Мартина сделало резкий виток в сторону, он попытался оттолкнуться от девушки, но это оказалось невозможным. Ни руки, ни ноги не слушались его, и он отключился. Снилось Мартину, что плывет он по бескрайнему и глубокому океану. По ощущениям, вода была не холодной, а почему-то горячей. Ему было душно, жарко, а какие-то женские руки ласкали его тело. Он понимал, что это русалки, которые хотят утащить его на дно, и плыл от их пут как можно скорее — из последних сил. Ему было очень плохо, жар сжигал все его тело, и даже вода не охлаждала. Впереди наконец появился хоть какой-то объект, за который можно было зацепиться взглядом, кроме бескрайней линии горизонта. Это был остров, небольшой участок земли, который почему-то был весь объят огнем. А на кромке берега, вся в полыхающем пламени, стояла тонкая, изящная фигурка с развевающимися длинными светлыми волосами и большими, самыми красивыми в мире глазами цвета слияния неба с океаном. — Яна, я иду к тебе, — прошептал Мартин и очнулся от своего кошмара. Сердце мерно стучало в груди, отдавая в виски неприятным звоном. Вокруг царил полумрак. Последнее, что помнил Мартин, — он находился в лагере спасения, развернутом в определенном месте, с медицинскими палатками. Сейчас же Мартин понимал, что он лежит не в палатке, а явно в помещении. Ему было душно, он склонил голову и увидел абсолютно нагую девушку, что лежала на его груди, прижавшись к нему всем телом и разметав свои светлые волосы. Его затошнило. Он не понимал, кто она и что тут делает. На лбу мгновенно выступил пот. Мартин аккуратно выбрался из-под горячего женского тела, девушка мягко скатилась на подушки и что-то сладко промурлыкала. Мартин выждал секунду и сел на кровать, его нереально мутило. Он видел, что и он абсолютно обнажен. Это было непонятно и вызывало много вопросов, но сейчас Мартину было не до этого, главное, что его интересовало в жизни, — это судьба и жизнь Яны Цветковой. Он с трудом встал на ноги, ощутив резкую боль в руке. Мартин вырвал капельницу из вены и постарался удержать равновесие. Ничего из одежды, кроме женских трусиков, лифчика и маленького белого медицинского халата, он не увидел. Поэтому Мартин сорвал полотенце, которое висело в палате рядом с раковиной, и обмотался им на талии. Его мощная фигура в этой набедренной повязке напоминала древнегреческого бога. Держась за руку, из вены которой сочилась кровь, он вышел из палаты в большой коридор. Мартин почти сразу понял, что находится в усадьбе, принадлежащей их семье, а конкретно — в том крыле лечебницы, которое оставили для психически больных. Две трети шикарной усадьбы было переделано под пансионат и санаторий для отдыхающих на любой вкус и кошелек. Это было старинное здание с высокими арочными потолками, мозаикой и антикварными хрустальными люстрами. Когда-то давно им со Стефанией Сергеевной предлагали сделать в этой усадьбе музей или выставочный зал. Но они тогда решили, что не могут выкинуть психически больных людей, которым некуда деваться, на улицу. Даже сейчас пациенты еще оставались в изолированной части крыла. Потом, на их руках находилась Настя, покалеченная жена Мартина, которая нуждалась в реабилитации и поддержке. Да и вообще, хотелось сделать так, чтобы люди приезжали на море, отдыхали и лечились, кому надо. Для себя Мартин с матерью оставили апартаменты с видом на море, которые никогда не сдавались отдыхающим. Мартина сильно шатало, так что он бился плечами то об одну стенку, то о другую. Ноги его подкашивались. Он споткнулся о какой-то столик с инструментами, который перевернулся с громким шумом. Мартин остановился и прислонился лбом к стене. Конечно, он понял, что находится в том самом закрытом крыле своего же пансионата. Как и почему он там оказался, Мартин не помнил. Сейчас он хотел одного — выбраться отсюда. В палаты душевнобольных заходить было бесполезно, для общей безопасности на всех окнах стояли решетки. У этих пациентов все было отдельное, и своя столовая, и своя территория для прогулок за забором. Выбраться можно было только через пост охраны. Туда Мартин и направился. Мужчина средних лет вытянулся в струнку, вылупив глаза. — Мартин Романович… как вы здесь? В таком виде… — Это я у вас должен спросить, что я здесь делаю и почему в таком виде, — ответил Мартин. — Открывайте дверь! — Но вы здесь вроде как на излечении. Я не медик. Слух прошел, что хозяина здесь положили в комфортные условия, — растерялся охранник. — Надо бы с Аркадием Михайловичем поговорить. Он даст добро, и я вас выпущу. Вы выглядите очень бледным, — сглатывая слюну, добавил он в конце, словно в свое оправдание. Темные глаза Мартина помрачнели еще больше. Несколько секунд он смотрел в лицо охранника, пока тот не опустил глаза, и проговорил: — Это на каком основании вы меня здесь удерживаете? Вы правы, я слишком хреново себя чувствую, чтобы еще вступать с вами в дискуссию. Я просто еще раз предлагаю вам открыть дверь или я просто сейчас выбью ее ногой. — Хорошо, как скажете, — вскочил охранник, отпирая замок. — Сколько я здесь? — спросил Мартин. — Сутки. — Сутки? Какие новости по самолету? Надеюсь, вы в курсе, что произошла авиакатастрофа? — Конечно, в курсе. Все знают. — И меня вырубили на сутки? Кто это сделал? — Я… Я не знаю, поговорите с главным врачом, он точно в курсе. Новостей никаких, никого не нашли. Мартин оперся о стену. — Вы не врете мне? — Что вы, Мартин Романович, конечно нет. Никаких известий. Тот пилот в городской больнице так и не пришел в себя. Другие два члена экипажа и трое пассажиров числятся пропавшими без вести. Мартин Романович, что с вами? Ну, куда вы в таком состоянии? Вы правда плохо выглядите… Позвать врача? — Нет, — рявкнул Мартин и вышел из этого отсека. — Мартин Романович, вы им ничем не поможете. Куда вы в таком виде? — крикнул ему в широкую спину охранник, но Мартин оставил его слова без ответа.