— Врезали?! — ужаснулась Далила. — Нет, отказала! — И что? — С горя ушел! — Куда? — Да к себе! В свой трехэтажный сарай! Самсонова поняла, что у Генриетты Карловны вместо однообразного климакса назревает интересная, подростковая «морковь» и «тусовка», полная отроческих радостей и печалей. С соседом ей подфартило. Такой колоритный сосед украсит любую жизнь, а жизнь увядающей женщины прямо-таки возродит. Разумеется, при условии, что та одинока. Самсонова так подумала и, как всегда, не ошиблась. Вскоре выяснилось, что сосед утешился юной девой. Да не одной. — Он их пачками, Изверг, в сарай свой трехэтажный таскает, — возмущенно бухтела Куськина, терзая сонную собачонку. Самсонова, прекрасно зная, о ком идет речь, для поддержания диспута осведомлялась: — Кого? — Да проституток этих, шалав, — гневно просвещала Самсонову Куськина и горестным стоном немедленно вопрошала: — Разве приличная женщина к нему в дом пойдет, к педофилу и негодяю? С той поры Он и сосед превратился в Изверга и Педофила. Давая ему так много имен, Куськина не подозревала, что подсознательно признается, как много места отводит ему она в своей климактерической жизни. В доклимактерический период она развлекалась боями с невестками, теперь же, когда появился сосед, Генриетта Карловна излечилась. Вскоре она восхищенно призналась Далиле: — У меня нет больше приливов! И Самсонова мысленно констатировала: «Начался постклимактерический период: пора зрелой и самой пылкой любви!» Оскорбленная изменой соседа, Генриетта Карловна забросила личную жизнь сыночка и завела свою. Он, сосед, Изверг и Педофил не сходил с ее языка. Куськина ненавидела этого «хама», о чем без устали сообщала Далиле. Самсонова понимала, что под маской ненависти скрываются сильные неудовлетворенные чувства, причем (и слава богу!) с обеих сторон. Сосед учуял в своей симпатичной соседке вулкан нерастраченных сил. Теперь он жаждет погибнуть в этом вулкане, но не знает, как в него угодить. Генриетта Карловна так увлеклась в своем обольщении (полном садизма), что потеряла контроль. Подсознательно призывая Изверга и соседа к соитию, она не позволяла ему к себе подступиться. Далила не сомневалась, что бедняга не хуже Генриетты страдал, таская в свой «трехэтажный сарай» юных и милых крошек. Это хлопотно в его возрасте. Разумеется, таким способом он дразнил Генриетту, а годы уже не те. Вот такая вам (вкратце!) картина страстной души мадам Куськиной. Самсоновой приходилось эту душу лечить. Она честно старалась, но, узнав о гибели Анфисы Пекаловой, вдруг поняла: «Нет, не сегодня! Сегодня я не могу!» Куськина, тиская собачонку, с жаром трещала (все про соседа!), но кто ее слушал! На самом деле Самсонова добросовестно слушать пыталась, но в голове вертелось: «А теперь он хочет меня убить! Раз травил! Два травил! Травит и травит, то мороженым, то грибами! Еле выжила!.. И сегодня он должен приехать! Он даже на ночь останется! Я боюсь!» Перед глазами стояло заплаканное лицо Анфисы. Сердце Самсоновой сжалось: «Бедная девочка». В горестную мысль ворвался капризный и злой голос Куськиной: — Он утром целует мне руки, обкладывает комплиментами, а вечером водит девиц… Устыдившись, Далила ее прервала: — Генриетта Карловна, простите, но сегодня я что-то не в форме. Давайте прервемся до завтра. Чувствовалось: Куськиной есть что сказать. Было видно: в ее жизни произошло кое-что «сверхопупенное», нечто, похожее на стихию, на смерч. Этот смерч поднял ее и понес в кабинет Далилы. Высказаться! Немедленно высказаться! Донести! Выплеснуть! Окатить! Обличить! Уличить! О-оооооооо!!! И вот этот смерч Самсонова остановила. Остановила на всем лету. Однако Генриетта Карловна не рассердилась. Она поняла. — Да, милочка, я завтра лучше приду, сегодня вы плохо выглядите, — сказала она. Несмотря на вздорный характер, Куськина была известной добрячкой. Глава 5 Вопрос, который не устаю задавать: куда едет женщина, когда ей ужасно плохо? Кое-кто скажет: к мужчине. Ни в коем случае: мужчинам мы нужны легкие и веселые, а горестная женщина едет только к подруге: там ее с горем ждут, с горем ей всегда рады. Далила, отменив остальные сеансы, помчалась к Галине Семеновой. Запыхавшись, прямо с порога пересказала свой сон, и Галина незамедлительно сон расшифровала. Весьма затейливо, стоит заметить. — Покойник к дождю, черви к покойнику, раз битва, значит, кто-то прибьется, — сообщила она и подытожила: — Короче, жди сегодня дождя и крушения всех надежд. — Здрасте! Успокоила, называется! — сбрасывая туфли, рассердилась Далила. — До свидания! Я здесь при чем? — поразилась Галина. — Это все сонник. Удобно устраиваясь на диване в гостиной, Далила скептически осведомилась: — Если черви к покойнику, не логичней разве признать, что умрет кто-то из моих пациентов? При чем тут мои надежды? (Расставаться с надеждами ей категорически не хотелось — с пациентами, видимо, легче.) Семенова, раздраженно дернув плечом, возвестила: — Ну не знаю! Тебе, подруга, не угодишь! Перевожу, как умею! — Я тоже перевожу, как умею, а умею я по науке, и по науке все по-другому. — И как же? — Это сон нездоровой совести, — пожаловалась Далила. — Совесть-сатрап терзает меня кошмарами. — Чем же на этот раз ты ей не угодила? — изумилась Галина. На снисходительный взгляд Галины, подруга жила стерильной жизнью монахини. — О-хо-хо, — вздохнула Далила, — недавно девушка рвалась ко мне на прием, Анфиса Пекалова. Ей было плохо, бедняжка нуждалась в помощи, а я не нашла свободного времени. Семенова грозно подперла кулаками бока и обиженно рявкнула: — Только не говори, что ты распереживалась из-за какой-то девицы! — Здрасте! Именно это сказать и хочу! — До свидания! Не смей беспардонно себя раздавать! — приказала Галина и выдала афоризм: — Здоровье надо беречь! И не забывай, у тебя на руках моя Ангелина! — призвала она. — Только-то? — удивилась Далила. — Ну, может, еще капельку я и тетушка Мара с Бондом и Димкой. А Лизке Бойцовой фиг! — Галина скрутила дулю. — Захватчица Лизка пользуется тобой незаконно, — заявила она. Семенова ничего не имела против общих и старых подруг, особенно школьных, Бойцову же Елизавету она ненавидела. Раз Лизка появилась в жизни Далилы каких-то несколько лет назад, следовательно, и лицо она незначительное, считала Галина. А раз так, Далила не может принадлежать Бойцовой, поскольку у той должны быть свои подруги. Нечего посягать на чужое. Сообразив, откуда ветер подул, Далила возмущенно спросила: — Галя, ты шутишь? Подруга отрезала: — Я не шучу! Мне надоело, что ты постоянно себя изводишь: ах, я делаю все не так, ах, это, кажется, аморально, — передразнила Галина подругу и приказала: — Не смей ерундой себя изводить! Кто из нас психолог, ты или я? — Я себя не извожу, — отмахнулась Далила. — Сомнения — атрибут мыслящего человека. Не сомневаются лишь дураки. А то, о чем я хочу тебе рассказать, совершенно исключает сомнения. Анфиса рвалась ко мне очень настойчиво, она жаловалась на любовника, якобы тот хочет ее отравить. Я была занята и перенесла нашу встречу на следующий день. — Правильно перенесла, — похвалила подругу Семенова. — Всех не ублажишь. — В том-то и дело, что зря я перенесла. Девушка на следующий день не пришла. Я про нее забыла, а сегодня вдруг этот сон. Я постаралась выбросить ужастик из головы, но Куськина сон подтвердила. Генриетта Карловна сообщила, что Анфиса недавно погибла.