Сегодня у меня получается самостоятельно сходить в туалет и удержать в себе еду, так что меня отпустят домой. Со вчерашнего дня я не чувствую сонливости и уже даже хожу, правда, недалеко, до поста медсестры и обратно. — Я пойду прогуляюсь, — говорю я маме. — Я пойду с тобой. — Она кладет свой Kindle на мою кровать и подходит, чтобы помочь мне встать. — Я встану сама. Ты слышала, что сказал доктор Смит, чем больше я двигаюсь, тем лучше для меня. — Я медленно опускаю с кровати ноги и подтягиваю себя к краю. Сделав несколько глубоких вдохов, встаю и пытаюсь удержать равновесие. Да, он сказал, что станет легче, но что-то пока не заметно. Я делаю маленький шаг вперед, и меня шатает. Но я могу это сделать. Я справлюсь. Мама бросается к двери и открывает ее для меня. — Все нормально? Я киваю и иду вперед. Доктор прав, чем больше я двигаюсь, тем лучше. Я направляюсь в сторону сестринского поста и замечаю собравшихся вокруг телевизора медсестер. Некоторые зажимают рукой рот. — О Боже мой! — ахает одна. Я иду быстрее и замираю, когда телевизор попадает в поле моего зрения. — Вот черт, — бормочу я. Я замираю с открытым ртом, и сердце тяжело бьется у меня в груди. — Что такое? — спрашивает мама, глядя в ту же сторону. На экране я вижу стоящего перед полицейской лентой репортера. На заднем плане мимо нее проносится поезд. Посреди автостоянки лежит чем-то накрытый предмет. Изображение женщины появляется на экране рядом с репортером. На фотографии красивая молодая медсестра. Я не слышу, что говорят, но понизу экрана бегут субтитры. Репортер рассказывает миру, что Хейли Джонс, медсестра местной больницы, была найдена мертвой. В нее дважды стреляли, и, кажется, убийство было предумышленное, так как ничего не украдено. — Черт, — вырывается у меня. Я смотрю репортаж, и кровь в жилах стынет, капля за каплей. Мурашки бегут по коже. Я читаю бегущие по экрану слова и смотрю на фотографию. Я видела это. Я видела, как ее застрелили. У парня был шрам на лице, и она его знала. Она знала его. Она чертовски хорошо его знала! Мое сердце бешено бьется, голова кружится, слова застревают на языке. Слезы щиплют глаза, и через несколько секунд начинают течь по лицу. — Лекси, — говорит мама, хватая меня за плечо. Я качаю головой, не в силах произнести ни слова. — Милая. Ее голос полон беспокойства. — Что происходит? Чем больше я смотрю на экран, тем глубже погружаюсь в воспоминания о своем кошмарном видении. Я могла бы спасти ее. Я могла бы что-нибудь сказать. Я могла бы что-нибудь сделать… что угодно. Хаос в моей голове заставляет комнату закружиться. Я дышу все чаще и чувствую, как сердце отчаянно колотится в груди. В горле застывает огромный комок, в животе все скручивается, потом раскручивается, и потом болезненно сжимается. Крошечные черные пятна становятся все больше, и вот уже на глаза словно падает пелена, и ноги отказываются держать меня. Я должна была что-то сказать … спасти ее. Я видела это, я видела все. Я могла бы рассказать ей и спасти ей жизнь. Что я натворила?! — Угадай, кто приедет домой в эти выходные? — Кто? — Джереми! — Сможет найти свободное время? — Думаю, что да. — Женщина легкомысленно хихикает. Открыв глаза, я вижу Дорис и другую медсестру; они стоят у моей кровати и разговаривают, одновременно проверяя мои показатели. Медсестра — не Дорис — ухватывает меня за руку, и я быстро отдергиваю ее. — Алекса, как ты себя чувствуешь? — голова Дорис поворачивается ко мне в тот же момент, как я убираю руку. — Нормально. Что случилось? — спрашиваю я, пытаясь отыскать взглядом маму, которая тут же вскакивает на ноги и идет к кровати. — Ты упала в обморок. Мы пошли на прогулку, а ты потеряла сознание. Доктор Смит считает, что ты слишком себя нагружаешь, может, из-за боли ты и лишилась чувств. Я качаю головой и смотрю на Дорис. Образ Хейли вспыхивает в моей голове. И все, что связано с ней. — Здесь была медсестра, Хейли. Ее застрелили. — Она была такой милой девушкой. Очень красивая медсестра, она так заботилась о пациентах. Дорис тяжело вздыхает, ее плечи опускаются. — Ее застрелили? Не сегодня, вчера, да? Дорис с недоумением смотрит на другую медсестру. — Откуда ты знаешь? — Это было в новостях. Они поймали того, кто это сделал? Парня со шрамом на лице. — Полиция кого-то ищет, — говорит медсестра. — Откуда ты знаешь Хейли? Она тяжело сглатывает, ее пронзительные глаза смотрят на меня с подозрением. Черт. Я не могу рассказать им все, что знаю. Я бы и сама не поверила. Да и что я должна сказать? «Эй, я видела, как ее убили. Кстати, я знала, что Джереми вернется домой раньше тебя». Даже в моей голове это звучит безумно. Меня запрут в психушке и выбросят ключ. Навсегда. Паника медленно ползет по венам. Холодная дрожь разрывает мой позвоночник, и я дрожу от холода, охватившего тело. — Я… — черт, Лекси, придумай что-нибудь, и побыстрее. — Я… Она была мила со мной, когда я пришла в себя после операции. Я помню ее. На лице и мамы, и Дорис появляется облегчение. — О, — вздыхает Дорис. — Она была одним из самых хороших людей, которых я знала, — ее голос стихает, когда она отворачивается от меня. Когда я замечаю слезы, сверкающие в ее глазах, мне хочется пнуть себя, потому что я это стала причиной этих страданий. Но мне нужно знать. — Она была очень мила со мной. — Подожди, это та медсестра, которая приходила за мной? Мама смотрит на меня, на Дорис. Я киваю. — Вот черт, — говорит Мама. — Ее застрелили? Дорис кивает, и я едва не выпаливаю, что знаю, кто ее убил. — У полиции есть какие-то догадки? — подталкиваю я Дорис, надеясь, что она скажет мне, что это парень со шрамом. Дорис качает головой. — Мы не располагаем информацией. — Они вообще что-нибудь сказали? Может, мне стоит рассказать им, что я видела? Черт возьми, я не могу. Они ни за что мне не поверят. Так обидно. — Они ищут парня или девушку? — черт, сказать или нет? — Они ничего не сказали. — Дорис медленно качает головой. Давай, Лекси, скажи ей.