Идея сохранения района Тунгусского феномена для будущих поколений принадлежит лично знаменитому профессору Л. А. Кулику, а острая необходимость создания заповедной зоны стала особенно очевидной в начале семидесятых. В те времена уже возникла реальная угроза нарушения местных биоценозов из-за широкомасштабных геологоразведочных работ, поисков нефти и газа и неограниченного туризма энтузиастов всех мастей. Эта тайна Земли и Космоса уже давно притягивает к себе тех, кто едет, идёт, бредёт в этот комариный уголок в надежде её разгадать. Территория заповедника подразделена на две части. Первая – главный полигон изучения экологических последствий Тунгусского метеорита, земли, подвергшиеся в 1908 году непосредственному воздействию факторов тунгусского взрыва: ударной волны, излучения и последующего пожара. Другая часть территории прямому воздействию не подвергалась и является эталонным районом, контрольным по отношению к первой зоне. Это единственный на земном шаре район, дающий возможность непосредственного изучения экологических последствий космических катастроф. Здесь постоянно работает Комплексная экспедиция по изучению Тунгусского метеорита, сформированная на базе Томского университета и институтов Сибирского отделения РАН. Летом территория заповедника патрулируется на моторных лодках по рекам Подкаменная Тунгуска и Чамба, зимой – на снегоходах, а на самых удалённых кордонах инспекторы несут службу вахтовым методом. Работает народ. Тем не менее природа Тунгусского феномена остается до настоящего времени невыясненной, эвенкийская тайга тщательно хранит свою космическую тайну. И вот теперь к ней прибавилась ещё одна. Попасть в зимовье можно двумя путями: на лодке по петляющей реке и по длиннющей просеке, прорезавшей могучий сосновый бор и тёмнохвойный лес. Просека начинается от грунтовой магистрали золотопромышленников и заканчивается у берега Таймуры. Этот ровный, словно разрез, шрам на теле эвенкийской тайги оставили лесозаготовители. По просеке ценный лес браконьеры возили к реке, где сбрасывали его в воду, отправляя молевым сплавом. Уверен, что к окончанию работы на опустошённом участке варвары снесли бы бензопилами и чудесный бор по соседству со мной. Слава богу, что у них ничего не получилось, – контора лопнула. Место комплектации плотов сейчас никакого интереса не представляет, нет там уже ни строений, ни пристани. В определённом месте от просеки отделяется ещё одна, короткая. Она гораздо уже, такую вполне можно и не заметить, если не следить. Эта бывшая охотничья тропка и есть дорога к дому. Зелёная поляна, на которой стоит Форт-Глухарь, не очень большая, по моим прикидкам, примерно шестьдесят на восемьдесят метров. В центре когда-то была импровизированная вертолётная площадка, позволяющая при необходимости быстро доставить нужные грузы и важных визитёров. Ближе к дальнему краю и к Таймуре тесной группой растут невысокие лиственные деревья, среди которых выделяются семь красивых высоких берез. С той стороны вдоль берега не пройти ни проехать, обрыв украшен стеной высоких деревьев. С востока же проход есть. Сразу за домом вдоль берега идет узкая полоска, где вполне можно с удовольствием прогуляться пешком. Но с техникой и там не протиснуться, даже квадроцикл не пройдёт. Площадка перед домом ровная, чистая, словно за ней постоянно ухаживает садовник. Заготовкой топлива я не занимаюсь, окрестный лес топором и бензопилой не пугаю, так что обижаться ему на меня не за что. В своё время купил бортовой КамАЗ отличных дров, для разгрузки и укладки которых привлек парочку колоритных безденежных мужичков рода «бич», именно тогда мы и познакомились с Гумозом, старшим этой специфической оперативной бригады подхвата. Наискосок от входа в тесном ряду сосен, елей и пихт виднеется тёмная щель въезда. Приехать сюда на автомашине не так просто, как может показаться. Шлагбаум из стальной трёхдюймовой трубы, доставшийся мне в наследство как часть имущества биостанции, я использую и держу его в настороженном состоянии, то есть закрытым на амбарный замок. Приехал – жми сигнал, будь добр, впущу. Хотя никто не приезжает. После происшествия на Людоеде я с определённой тревогой ждал визита участкового, однако мои опасения оказались напрасными, в деле расследования отшельник ему оказался не нужен. Свободным вечером я люблю спокойно посидеть на этой замечательной полянке с кружкой горячего кофе, удобно устроившись в старом кресле так, чтобы видеть реку, по которой почти никто не плавает. Здесь настоящий Затерянный Мир, профессор Челленджер заплакал бы от умиления. До сих пор так и не определился, нравится мне полное безлюдье или не совсем. Если бы зимовье стояло ниже по течению, то есть за Каменными Крестами, то я мог бы наблюдать медленно проходящие мимо суда – низкие баржи с углём и бойкие катера-буксиры. Здесь же за полтора месяца водную гладь взрезали всего три моторные лодки, из которых я увидеть успел лишь одну. За рекой – бесконечный сеанс кинофильма о сибирской тайге, где самой динамичной серией с уверенностью можно считать отличной операторской работы показ группы светлых скал вдалеке, над которыми регулярно кружит пара орлов. Гнездо у них там. Хорошо на берегу! Душа отдыхает. Однако ближе к ночи я убираю кресло под козырек крыльца, потому что в темноте на поляне становится очень неуютно, даже жутковато… Стена деревьев словно начинает постепенно сжиматься, наступать на тебя своим тревожным мраком, пугает, стараясь загнать одинокого человека обратно в избу. Мерещится, что за стволами начинают появляться какие-то высокие размытые фигуры, сначала застывшие, а затем начинающие двигаться от дерева к дереву – странная игра света и тени. Иногда и хрустнет что-то, да так громко, словно выстрел грянул, и тогда вообще жуть! Федор, конечно, исправно мониторит происходящее вокруг, если находится рядом. Мешает качественному мониторингу то, что мой котяра по определению ночной хищник. Услышав интересующий его звук, он сразу спрыгивает с колен и, низко пригнувшись в траве, быстро удаляется на охоту. Я даже понять не могу в сумерках, куда именно он дёрнул, а по возвращению эта шерстяная эгоистичная сволочь ничего о своих похождениях не рассказывает. Мои же страхи, тревожащие звуки и образы Федьку ничуть не волнуют. Заметив сосредоточенный, напряжённой взгляд человека, он может из компанейских соображений уставиться по направлению, после чего презрительно чихнуть и начать зевать, показывая, что хозяин слеп, глух, а нос у него отрезан. В такие минуты я в очередной раз вспоминаю, что хотел завести сторожевую собаку. Вот она бы как загавкала… У меня никогда в жизни не было собаки, опыт нулевой. Пожалуй, только это и сдерживает. Дурь, конечно. Скорей всего, я просто боюсь ответственности за того, кого могу случайно приручить. Сюда ещё ни разу не заходил крупный хищник, ни волка не видел, ни медведя, как и их следов. Не интересен им тёмный бор и большой дом на скале. А вот росомаха объявлялась. В общем, ночью я на берегу долго не засиживаюсь. Зябко мне, во всех смыслах. В хмурые ненастные дни запираюсь на мощный старинный засов и начинаю с упоением работать над текстом, расценивая соответствующее погоде настроение, как самое подходящее для создания наиболее страшных сцен, трогающих внутренности за живое. Пишу себе, будучи в полной защищённости и злорадно представляя, как все эти мистические хранители леса, не мигая, алчно смотрят на мерцающий в окне жёлтый огонёк и ждут, когда я сдуру выйду наружу. Хрен вам, клятые лешаки, не выйду! У меня в крытом дворе даже запасной гальюн имеется. Не дождётесь, ироды! Довольно много времени в моей отшельнической жизни занимает рыбалка. Я не фанат нахлыста, не спортсмен-трофейщик, и в рыболовном деле скромно определяю себя, как крепкого любителя. Тем более что очень уважаю северную рыбу в любом виде и способе употребления. Рыбные блюда на столе одинокого писателя-почвенника появляются, пожалуй, чаще, чем мясные. Рыбалка для меня гораздо важнее охоты, ей я готов посвятить много сил, времени и средств. Поэтому вопрос правильно выбранного водномоторного средства был очень важным. Для начала перебрал стандартные для бассейна Енисея варианты: «казанки» всех типов и «обушки», «сарепты» и даже древние «прогрессы», но быстро понял, что со старьем я не хочу связываться и в этом деле. Убиты практически все лодки. Большой и основательный «салют», которых становится всё больше и больше, мне определённо был по душе. Вместе с этим я хорошо понимал, что в одиночку ворочать тяжёлую мотолодку будет не всегда с руки. После прикидок решил уже купить что-то современное да импортное, чего изначально не собирался делать, уже понимая: лишний раз высовываться с необычным и приметным не нужно. Не любят в этих краях выскочек. Меня в посёлке и так только к весне начали воспринимать, как человека, пусть и чудаковатого, но в чём-то уже своего. Дорожить надо таким званием, ведь сейчас и я могу сказать: «Мне здесь жить». Но альтернативный вариант плавсредства не придумывался. Так я и рефлексировал, пока коллеги-рыбаки не посоветовали обратить внимание на длинные остроносые деревянные лодки-илимки, которыми пользовались некоторые из крестовских. Илимка – это большая этническая лодка народа кето, судно длиной до пятнадцати метров, некогда с обязательным крытым помещением на корме или по миделю. Этот тип лодки был распространён не у всех кетов, а у тех, что жили на реках Подкаменная Тунгуска и Елогуй, пользуясь во время летних кочевок преимущественно водными путями. Лодочное жилище они сооружали шалашом в форме рассеченного цилиндра. Конструкция несложная: прочный каркас из черемуховых прутьев да брезентовый или кожаный тент в качестве крыши от ненастья. Сами кеты свои лодки называют очень красиво – асель. А общепринятое название было дано местным русским населением, как производное от слова илым – волочить, тянуть волоком. Со временем лодки-илимки распространились по всему Енисею, где их могут называть «деревяшками» или «душегубками». Что сказать, я скептически отреагировал на такое предложение и ворчал до того момента, пока сам не оказался пассажиром одной из илимок. Вот тут и начал быстро понимать все преимущества илимки! Две поездки по Таймуре с владельцем-инструктором, затем одна самостоятельная, и окончательное решение было принято: мне нужна асель! Ура? Не тут-то было, на этом мытарства не закончились. Тяжелое цивилизационное прошлое, чугунной печатью придавливающее нас к мягким городским диванам, призывало меня искать как можно большего комфорта и некой современности. «А не поискать ли такую же, но с перламутровыми пуговицами?» – свербило в голове. И я, вопреки известной народной мудрости «От добра добра не ищут», принялся искать «илимку наших дней», некое технологичное изделие по образу и подобию, сделанное из легкого пластика. Нашел в нижнем Поволжье, списавшись с двумя фирмочками, имеющими свои сайты, вскоре получив от них коммерческое предложение, наборы характеристик и фотографий. Там все было прекрасно. Однако жизнь быстро внесла суровые коррективы. Работать заочно с людьми, имеющими специфическое южное отношение к бизнесу, было очень тяжело. Складывалось впечатление, что горе-предприниматели, заполучив клиента, на том и успокоились, дальнейший процесс становился им не интересен. Все шло вяло. Я долго не мог добиться корректного прайса и сроков выполнения, зато, раз в неделю получая ответ, постоянно изучал невнятное письменное мычание о том, что работа по изготовлению начнётся только после полной предоплаты, что никак не исключает дополнительных затрат на творчество и технической внезапности. В общем, сплошная муть и туман. В отчаянии я опустил загребущие руки и уже решил всё-таки взять стильную брендовую «финку», да помог счастливый случай – о моих воднотранспортных нуждах узнала соседка по площадке моего дома в Крестах, замечательная во всех отношениях молодая одинокая женщина. Она-то и свела меня со своей знакомой вдовушкой, у которой после безвременной кончины супруга осталась ненужная ей «отличная лодка». Когда мы втроём с трудом распахнули скрипящие двери большого амбара, собранного из посеревших от морозов и ветров сосновых досок, я буквально обмер от восторга, а потом экстатически задышал. На крепких опорах вздёрнутым носом к воротам стояла практически новая илимка! Как на выставке-продаже! Не битая, не крашеная, без посредников и почти без пробега. С ценой никаких вопросов и задержек не возникло, заплатил я владелице сразу, наличными и очень хорошо. После чего, подло позабыв о собиравшихся отпраздновать удачную сделку молодых женщинах, я утащил восьмиметровую узконосую красавицу в одну из поселковых мастерских, где судно поставили в стойло, полностью обиходили и доработали. Корпус тщательно проверили, герметизировали и покрыли тремя слоями хорошей современной краски темно-зелёного цвета, без ненужных художественных фантазий. Скромно, стильно, этнографично. Мотор надежно вставал на транец, городить выносное управление я не стал, решив, что прекрасно устроюсь у румпеля. Лодку, кстати, всё-таки обмыли, тем же днём. Замечательный вышел вечерок, да… Я, обнаружив, что в доме внезапно закончился сахар, всё-таки заглянул к соседке и влип в стремительную сексуальную историю, но об этом как-нибудь в другой раз. Многие ездят на илимках с гениальным изобретением кетов, чаще всего такой домик находится на корме, где он сложен в виде слоёной брезентовой крыши, которую при дождливой погоде можно раскинуть по бокам. Мой шатер лежит в сложенном виде: связка тонких дюралевых трубок и пошитый из синтетики лёгкий тент. Ставить его – от силы десять минут работы одному. После сборки и закрепления конструкции на бортах получается настоящая каркасная палатка двухметровой длины, в которой запросто можно при необходимости провести ночь в любом удобном для лодки месте, не теряя времени на обустройстве берегового лагеря. Непосредственно у зимовья к реке не спуститься, можно только набирать воду ведром на верёвке. Спуск к воде начинается чуть дальше. Это достаточно пологий съезд, позволяющий проходить джипу для перевозки груза или самой лодки. Впрочем, её я вытаскиваю наверх только поздней осенью, с концом навигации. Вот здесь у меня возникли серьёзные проблемы, о которых я вовремя не подумал. Дело в том, что штатный прицеп внедорожника, на котором я, кроме всего прочего, собирался возить стандартную моторную лодку, в данном случае оказался совершенно бесполезным – короток! Пришлось заказывать еще один прицеп, длинный, трубчатый, который загоняется далеко в воду, после чего илимку можно затянуть лебёдкой и увезти. Обкатав судно, хорошо изучив ближайшие и похуже – дальние окрестности, побывав в разных сложных ситуациях на воде, я уже познал все особенности судовождения плавсредства такого типа и за все время поездок ещё ни разу не пожалел о своём выборе. Можно сказать, что мне повезло: оказался в нужное время в нужном амбаре. Готовился до глубокого вечера. Ничего интересного в этот день не произошло, не считая неожиданного и шумного появления достаточно близко от зимовья светло-зелёного вертолёта Ми-2. После падения метеорита большие и малые вертушки частенько летают на юг и обратно. Исследователей возят, прессу, всем нужна сенсация. Обычно геликоптеры проходят западнее, я то и дело вижу силуэты стрекоз, медленно ползущих на горизонте над тайгой. Этот вертолёт прошёл всего в полукилометре, может, даже ближе. Однако к поляне геликоптер не приближался и интереса у меня не вызвал. Больше никого не видел и не слышал. Никакого спама. Важное для повествования событие произошло на следующий день. День запланированной рыбалки. Глава шестая Зачем они меня пугают? Рыба неплохо ловится и у зимовья. Настёгивая воду со скалы прямо возле дома, можно достаточно быстро натаскать килограммовых окуней, а с песчаного пляжа, на котором стоит лодка, без всяких проблем достаются из воды щучки под три килограмма – здешний стандарт. Обретя почётное звание местного жителя, я частично перенял и соответствующий менталитет, устои и отношение к биоресурсам – в Каменных Крестах щука рыбой не считается, её даже мой кот не ест. Щука здешняя, кстати, гастрономически – достойнейшая рыба, по утверждению изредка появляющихся туристов, которые отмечают, что наша щука совсем не то же самое, что шнурки из стоячей воды средней полосы. Но мне был нужен ленок, которого здесь называют майгой, он тоже калиброванный, в килограмм, и вкусные таймени. Лицензии я приобрёл, не желая лишний раз портить карму браконьерством, надо реализовать. Можно и хариуса потаскать на ручьях-притоках, он тоже крупненький для таких малых рек. Рыбы я собирался наловить побольше, чтобы не мелочиться, а загрузить коптильню настоящей работой. На этом участке Таймура – река широкая, но неглубокая. Берега часто с травой, встречаются косы. Течение довольно слабое, но иногда встречается что-то типа шиверы, где становится совсем мелко, и река заметно ускоряется. Столкнув лодку в воду и помахав рукой Фёдору, я с минуту повозился, устраиваясь на корме, и пошёл на разворот, ставя поднятый нос против течения. Двигатель, который после обкатки в бочке надо было немного поберечь, тихо работал на средних оборотах, уверено толкая илимку вперёд. Эта этническая лодка за счёт своих обводов и общей формы корпуса вообще легко движется по воде, сопротивление маленькое. А ещё она очень устойчива на курсе, идёт, практически не рыская. Мимо проплывали безлюдные берега, и вскоре все мысли куда-то ушли. Остались только эмоции, зеленеющая тайга, голубеющее небо, да прохладная речка. И первобытная тишина. Это был, пожалуй, за всю неделю лучший по погоде день. Жара, синее небо и почти полное отсутствие ветра. Лучший именно для поездки по реке, но не для тех, кто остался на берегу. Солнце подогрело злую мошку, которая обильно роилась в траве по берегам. Через пару километров пути я совсем близко увидел смешного медвежонка, собирающегося переправиться на другой берег. И не заметил бы, веди он себя тихо, однако зверь испугался звука двигателя и как бешеный рванул через кусты обратно. Ещё через три километра пути фарватер усложнился, заставив сбросить скорость до малого хода. Тут я и услышал за спиной звук чужого подвесного мотора. Обернувшись, увидел, что меня на приличной скорости догоняет лёгкая и вёрткая мотолодка «Обь» яркого кораллового цвета. Она здесь такая одна, так что сразу стало понятно, кто там за рулём. Прижав илимку к отмели, я заглушил мотор. «Обь» тоже ткнулась носом в жёлтый песок, и на берег легко выскочил невысокий поджарый человек в охотничьей камуфляжной паре, амуниции не из самых дешёвых. – Какая встреча! Писатель в поисках новых впечатлений? – широко улыбаясь, спросил Ильяс Сарсембаев после крепкого дружеского рукопожатия. – Как ты тут, что у нас в угодьях нового, что я пропустил? Илью я не видел с начала лета. У этого спортивного вида мужчины было круглое восточное лицо, смуглое, с обманчиво мягкими, правильными чертами и внимательными глазами, умеющими впериться в тебя бойким и, что называется, бедовым взглядом. Где он так загорел, интересно? – Коптильню решил запустить, – я сразу объяснил всё. – Не ради мелочи же. – Ха! Лосю понятно! Значит, к омутам пошёл, за тайменем? – За ним… Новостей вроде никаких нет, сижу себе бирюком над текстами, никого не трогаю, ничего не замечаю. А ты где так долго пропадал? Загорел, как негр. Ещё и в обновке, как гость столичный. Сарсембаев – очень интересный человек и весьма необычный типаж, таких людей надо в книжках прописывать. Я знаю, что он служил где-то в погранвойсках, имеет за спиной две боевые ходки на Кавказ и ещё какие-то серьёзные приключения, то есть ровно то, что сам Ильяс и поведал без моих дальнейших расспросов, здесь это не принято. Захочет, сам всё расскажет. – Семью на курорт возил, на море. Месяц жарились! – Крым? – Не, Сочи! «Жаркие, летние, твои!», помнишь? У меня там сослуживец хорошую гостиницу в Адлере держит, – охотно пояснил он, заглядывая в мою лодку. – Номер люкс, бассейн с подогревом, чача со льдом, шампань, горелое мясо на углях, все дела… Вижу, «ямаху» взял. А что не «Меркурий»? Ильяс любит поговорить, а я всегда с удовольствием с ним общаюсь. Хороший мужик, без гнилья в душе, во всяком случае, так мне кажется. – Ага, взял. Ну что, круто погулял, молодец! По-нашему, по-буржуйски. – Да какой там! Друг помог. Но оттянулся как удав, на всю длину… С соболем хорошо вышло, да и сушёные грибы удачно пристроил. На обратном пути завернули в Москву к корешам. Там прикупил себе ещё один ствол, амуницией немного обогатился, мелочёвкой всякой… – Ильяс помял двумя пальцами ткань-нешуршайку дорогой рубашки с большими нагрудными карманами, отчего качественно прорисованные веточки и листья смешно зашевелились. Немного хвастаясь, он принялся в красках рассказывать о крутом отпуске, а я без всяких возражений сидел на корточках, облокотившись правой рукой на борт, с удовольствием слушал и представлял ярко себе эти жаркие и пряные картины беззаботного времяпрепровождения, умело выстраиваемые приятелем из кирпичиков-образов. – А потом как отрезало! Всё надоело, вообще всё. По тайге соскучился страшно, по всему вот этому, – заключил он, с восторгом обводя глазами окрестности. – Семью оставил в Енисейске, а сам сюда, пора к зиме готовиться, да и гриб поспел. Как я понял, у него, компанейского такого, везде имеются кореша-сослуживцы, и все они – тоже специальные, скажем так, люди. Интересно было бы, конечно, узнать, какой чёрт его дёрнул стать таёжным промысловиком, но этого я делать не собираюсь. Меня ведь тоже кто-то дёрнул. – Что за ствол? – «Беретту» полуавтоматическую прикупил, двенадцатого калибра, – показал он рукой в сторону «обушки», на корме которой громоздились какие-то коробки и тюки. – Осенью на гусиной охоте хорошо поработает… Так что у тебя, как там котяра, чем поживает мой безжалостный конкурент и вечный ворчун Новиков? В охотничьем зимовье Сарсембаева, где я гостил пару раз, на постоянной основе трудится необычный комендант – маленький симпатичный горностай, который всё крышует, он там вроде как вместо кошки. На моих глазах эта наглая тварь украла огроменного копчёного тайменя и потащила в сени. Еле отбили у наглеца. У Ильяса тоже пока нет собаки, любимую лайку по весне насмерть порвал вставший из берлоги медведь. Переживал промысловик страшно… Знаю, я видел эти эмоции, когда он приезжал ко мне поделиться этой бедой. А Новиков ему никакой не конкурент. Мужики потому и живут по-приятельски, что промысловые угодья добытчиков-профессионалов мудро развела по берегам тихая река, зимовье Сарсембаева стоит на южном. – Что ему сделается, гаду. Кот жрёт и бездельничает, стал ещё больше. Новикова после происшествия на Людоеде не видел. Он же на день раньше уехал из посёлка… Сегодня загляну, пожалуй, проведаю. – Наслышан, наслышан, дикая вышла история, – немного помрачнел промысловик. – Рассказали во всех красках, и Гинзберг тоже. Насколько я знаю, подвижки есть, но дело ещё в работе. – А вообще как? Ну, с этими живорезами? Шалят?