От неожиданности сталкиваемся, а я теряю равновесие. Мужские ладони оставляют после себя безжизненный пепел на месте касания. Торопливо стряхиваю с себя его руки. Которые совсем недавно дарили наслаждение и восторг. Не хочу! Не хочу, не могу! Только не его заботливые прикосновения! Как он может вот так просто разрушить все то, что мы строили годами? Ведь мои проблемы не являются для него чем-то неожиданным. Мы вместе боролись. Он меня всегда поддерживал, переживал. Был опорой. Зачем он так? Почему? Разве можно просто сломать… выбросить того, кому ты так нужен? Неужели это возможно? По всей видимости, да. — Допустим, я не могу родить. Но сейчас есть разные возможности. Да, пусть пока они не работали. Но если это твой главный критерий… я не понимаю, почему сейчас? Почему не пару лет назад? — Пару лет назад мне казалось, что все это преодолимо. А сейчас кажется, что честнее отпустить друг друга. — Если не срабатывает медицина, то… — запинаюсь, подмечая, как чернеют его глаза. — Есть ведь и другие варианты… Дети, которым нужна семья и любящие родители, например. — Маш, я к такому не готов. Извини. Это правда. Ступор не проходит. Не понимаю, о чем нам теперь разговаривать. — Может быть, есть что-то ещё? Другая женщина? Ты скажи как есть. Я приму. Жизнь тебе осложнять не стану. Проклятиями сыпать тоже. Обнимаю себя руками. Холодно. Холодно и противно внутри. — Маша, — становится вплотную, вместе со мной смотрит в окно. Но на улице темно, и мы оба глупо рассматриваем в отражении стекла эффектную статную пару. Муж выше меня, даже когда я на каблуках, а сейчас и подавно. Широк в плечах, строен. Красив. Обожаю его ухоженную небритость. Раньше, когда он целовал меня, намеренно слегка царапал. «Чтобы все знали, что ты моя». Больше я этого от него никогда не услышу… Держать не стану. Хочет быть свободным — пускай. В конце концов, свобода — это единственное, что я могу ему подарить. Что ему действительно нужно. Так пусть же забирает. На счастье... Вдох требует неимоверных усилий. Я как будто задыхаюсь. От чувств к нему. От эмоций. От осознания, что больше не принадлежу ему. Как бездомная дворняжка, которую любимые хозяева вышвырнули на улицу. Наши взгляды в отражении пересекаются, я вздрагиваю от неожиданности. От той глубины его колючего взгляда, которую мне уже не измерить. Решаюсь на последний шаг. После вернуть «нас» будет уже невозможно. — Если ты не против… переночуй где-нибудь. Мне нужно время и одиночество собрать вещи. — Маша, я тебя никуда не гоню… Это твой дом. Но я не слышу. «Давай разведёмся», — безостановочно стоит на повторе в голове. Поворачиваюсь, ощущая на себе изучающий взор. Твёрдо смотрю в его чёрные глаза, искренне надеясь, что когда-нибудь ещё вздохну без горечи, когда-нибудь смогу выжечь из сердца имя… этого… человека. — Давай, Марат, — привкус горечи собственных слов отравляет, ядом проникая в кровь. — Давай разведёмся. Глава 2 — Режь! — со сталью в голосе бросаю сестре, оглядывая своё отражение в зеркале. Кончики светлых распущенных волос почти до пояса мне не видны. — И не подумаю! — повышает на меня голос. Упирает руки в бока. — Режь, тебе говорят! Я клиент — что хочу, то и заказываю! — эмоции уплотняются и звенят в голове. — В таком случае, многоуважаемый клиент, руки в ноги, и валите в другой салон. Там хоть налысо! А я к твоим волосам даже не притронусь! До свидания! — буравит взглядом. Смотрим друг на друга, как заклятые враги. Ира потрясный мастер, но семейные терки и фамильярность частенько нам мешают. Вот как сейчас. — Значит так. Ир. Мне нужно рубануть до плеч. Понимаешь? — Ну бери топор, руби. Я-то что? Смотри-ка. Нужно ей… — закрывает какие-то флакончики, перекладывает расчески… Отворачивается с обидой. В этот момент я так злюсь на нее, скоро красными пятнами лицо пойдет! — О-обре-еза-ай… — цежу сквозь зубы. Я, признаться, свои волосы, кроме сестры, никому не доверяю. Уже лет пять точно. — Ага, щаааз! Разбежалась. Сначала я ей цвет выравниваю, тонирую, помогаю волосы отпустить, а теперь до плеч, видите ли, надо. Обойдёшься! — набрасывается возмущённым шепотом. В глазах горит негодование. — Ир. Ну правда надо! — Ищи другого мастера. Я отказываюсь. — Хорошо, — соглашаюсь громко на весь салон. Мигом оказываюсь на ногах. Вещаю дальше. — Кто-нибудь за двойную плату сможет мне волосы обрезать? Долго на это решалась, но в итоге я здесь. И вполне четко представляю, чего хочу. Мне нужны кардинальные перемены. Для начала самые легкие и безболезненные. — Дохлый номер, — подводит итог сестра. — Здесь тебя не возьмёт никто: очередь. Я, поджимая губы, плюхаюсь обратно в кресло. — И вообще, — продолжает слегка оправдываясь, — мне Марат точно руки с корнем выдернет, если я к твоим волосам притронусь. Ты что?! Смерти моей хочешь?! — Марату теперь все равно, — заявляю тихо, но строго. — Он мне больше никто. Понятно? Из рук сестры выпадает что-то громоздкое и с металлическим лязгом летит на пол. — Ты о чем? — наклоняется Ира, на лице ее ужас. Уточняет как можно тише, чтобы другие не слышали. Ее лицо возле моего плеча, встречаемся глазами в зеркале. — Разводимся мы, — шепчу ей на ухо, чувствуя, как вновь топит разочарование и заполняет паника. Капля по капле. Мы с Маратом были вместе, сколько я себя помню. И теперь без него я не ощущаю себя. Сестрёнка ошарашена по полной программе. Челюсть отваливается, в глазах дикое потрясение. — Как?! Почему? Он тебе изменил?! — несдержанно, но так же тихо. — Не сошлись характерами. Какая разница? Мне просто нужна небольшая перезагрузка, встряска и перемены. Помогай, Ириш. Сестра задумчиво на меня смотрит, становится сзади. Собирает волосы, пропускает через кулак. Распускает по спине. Хмурится. Проводит расчёской по светлым прядям. И все это с жутко потерянным видом. Раздумывает. — Подкрасимся, цвет освежим. Сантиметров десять обрежу... Ну Маш… — тянет отчаянно. — Давай ты еще раз подумаешь? Сегодня не станем кардинально. Расстроенными глазами смотрю на сестрёнку. — Ир. А у меня суд завтра. Мне нужно выглядеть уверенно, несмотря на внутренний раздрай и ощущение сломленности. — Приехать вечером? — с осторожностью интересуется. — Давай по факту. Созвонимся. На сегодняшний момент не желаю ничем разбавлять вечернее одиночество. — А чего через суд? Имущество делите? Я, право слово, не знаю, что тут сказать… *** Плавный цокот каблуков отдаётся в голове, перекрывая скромный шелест юбки. Каждый шаг преодолеваю с трудом. Изнутри трясёт, дыхание рвется на каждом выдохе. Сейчас. Уже сейчас начнётся заседание. И я с дрожью в коленках медленно и грациозно приближаюсь к двери. Марат уже на месте. Волосы его слегка отрасли и теперь заметно вьются. Это, пожалуй, единственное, что смягчает мужской образ. Губы плотно поджаты, челюсти стиснуты. Идеально выглаженная рубашка, строгий костюм стального цвета… Марат аккуратист и консерватор. У него всегда все разложено по полочкам, чётко и ясно, согласно регламенту. Супруг ценит порядок, экономит своё время. Не любит изменения, привержен постоянству. Марат всегда был скуп на эмоции. Для него это нечто лишнее, ненужное, обременяющее. Он привык загонять себя в строгие рамки и границы, которые сам же обычно и воздвигает. Задумчивый взор упирается в пол. Правая ладонь неожиданно сжимается в кулак. Всегда деловой, собранный и спокойный, в этот момент муж определенно нервничает. Мое появление он подмечает не сразу.