— Тогда перекусим вместе и заодно обсудим. А то я сегодня пропустил завтрак. А голодный я невменяемый, — прищелкивает языком. Как это Танюша его голодным оставила? Я прячу улыбку. Да видно же, что она к нему неровно дышит. — Что? — ухмыляется. — Нужно срочно наверстать упущенное. Негоже мужчине ходить голодному. Губы его кривятся, взгляд прожигает исподлобья. А я… округляю глаза от ужаса. Я сейчас от стыда под землю провалюсь. О Боже! Что я сейчас сморозила?! Звучит-то как двояко! — Кормушку бы ещё личную найти где-то, — выдает полушутливо-полурассудительно. — Гурманом нелегко быть, понимаю, — шуткой сглаживаю неловкость. Я просто отвожу взгляд. Прикусываю щеку изнутри, чтобы не рассмеяться. Потому как Владислав Сергеевич одарил меня таким многозначительными взглядом, что сдерживаться нет сил. — Я просто с чужих тарелок не ем, — роняет насмешливо. Отворачивается. Принципиальный какой, надо ж так. А он, кстати, неплохо выглядит. Лицо изможденное, уставшее. А глаза… глаза горят огнём. Не спрятать, не скрыть. Сколько ему лет, интересно? Сорок? Не знаю. От него такая мощная живая жизнерадостная энергетика — кажется, ему лет двадцать в душе. И что же у вас, Владислав Сергеевич, на фирме-то случилось? Я посмотрела отчеты за прежние годы. Там все было более чем приемлемо. В кафе мужчина галантно пропускает меня вперёд. Выбираем место у окна. Вид потрясающий. Чувствуется дыхание приближающегося лета: почки набухли, трава уже зеленеет, кое-где несмело пробиваются желтые солнышки цветов. Официант спешно приближается, приветствует нас, укладывая на стол две увесистые кожаные папки с глухим стуком. Владислав Сергеевич, не глядя в меню, заказывает борщ, отбивные с картошкой, компот и хлеб. Простые блюда, которые ассоциируются у меня с теплом, уютом и домашним очагом. Опускаю взор. Улыбаюсь в душе. Почему-то вспоминаю Марата. Он предпочитал пасту и острые супы. Но компот заказывал всегда. Глаза коротко пробегаются по меню. Выбор сделан. Мы оба смотрим вслед официанту, кладём ладони на стол. Наши взгляды встречаются. Мужчина начинает разговор. — Я знаю, что все плохо. Мне нужно понимать, что реально можно сделать. — Есть первоочередные задачи. Есть вторичные, но не менее важные. Давайте так. Я расписываю план на ближайший год. С течением времени он может слегка корректироваться, будем вносить уточнения. На ближайшие три месяца я распишу подробную программу. Пока я руковожу проектом — контролирую все сама, дальше кто-то перенимает эстафету. — Возражений на данный момент не имею. Кивает твёрдо. Смотрит уверенно. Нет в нем сломленности. Нет отчаяния. Нет затравленности. Разочарование и страх не отражаются в глазах. Для меня это говорит о многом. Вызывает уважение. — Как давно управление на вас? — Прилично. Последнее время что-то идёт не так. А я упустил момент катастрофы. Зону комфорта разграничивает чётко. Посторонних не пускает. Уверена, в этом плане может быть жестким. Но и ответственность с себя не снимает. — Какие-то действия предпринимали, чтобы улучшить ситуацию? — Вышло не слишком обнадеживающе, — пожимает плечами. Я уж поняла. — Часть основных средств решили продать? Это не самое лучшее решение. Если деятельность компании и не замрёт, то замедлится уж точно. — Это была необходимость. — Суд может отнестись к этому, как к выводу активов. — Я понял, — заявляет убито. Скисает немного. — Смотрите. Антикризисные меры максимально объемно облекаем в письменный вид. Чтобы не привлекли к субсидиарке в случае банкротства, в суде нужно будет доказать, что вы максимально принимали меры по урегулированию текущей ситуации и преодолению компанией сложностей. — Это ясно. Конкретнее? — Фиксируем каждый чих, каждый вздох, каждый шаг. Взыскание дебиторки только в письменном виде. В случае принятия решений о реструктуризации долгов обязательно подписываем соглашение. Никаких устных договоренностей. Даже если внутри компании принимаются антикризисные решения — оформляем как протоколы заседаний. Каждую бумажку храним и лелеем. Кто реально занимается бюджетом? Отвечает. — Перераспределяем расходную часть бюджета на обеспечение обязательств. Снижаем издержки. Оптимизируем расходы. Стараемся выполнять заключённые контракты, ищем новые. Сделки с высокими рисками запрещены. Привлекаем средства иными способами. — Есть предложения какими? — Начнём с переговоров. Кредиторы скоро начнут злиться. И мы должны их убедить: подождать, пока мы восстановимся и начнём работать в полную силу, — намного выгоднее, чем урвать крохотный кусочек после судебных разбирательств. — А я говорил, что здесь нескучно будет, — печально поджимает губы. Назад возвращаемся, слегка перешагнув отведённое на обед время. — По поводу изучения рынка. Владислав Сергеевич, когда вы будете не заняты, можно я вам позвоню? Есть вопросы по специфике. — Звоните. У вас карт-бланш на мое время. В наши спины врезается разочарованный возглас. Одновременно оборачиваемся. Таня. Глаза чуть ли не на мокром месте. На меня смотрит уничижительно. Я, возможно, черствая, но мне безразлично. У них шуры-муры, а я переживать должна? И вообще. Спишь с мужиком на работе, и что? Теперь каждую проходящую мимо него женщину зрительным кипятком обдавать? Да ну их. Мне с этим разбираться некогда. Пусть сами решают свои проблемы. А подслушанные чужие разговоры как раз могут стать весомой проблемой. Лифт замирает на нашем этаже. Владислав Сергеевич отходит на шаг в сторону, пропуская нас с Таней вперёд. Им ехать на третий, мне — на второй. Проехав один этаж, лифт останавливается. Двери распахиваются, выпуская меня. — Мария Александровна, давайте я сам наберу вечером. — Да, конечно. Буду ждать. На девушку я даже и не смотрю. Ее придумки не моя забота. У меня скорое планомерное банкротство намечается, если мозгами не раскинуть. Прохожу в свой кабинет. Я уже привыкла к нему. И даже, чтобы оживить обстановку, фикус поставила с кактусом. Потому что все остальные цветы у меня дохнут. Погружаюсь в цифры и не сразу соображаю, что телефон вибрирует на краешке стола. Тянусь, обхватывая корпус. На имя контакта и не гляжу, просто в каком-то густом рабочем угаре нажимаю на ответ. — Слушаю. Дальше на виски давит звучная тишина. Я уже решаю, что со связью неполадки. Как вдруг… — Маша? — тихо льется из динамика голос, который ещё пару месяцев назад мерещился мне во снах. Воздух в легких мгновенно иссякает, чувствую приступ легкого удушья. Слабый вздох больше походит на громкий возглас и мольбу о помощи. Я не готова сейчас его услышать… только не его голос… Глава 9