Часть 8 из 14 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Спасибо, — восхищенно говорю я. Это действительно очень полезная информация.
Я захожу в центр коррекции зрения, показываю свой рецепт из клиники: на нем написано, какое у меня теперь зрение. Фармацевт кивает и предлагает мне набор за 20 долларов. Шесть цветов. Двенадцать линз. Каждая пара на две недели. Я тут же покупаю и иду к себе.
* * *
Через пару дней я покупаю билет на автобус до Кливленда. Дело не в пункте назначения, а в самом автобусе. Мне жизненно необходимо ехать куда-нибудь и смотреть какой-нибудь фильм. Когда это происходит одновременно, мне больше ничего не нужно. Как вариант, можно слушать музыку или читать, но лучше все-таки смотреть кино. Полное погружение. Я держу курс на Лос-Анджелес. Это семь часов на самолете, но я надеюсь, что мой путь займет всю жизнь. Единственный человек, с которым я периодически общаюсь, — мой отец. Стараюсь звонить ему из придорожных закусочных с красными кожаными диванами. Они все одинаковые. Там даже официантки почти на одно лицо. Надеюсь, он не замечает ничего подозрительного. Надеюсь, что он вообще ничего не замечает. Он расспрашивает об учебе. Я рассказываю ему какую-нибудь чушь, а потом перевожу разговор на знаменитых маньяков. Я о них знаю все, а он слышать о них не может. Мы никогда не разговариваем о маме и, в конце концов, превращаемся в чужих друг другу людей. Я это чувствую.
Цинциннати, Нэшвилл, Джексон, Новый Орлеан…
Мне совершенно не важен город. Доходит до того, что когда меня спрашивает тетушка на рецепции в мотеле, понравился ли мне их город, я отвечаю:
— Да. Отличный кинотеатр.
Я беззастенчиво пользуюсь добротой отца, который то и дело подкидывает мне денег на карманные расходы. Их ни на что не хватает, но я не представляю, как мне начать добывать деньги, если практически каждый день я оказываюсь в новом городе. И нет, я не планирую останавливаться.
К моменту приезда в Новый Орлеан у меня появляется несколько навязчивых хобби. Одно из них: маниакальная слежка за всеми, кого я знала. Я завожу несколько аккаунтов с вымышленными именами и начинаю поиск и слежку. Все начинается с того, что я захожу на страницу Джерри. Читаю его статусы.
Что не ломает, делает нас сильнее.
Когда мне тяжело, я всегда напоминаю себе о том, что если я сдамся — лучше не станет.
Ночь темна перед рассветом.
Это ЕГО статусы. Ненависть, злость и стыд топят меня. Я захожу на страницу к Зои, однокурсникам, всем, кого знала. Начинаю искать тех, кто был в переходе в ту ночь. Естественно, в друзьях у Джерри их нет. И в друзьях друзей. И… Цепочка, в общем, ясна. Открываю гугл-карты. Ищу дом, где расположен тот бар. Ищу страницу бара. В подписчиках нет. Промах.
— Девушка, вам налить еще кофе? — скучающим тоном спрашивает официантка с кофейником в руках. Я вздрагиваю и с ужасом смотрю на нее. Официантка саркастически улыбается. Она ежедневно встречает по сотне людей самой разной степени вменяемости.
— Нет. То есть да. И пирог яблочный, если можно, — говорю я и стараюсь дышать как можно ровнее. Я не знаю почему, но люди стали меня пугать. Чем больше я стараюсь контролировать этот страх, тем сильнее меня пугает… всё. Кажется, организм живет по каким-то своим законам. Как только дыхание выравнивается, официантка возвращается с тарелкой, на которой лежит кусок пирога. Она со стуком ставит его на стол и наливает новую порцию кофе.
Решаю, что нужно как-то бороться с собой. Пока не решила как, продолжаю искать страницы тех людей. Я плохо помню их лица, но на руке одного из них был вытатуирован дракон и какая-то надпись. Не помню, что там было написано, но стиль букв воспроизвести смогу. Просматриваю тех, кто чекинится в этом баре. Выделяю постоянных клиентов. 10 анкет. Не они. Ищу по друзьям и подписчиком и… нахожу их. На это у меня уходит часов двадцать, но нахожу. Я не испытываю никаких эмоций, кроме стыда. Просто начинаю наблюдать. Зои, Джерри, Виктор, даже мистер Джейкобсон. Судя по анкете, у них с Вандой Макдрайв роман был в студенческие годы. Нашла пару снимков, на которых они вместе, молодые и отвратительно счастливые.
День за днем я хожу в кино, сажусь в автобусы, слежу за страницами друзей и врагов, читаю одни и те же книги. Все время покупаю новые, но читаю только те, что перечитывала много раз. В основном Гюго. «Человек, который смеется». Это про мальчика, который был рожден богатым и красивым, а потом его лицо изуродовали и оставили умирать. Он выживает. Его подбирает старый Урсус и начинает показывать его людям за деньги. У мальчика, которого зовут Гуинплен, порезан рот, и поэтому кажется, что он всегда смеется. Он вырастает. У него есть любимая слепая девушка, которая считает его самым красивым, работа в балагане и старый Урсус. Вдруг все меняется в его жизни. Гуинплен становится богатым и знаменитым. А потом все равно умирает. У Гюго почему-то всегда все умирают.
Еще я постоянно меняю цвет глаз. У меня теперь целый чемоданчик с линзами. Красные, синие, зеленые, черные, с изображением огня, футбольным мячом, паутиной… Каждый день новые глаза. В некоторых линзах я вижу еще хуже, чем без них, но мне нравится, что люди не видят за ними меня. Они восхищаются цветом моих бездонных синих (зеленых, фиолетовых, карих) глаз. Либо пугаются, когда видят, ну например, пламя вместо зрачков.
В-общем, я делаю все, чтобы перестать существовать. В конце концов, наверное, призраки именно так и делают. Следят за жизнью всех, кого знали и кто еще жив. От скуки, наверное, ходят в кино, читают и ездят в автобусах.
Иногда я завожу интрижки на одну ночь. В первый раз очень боялась, но оказалось, что все просто. Разговаривать особенно не пришлось. Возможно, Верена Вибек и боится людей, но стюардесса Кэтти из Румынии, медсестра Конни из Германии или продавщица сладостей из супермаркета ничего не боятся. Кем я только не представлялась. Даже глухонемой. Однажды в баре Нэшвилла ко мне подходит парень. Мы разговариваем минут пять, и он вдруг говорит:
— Может, в кино сходим, а?
— Кино? — оторопело переспрашиваю я. — Нет. Это слишком личное. — Лицо парня вытягивается. — Но мы можем поехать к тебе.
Итак, Новый Орлеан. Прошло полгода с того дня. Я снимаю здесь дешевый номер в мотеле и даже устраиваюсь на работу в местный кинотеатр, так как отец в последнее время с большим скрипом перечисляет деньги на карточку. Мы созваниваемся довольно часто, но каждый раз для меня это ожидание удара. Вдруг он смотрел видео? Знает ту историю? Звонил в колледж? Этот звонок такой же, как и все предыдущие. Короткий и напряженный разговор о ничего не значащих вещах. Если затронем какую-нибудь опасную тему, переключусь на маньяков. Он знает и не задает лишних вопросов. Напоследок он вдруг интересуется:
— Верена, у меня тут девочка на практику пришла. У нее брат тоже юрист. Заканчивает учебу. Ему нужно было проконсультироваться на тему маньяков. Ты же не против, если я дам твой скайп? — Вид у отца виноватый. Сразу понятно, что он уже дал все контакты. — В общем, он позвонит тебе сейчас, — заканчивает отец совсем уж унылым тоном.
— Но почему? — слишком громко восклицаю я и тут же начинаю озираться по сторонам.
— Потому что тебе нужен молодой человек. Муж, — отвечает он и отключается.
Парень, имени которого я не знаю, звонит минут через десять. На экране я вижу красивого, даже смазливого молодого человека в обтягивающей футболке и с самодовольным выражением лица. Он тут же начинает шутить, рассказывать какие-то истории, рассказывать о себе. Я успокаиваюсь. За 30 минут мне не пришлось сказать и трех слов.
— Так вот, слушай, забыл зачем звоню. Мне нужна консультация по одному человеку известному. Маньяку, — говорит он. — Как ты можешь охарактеризовать Ганнибала Лектера?
Я начинаю смеяться.
— Обожаю Хопкинса.
— Нет, я про реального, — обижается он.
— Это литературный персонаж, его в реальности не существовало, — поясняю я.
— Совсем? — озадаченно спрашивает Анкель.
— Не совсем, конечно, многие люди едят других людей, просто никого из них не звали Ганнибал Лектер.
— У тебя очень красивые глаза, — вдруг тихо и серьезно говорит он. Сегодня они зеленые.
Мы смеемся и продолжаем разговаривать. Я расплачиваюсь в кафе и иду к кинотеатру, в котором должна буду шесть часов встречать гостей…
Так у меня появляется парень. Диагональю восемь дюймов. Он идеален. Прежде всего, Анкель мне нравится тем, что он никогда не спрашивал меня о реальной встрече. Это невозможно по определению. Поэтому с ним легко. А спустя какое-то время отец говорит о том, что согласился возглавить клинику в Берлине и продал наш дом в Гданьске. Анкеля он забирает с собой. Он чуть ли не ежедневно интересуется нашими с Анкелем отношениями. А спустя пару месяцев Анкель мне предлагает выйти замуж. Я соглашаюсь, в шутку конечно. Мы ведь никогда не увидимся. Это невозможно.
— Когда ты приедешь в Берлин? — спрашивает отец, когда я очередной раз звоню ему.
— Не знаю… Учеба, понимаешь.
— Хватит, Верена. Впервые рад тому, что твоя мать умерла. Хоть не видит всего этого позора, — с раздражением в голосе обрывает меня он. — Тебя отчислили год назад. Думаешь, я не знаю? А твоя выходка с клеветой на преподавателя? Это ни в какие ворота не лезет! — Он почти орет. Я таким его никогда не видела. Даже на экране видно то, как набухли вены на его висках.
— Ты знаешь? — только и могу я сказать.
— Конечно знаю.
— Ты видел то видео? — Мой голос обрывается.
— Нет. Анкель мне сюжет пересказал, — кривится он. — На следующей неделе ты должна быть в Берлине.
— Папа? — Мой голос дрожит.
— Что?!
— Тебе меня не жаль?
— Мне за тебя стыдно. Дура! — рявкает он и замолкает. Пауза затягивается, а потом он говорит: — Если уж решила оклеветать кого-то, шла бы до конца.
— Я не хотела такой славы.
— Не ври. Ты всегда хотела быть звездой. Не важно какой. Ты понимаешь, что Анкель твой единственный шанс?
— Что ты хочешь сказать?
— Девушка должна либо выйти замуж, либо сделать карьеру. Ты ни на то, ни на другое больше не можешь рассчитывать. Кто, кроме Анкеля, тебя в жены возьмет? А на работу, кроме меня? Думаешь, в Германии только я интернетом пользоваться умею?..
Его монолог продолжается в таком же духе еще долго. Шестнадцать минут сорок четыре секунды, если точнее.
Через неделю я приеду в Берлин. Это уже решено. Я не могу. Не могу жить за пределами автобусов, кинотеатров и номеров дешевых мотелей. Там ведь люди. Вспоминаю мистера Джейкобсона. «Рано или поздно жертва вновь становится жертвой». Вспоминаю Виктора. «Проиграв один раз, еще можно выиграть, но если проиграл дважды — это уже невозможно».
Я проиграла все.
Чтобы хоть как-то оттянуть приезд в Берлин, беру билеты до Барселоны, а дальше еду автобусом через всю Европу. Приезжаю в Берлин и первое, что делаю, становлюсь заложницей психопата.
Они были правы.
А самое главное: я знала, что так произойдет.
— Ты ведь понимаешь все? — спрашивает меня напоследок Микки, ведя меня в подвал места, которое они называют бункером. Я мотаю головой.
— Ты жива, пока жива Бонни, — миролюбиво поясняет он и поднимается по лестнице, мурлыча что-то, отдаленно напоминающее песню Джимми Моррисона.
Все. Конец. Где Happy end? Ваш фильм провалится в прокате.
5. Без шансов
Микки