Пред нею длинный и сырой Подземный коридор, У каждой двери часовой, Все двери на запор. Прибою волн подобный плеск Снаружи слышен ей; Внутри – бряцанье, ружей блеск При свете фонарей; Да отдаленный шум шагов И долгий гул от них, Да перекрестный бой часов, Да крики часовых… С ключами старый и седой, Усатый инвалид — «Иди, печальница, за мной! — Ей тихо говорит. — Я проведу тебя к нему, Он жив и невредим…» Она доверилась ему, Она пошла за ним… Шли долго, долго… Наконец Дверь визгнула – и вдруг Пред нею он… живой мертвец… Пред нею – бедный друг! Упав на грудь ему, она Торопится спросить: «Скажи, что делать? Я сильна Могу я страшно мстить! Достанет мужества в груди, Готовность горяча, Просить ли надо?..» – Не ходи, Не тронешь палача! — «О милый! что сказал ты? Слов Не слышу я твоих. То этот страшный бой часов, То крики часовых! Зачем тут третий между нас?..» – Наивен твой вопрос. — «Пора! пробил урочный час!» — Тот «третий» произнес… Княгиня вздрогнула – глядит Испуганно кругом, Ей ужас сердце леденит: Не все тут было сном!.. Луна плыла среди небес Без блеска, без лучей, Налево был угрюмый лес, Направо – Енисей. Темно! Навстречу ни души, Ямщик на козлах спал, Голодный волк в лесной глуши Пронзительно стонал, Да ветер бился и ревел, Играя на реке, Да инородец где-то пел На странном языке. Суровым пафосом звучал Неведомый язык И пуще сердце надрывал, Как в бурю чайки крик… Княгине холодно; в ту ночь Мороз был нестерпим, Упали силы; ей невмочь Бороться больше с ним. Рассудком ужас овладел,