— Скорее, подтвердила одну из моих версий. Попробую ее проработать. — Ясно. Понятно. Ну… держи меня в курсе? Снова сигнал. — Пегги, у меня тут на параллельной линии кто-то очень настойчивый, так что давай прощаться. Спасибо, ты мне очень помогла. — Да я всегда готова! Ты только дай знать, может, чем еще пригожусь! — Обязательно. Еще раз спасибо. Он переключился на второй звонок. — Ты чего так долго не отвечаешь? Тоже мне — срочный вопрос! — О, Джек. Спасибо, что перезвонил. — Ну, вопрос-то какой? Гурни улыбнулся, подумав, что у Хардвика два основных агрегатных состояния: грубость и вульгарность, и сейчас он включил первое. — Ты насчет всех гостей точно знаешь, где они находились в момент убийства? — Более-менее. — Скорее более или скорее менее? — Там камеры были расставлены так, что вся территория охвачена. Гости, прислуга, музыканты — все были на виду, от начала до конца. — Все, кроме Гектора. — Гектор был в домике. — Предположительно. — А есть варианты? — Да я пытаюсь отличить, что мы правда знаем, от того, что мы думаем, что знаем. — Ну а кто еще мог быть в долбаном домике? — В том-то и дело, Джек, что я не знаю. И ты не знаешь. Кстати, ты мастерски скрыл от меня историю с рехабом. Я впечатлен. Последовало долгое молчание. — Какой хрен тебе об этом рассказал? — Вот именно, что какой-то хрен, а не ты сам! — А какое тебе вообще до этого дело? — Я люблю полную прозрачность мотивации, Джек. — Полную прозрачность? Да утрись, блин, своей прозрачностью. Безмозглый Род вышиб меня с дела Перри, потому что я сказал, что гонять мексиканских нелегалов по всему штату — тупая трата времени. Во-первых, один фиг не узнаешь, кто легал, а кто нет — какой нормальный человек признается, что не платит налоги? Во-вторых, какой нормальный человек признается, что знаком с убийцей? Спустя два месяца после начала расследования меня вызывают — давай, срочно лови двух придурков, которые застрелили заправщика на бензоколонке. Ну и какой-то умник с бензоколонки звякнул капитану и стуканул, что якобы от меня пахнет алкоголем. А ему ж только того и надо! Он вцепился в эту анонимку и радостно сослал меня на свалку, набитую стонущими торчками! Ты бы выжил двадцать восемь дней с торчками, а? Двадцать восемь дней! Только ты и торчки! Знаешь, как выглядела реабилитация? Лежу я день за днем и думаю: вот выйду отсюда и просто урою Родригеса нахрен. Голыми руками — да в сырую землю. Ну как, старичок, полегчало тебе, с прозрачностью-то? — Вполне. Только проблема в том, что расследование вас обоих не волновало, и теперь мы имеем что имеем. Нужно начинать с нуля и искать новых людей, которых интересует дело, а не как бы подложить другому свинью пожирнее. — Ах, проблема, значит, только в этом? Ну, удачи, капитан Прозрачность! Хардвик отключился. Гурни убрал телефон и задумался. В тишине было слышен стук спиц. Он повернулся к жене. Мадлен улыбнулась, не поднимая взгляда от вязания. — Что-то пошло не так? Он мрачно усмехнулся. — Все не так с самого начала. Теперь расследование нужно полностью переформатировать, а у меня нет ни авторитета, ни других ресурсов. — Я думаю, что есть способ. Гурни задумался. — Ты про Клайна? — Ты же еще на деле Меллери говорил, что прокурор — человек тщеславный? — Не удивлюсь, если он спит и видит себя президентом страны. Ну или на худой конец губернатором. — Ну, вот видишь. — Н-нет, не вижу. Она на секунду сосредоточилась на новой петле, потом подняла взгляд на Гурни, явно недоумевая, как он не замечает очевидного. — Если повернуть следствие на твой лад, это может в перспективе как-то почесать его тщеславие? Точно! Клайн обожал внимание прессы, когда речь шла о каком-нибудь громком расследовании. Это был самый легкий способ задеть его за живое — пообещать внимание журналистов. Гурни снова достал телефон и набрал номер окружного прокурора. Автоответчик заявил, что звонки принимаются в будни с восьми утра до шести вечера, а также можно оставить свои контакты для связи и ожидать звонка в рабочие часы или же перезвонить на круглосуточную горячую линию для неотложных сообщений. Гурни записал номер горячей линии в телефон, но решил сначала структурировать свое неотложное сообщение, которым предстояло зацепить оператора, чтобы добиться переключения на Клайна. В конце концов, если собираешься бросить через стену гранату, нужно сперва убедиться, что она точно рванет. Спицы затихли. — Слышишь? — произнесла Мадлен, чуть повернув голову к ближайшему окну. — Что? — Прислушайся. — Но что я должен услышать? — Тс-с-с-с! Он собирался сказать, что ничего не слышит, когда уловил далекое тявканье койотов. И — снова тишина. Гурни представил, как существа, похожие на поджарых волков, мчат рассеянной стаей вдаль, и дует ветер, такой же холодный, как их сердца, и луна заливает их путь по долине у северных гор. Телефон вновь зазвонил. Гурни опустил взгляд на экран. «Галерея Рейнольдс». Он быстро посмотрел на Мадлен, но лицо ее не выражало ни интереса, ни проницательности насчет звонка. — Дэйв. Слушаю. — Ты лишаешь меня сна. Нужно поговорить. После неловкой паузы Гурни произнес: — Ты первая. Ее мелодичный смех напомнил ему кошачье мурлыкание. — Я имею в виду, что собираюсь спать, а ты до сих пор не перезвонил. Давай все-таки обсудим завтрашнюю встречу. — Разумно. Снова бархатное мурлыканье. — Смотри, что я подумала. У меня нет для тебя советов, что говорить Йикинстилу, потому что я понятия не имею, что он собирается спрашивать. Так что просто будь собой. Умник-детектив, видавший виды бука-молчун, скромняга-воин на стороне светлых сил, который всегда побеждает. — Не всегда. — Это потому что ты еще и просто человек. Это вообще-то важно — что ты человек, а не герой-фальшивка. В общем, будь собой, и больше ничего не надо. Ты будь здоров умеешь произвести впечатление, хотя сам в это и не веришь, Дэйв. Помолчав, он спросил: — Это все?