— Прошу, — сказал Родригес таким тоном, что это прозвучало как грубость. — Улика четвертая: одежда жертвы, включая нижнее белье, халат и мокасины, вся запачкана его кровью. На халате найдено три посторонних волоса, возможно принадлежащих супруге жертвы, но это еще выясняется. Улика пятая: образцы крови, взятые с земли вокруг тела. Окончательных результатов из лаборатории еще нет, но пока вся найденная кровь принадлежит жертве. Улика шестая: осколки стекла с плиты под шеей жертвы. Это подтверждает вывод, сделанный на основании вскрытия, что четыре колотых раны от бутылочного стекла прошли насквозь через шею и что жертва лежала на земле в момент их нанесения. Клайн сидел сощурившись, как будто солнце било ему в глаза. — У меня складывается впечатление, что кто-то совершил крайне жестокое убийство со стрельбой и колотыми ранами — четырнадцать колотых ран, местами нанесенных с жуткой силой! — однако убийца умудрился сделать это, не оставив после себя никаких ненамеренных следов. Один из близнецов впервые подал голос, и голос этот оказался удивительно высоким для человека с таким мужественным телосложением. — А как же садовый стул, бутылка, следы и ботинки? Клайн нетерпеливо повел бровью: — Я говорю о ненамеренных уликах. А все перечисленное как будто оставлено нарочно. Полицейский пожал на это плечами, как человек, не разбирающийся в таких тонкостях. — Улика номер семь разделяется на подпункты, — сказал бесполый голос сержанта Вигг (однако бесполость не равна асексуальности, подумал Гурни, рассматривая необычный разрез глаз и красивую форму губ). — Улика номер семь состоит из сообщений, полученных жертвой и, вероятно, имеющих отношение к убийству. Сюда входит записка, найденная на теле жертвы. — У меня есть копии этих сообщений, — заявил Родригес. — Я их предоставлю, когда будет подходящий момент. Клайн спросил у Вигг: — А что вы ищете на этих записках? — Отпечатки пальцев, оттиски на бумаге… — Вы имеете в виду оттиск ручки от предыдущих страниц в блокноте? — Да. Мы также делаем анализ чернил с рукописных записок и идентификацию принтера по письму, напечатанному на компьютере, — последнее было получено перед убийством. — Наши эксперты также проанализируют почерк, словарный запас и синтаксис, — вмешался Хардвик. — Кроме того, мы проведем исследование фонограммы телефонного разговора, записанного жертвой. У Вигг уже есть предварительное заключение, мы сегодня его рассмотрим. — Мы также займемся ботинками, найденными сегодня, как только они попадут в лабораторию. И это на данный момент все, — сообщила Вигг, нажимая кнопку на компьютере. — Есть вопросы? — У меня есть один, — сказал Родригес. — Поскольку мы договорились о перечислении улик в порядке важности, почему вы назвали садовый стул первым? — Это просто мое ощущение, сэр. Мы не знаем наверняка, какое значение имеют отдельные улики, пока они не сложатся в цельную картину. Невозможно сказать… — Однако вы назвали стул первым, — перебил ее Родригес. — Вот я и спрашиваю: почему? — Он как будто иллюстрирует самую поразительную черту этого дела. — Это вы о чем? — О продуманности, — спокойно ответила Вигг. Гурни подумал, что у нее удивительная способность отвечать на допрос капитана так, будто это бесстрастные вопросы на бумаге, лишенные высокомерного выражения лица и оскорбительного тона. Было что-то удивительное в отсутствии эмоциональной вовлеченности, в способности не реагировать на провокации. И это притягивало к ней внимание. Гурни заметил, что все, кто сидел за столом, за исключением Родригеса, непроизвольно подались вперед, слушая ее. Она продолжила: — Дело не только в продуманности, но и в том, как странно все это было придумано. Принести на место преступления садовый стул. Выкурить семь сигарет, не касаясь их губами и пальцами. Разбить бутылку, помыть ее и принести с собой, чтобы нанести ранения мертвому телу. Уж не говоря про загадочные следы и исчезновение преступника в лесу. Просто какой-то гений убийства. Он не просто принес садовый стул, но поменял часть переплета на нем. Зачем? Потому что хотел, чтобы стул целиком был белым? Чтобы его было не так видно на снегу? Или потому, что его было бы не так видно на фоне белого костюма, в который, возможно, он был одет? Но если ему было так важно не выделяться, зачем он сидел на этом стуле и курил сигареты? Я пока не могу это никак подтвердить, но я бы не удивилась, если бы стул оказался ключом к разгадке всего преступления. Родригес покачал головой: — Ключом к разгадке этого преступления может быть только полицейская дисциплина, соблюдение процедуры и своевременная коммуникация. — Ставлю на садовый стул, — прошептал Хардвик, подмигнув рыжей Вигг. Это не ускользнуло от капитана, но он не успел ничего сказать, потому что дверь в переговорную открылась и вошел человек с блестящим компакт-диском в руке. — В чем дело? — рявкнул Родригес. — Вы сказали принести вам результаты по отпечаткам пальцев, как только они будут готовы. — И что? — Они готовы, — сказал человек, поднимая диск. — Наверное, вам стоит взглянуть. Может быть, сержант Вигг его откроет?.. Он протянул диск к ее компьютеру. Она вставила его в дисковод и нажала пару клавиш. — Любопытно, — сказала она. — Прековски, прокомментируйте, что там такое? — Креповски, сэр. — Что? — Моя фамилия Креповски. — Ладно, ладно. А теперь расскажите: нашли отпечатки пальцев? Креповски прокашлялся. — И да и нет, — ответил он. Родригес вздохнул. — То есть они слишком размазаны, чтобы можно было что-то сказать? — Они не просто размазаны, — ответил Креповски. — Вообще-то их толком и отпечатками не назовешь. — Тогда о чем речь? — Я бы назвал их мазками. Ощущение, что преступник использовал естественный жир на кончиках пальцев как невидимые чернила, чтобы оставить сообщение. — Какое сообщение? — Там три сообщения. По одному на обратной стороне каждого сообщения, полученного жертвой. Когда мы путем химической обработки сделали слова видимыми, мы сфотографировали их и записали изображения на диск. Их можно четко разглядеть на экране. С легкой усмешкой сержант Вигг медленно развернула свой ноутбук экраном к Родригесу. На фотографии было три листка бумаги, лежащие рядом, — оборотные стороны записок, присланных Меллери, разложенные в порядке получения. На каждом оказалось по слову, написанному размазанными штрихами: ТУПЫЕ ЗЛЫЕ КОПЫ. Глава 24 Преступление года — Что за херня? — хором произнесли близнецы. Родригес поморщился. — Черт! — воскликнул Клайн. — Это становится все интереснее. Убийца объявляет нам войну! — Да он просто долбанутый, — произнес первый Круз. — Долбанутый, но бесстрашный, он хочет схватки с полицией! — Клайн определенно находил новый поворот событий увлекательным. — Ну и что? — не понял второй Круз. — Я уже говорил, что это дело обязательно привлечет внимание СМИ. Так вот, оно не просто привлечет внимание. Это тянет на преступление года, а то и десятилетия. Каждый элемент этого дела — новостной повод. Глаза Клайна загорелись. Он так наклонился вперед, что его ребра упирались в край стола. Затем его энтузиазм угас так же внезапно, как возник, и он откинулся на спинку стула с мрачным выражением лица, как будто что-то напомнило ему, что убийство — это трагедия и относиться к нему надо соответственно. — Антиполицейское выступление может стать отдельным поводом для спекуляций, — подытожил он. — Несомненно, — подхватил Родригес. — Я хочу знать, был ли кто-то из гостей института настроен против полицейских. Что скажете, Хардвик? Старший детектив надсадно хохотнул. — Что в этом смешного?