— Я точно не знаю, — сказал Гурни, — но идея, что кто-то думает, будто вытягивает случайную карту, в то время, как эта случайность подстроена… Сержант Вигг, которая все это время слушала с возрастающим интересом, вдруг вмешалась: — Ваш фокус с картами напомнил мне знаменитую почтовую разводку конца девяностых. Может быть, дело было в ее странном голосе, который мог принадлежать и женщине и мужчине, или в том, что она вообще заговорила, поскольку это было редкостью, но она мгновенно приковала к себе всеобщее внимание. — Адресат получал письмо якобы от частного детективного агентства, в котором они извинялись за вмешательство в его личную жизнь. Компания «признавалась», что в ходе выполнения некоего заказа они по ошибке подвергли адресата наблюдению и в течение нескольких недель фотографировали его в различных ситуациях. Они также заявляли, что по закону обязаны все фотографии отдать ему. И тут возникает ключевой момент: поскольку некоторые из фотографий могут показаться компрометирующими, не предпочтет ли дорогой адресат получить их не на домашний почтовый адрес, а на абонентский ящик? В таком случае потребуется лишь прислать им пятьдесят долларов в счет оплаты расходов. — Придурки, которые на это ведутся, заслуживают того, чтобы потерять пятьдесят баксов, — мрачно пробормотал Родригес. — Многие потеряли гораздо больше, — произнесла Вигг. — Дело было не в конкретной сумме. Это был всего лишь тест. Мошенник отправил больше миллиона таких писем, и требование прислать пятьдесят долларов было нужно, только чтобы составить список людей, которым есть что скрывать от своих домашних. Затем с них требовали уже заоблачные суммы за избавление от компромата. Некоторые заплатили до пятнадцати тысяч. — За фотографии, которых в природе не было! — воскликнул Клайн со смесью возмущения и восхищения находчивостью обманщика. — Глупость некоторых людей не перестает меня… — начал было Родригес, но Гурни его перебил: — Господи! Вот же оно! Вот зачем он просил прислать двести восемьдесят девять долларов. Это то же самое! Это просто тест! Родригес непонимающе уставился на него: — Какой еще тест? Гурни закрыл глаза, чтобы представить себе письмо с просьбой о деньгах, которое получил Меллери. Клайн нахмурился и повернулся к Вигг: — Этот мошенник, говорите, миллион писем отослал? — Так писали в газетах. — Тогда это совсем непохожая ситуация. Там было налицо мошенничество — в огромную сеть одинаковых писем поймалось несколько рыбешек с нечистой совестью. Но у нас совсем другое. Записки, написанные от руки небольшой группе людей, для которых цифра 658, по всей видимости, что-то значила. Гурни медленно открыл глаза и посмотрел на Клайна: — Не значила. Сперва я тоже решил, что цифра имеет значение, потому что иначе отчего бы именно она пришла на ум первой? Я несколько раз спрашивал Марка Меллери, о чем ему говорит число 658, с чем ассоциируется, видел ли он его где-то написанным, могло ли оно быть частью адреса, комбинацией замка сейфа… Но он отвечал одно и то же — что эта цифра никогда прежде не приходила ему на ум, она была абсолютно случайной. Следовательно, нужно было другое объяснение. — Вот вы и вернулись к тому, с чего начали. — Родригес закатил глаза, демонстрируя усталость. — Возможно, нет. Возможно, история про почтового мошенника ближе к правде, чем нам кажется. — Хотите сказать, что наш убийца отправил миллион писем? Миллион рукописных писем? Это немыслимо — я уж не говорю о том, что это технически невозможно. — Миллион — разумеется, невозможно, если только ему не помогли, что в нашем случае маловероятно. Но какое количество он мог бы организовать? — К чему вы клоните? — Представим, что у нашего убийцы такой сценарий: отправить письма множеству людей, написав их от руки, чтобы каждый подумал, что послание адресовано ему лично. Сколько таких писем можно написать, допустим, за год? Капитан вскинул руки, демонстрируя, что этот вопрос не только не имеет ответа, но и не относится к делу. Клайн и Хардвик между тем задумались, как будто пытаясь подсчитать количество. Штиммель, как обычно, был невозмутим как амфибия. Ребекка Холденфилд смотрела на Гурни с нескрываемым восхищением. Блатт сидел с таким видом, словно пытался определить источник неприятного запаха. Вигг заговорила первой. — Пять тысяч, — сказала она. — Десять, если очень постараться. Может, даже пятнадцать, но это уже тяжело. Клайн сощурился: — Сержант, чем вы руководствуетесь, называя эти цифры? — Несколькими предположениями. Родригес покачал головой, как будто не было в мире ничего ненадежнее предположений. Если Вигг и заметила этот жест, она не собиралась на него отвлекаться. — Во-первых, предположим, что сценарий почтового мошенничества здесь применим. Если так, то логично предположить, что первое послание, в котором запрашивались деньги, было отправлено максимальному количеству адресатов, а последующие письма — только тем, кто ответил. В нашем случае мы видим, что первое послание содержало две записки по восемь строк, то есть всего шестнадцать довольно коротких строк текста плюс три строчки адреса на конверте. За исключением адресов все записки могли быть одинаковыми, значит, писать их было легко. Рискну предположить, что на каждое послание с конвертом уходило порядка четырех минут. То есть четырнадцать посланий в час. Если он посвящал этому занятию хотя бы час в день, то за год он мог отправить больше пяти тысяч. Два часа в день дали бы ему порядка одиннадцати тысяч. В теории он мог написать их гораздо больше, но усердие даже самых одержимых людей имеет границы. — Вообще-то, — заметил Гурни, который чувствовал себя как ученый, который наконец-то распознал закономерность в хаотичном наборе данных, — одиннадцати тысяч было бы вполне достаточно. — Достаточно для чего? — уточнил Клайн. — Для начала этого достаточно, чтобы провернуть фокус с цифрой 658, — пояснил Гурни. — И если он этот фокус провернул так, как я предполагаю, то он объясняет и запрос на двести восемьдесят девять долларов в первом письме к каждой из жертв. — Стоп, стоп, — сказал Клайн, поднимая руку. — Еще раз и помедленнее. Глава 45 Куй железо, пока горячо Гурни еще раз все продумал. Сценарий казался слишком простым, поэтому он хотел убедиться, что не пропустил какого-нибудь важного момента, который бы нарушил стройность его новой гипотезы. Он заметил, насколько разные у всех лица за столом: одни выражали восхищение, другие — нетерпение, третьи — любопытство. Все ждали, когда он заговорит. Он глубоко вздохнул: — Не стану утверждать, что все произошло ровно так, как мне кажется. Однако это единственный правдоподобный сценарий, который пришел мне на ум за все время, что я бился над этими цифрами, — то есть с того дня, когда Марк Меллери приехал ко мне домой и показал первое письмо. Он был так растерян и страшно боялся, что автор письма действительно хорошо его знает, раз угадал, какое число он назовет первым из тысячи. Я видел, что он паникует, что он в отчаянии. Наверняка то же самое испытывали и другие жертвы. Паника была целью этой игры. Откуда он может знать, какое я загадаю число? Откуда он может знать мои тайные помыслы? Что еще он может знать? Я видел, как его мучают эти вопросы, как они сводят его с ума. — Честно говоря, Дэйв, — заговорил Клайн с плохо скрываемым нетерпением, — меня они тоже сводят с ума, так что чем скорее вы на них ответите, тем лучше. — Это точно, — согласился Родригес. — Ближе к делу. — Я не соглашусь, — внезапно сказала Холденфилд. — Я бы предпочла, чтобы детектив все рассказывал в своем темпе, как ему будет удобно. — Все до смешного просто, — сказал Гурни. — Мне это кажется смешным сейчас, потому что чем дольше я всматривался в эту проблему, тем непроницаемее она мне казалась. И когда мы поняли, как он провернул трюк с цифрой 19, это не пролило света на историю с первой цифрой. Очевидный ответ ускользал от меня, пока сержант Вигг не вспомнила про почтовое мошенничество. Было непонятно, являлось ли напряжение на лице Блатта результатом размышлений над очевидным ответом или же его просто пучило. Гурни с благодарностью кивнул Вигг, прежде чем продолжить. — Допустим, как и предположила сержант, наш одержимый убийца посвящал два часа в день написанию писем, так что к концу года у него их было порядка одиннадцати тысяч. И допустим, он их отправил одиннадцати тысячам адресатов. — Каким образом он выбирал адресатов? — скрипнул, как ржавые петли калитки, голос Джека Хардвика. — Это хороший вопрос. Возможно, самый важный из всех. Я к этому еще вернусь. А пока давайте просто предположим, что одно и то же письмо было отправлено одиннадцати тысячам человек с просьбой загадать число от одного до тысячи. По теории вероятности, приблизительно одиннадцать человек выберет именно это число из тысячи возможных. Иными словами, статистическая вероятность такова, что одиннадцать из этих одиннадцати тысяч, загадывая случайное число, загадают именно 658. Гримаса Блатта стала комичной. Родригес с недоверием качал головой: — Мне кажется, мы перегибаем палку и ударяемся в фантазии. — О каких фантазиях идет речь? — Гурни был скорее удивлен, чем оскорблен. — Ну, вы тут разбрасываетесь цифрами без всякой доказательной базы, они все с потолка взяты. Гурни терпеливо улыбнулся, хотя терпение его иссякло. На мгновение он задумался о том, как хорошо научился прятать свои истинные эмоции. Это была привычка, выработанная годами, — скрывать раздражение, обиду, злобу, страх, сомнения. Она помогла ему провести тысячи допросов, и он стал считать ее своим профессиональным методом, особой техникой. Но правда была в другом — эта привычка стала частью его самого, его отношения к жизни вообще. — Значит, папа не уделял тебе внимания, Дэвид. Тебе было плохо? — Плохо? Да нет, не плохо. Я вообще ничего не чувствовал. Однако во сне печаль накрывала его с головой, он захлебывался ею… Господи, нашел время для рефлексии. Гурни вовремя вернулся к реальности, чтобы услышать, как Ребекка Холденфилд говорит не терпящим возражений голосом Сигурни Уивер: — Лично мне кажется, что теория детектива Гурни далека от фантазий. Я нахожу ее вполне состоятельной и еще раз прошу, чтобы ему дали закончить. Она обращалась к Клайну, который в ответ развел руками в знак того, что все хотят того же самого. Гурни продолжил: — Я не хочу сказать, что именно одиннадцать из одиннадцати тысяч выбрали число 658. Но одиннадцать — самое вероятное количество. Я недостаточно хорошо разбираюсь в статистике, чтобы приводить формулы вероятности, может быть, кто-нибудь поможет мне? Вигг прокашлялась. — Чем шире диапазон, тем больше вероятность попасть в него случайно выбранному числу. Вероятность, соответствующая интервалу чисел, намного превышает вероятность, соответствующую любому числу из этого интервала. Например, я бы не поставила на то, что ровно одиннадцать человек из одиннадцати тысяч выберет одно и то же число от одного до тысячи, но если считать число плюс-минус семь в ту и другую сторону, то я бы уже предположила, что в нашем случае число 658 выберет как минимум четыре человека и не более восемнадцати. Блатт прищурился: