– Я тоже с нетерпением жду благотворительного бала, – вставил мистер Бартон. Увидев самодовольную улыбку Руби, он просиял: – Так здорово, что ваш отец столько делает для города! Он наконец оторвал взгляд от Руби, чтобы посмотреть на прогуливающихся по тропинкам людей. Те отводили глаза, чтобы не встретиться с ним взглядом. Мистер Бартон снова повернулся к собеседникам: – Если бы было больше таких темнокожих, как мы, может быть, на нас бы так не таращились. Утонченность их небольшой компании, наслаждающейся роскошью приятной погоды посреди рабочего дня, вместо того чтобы вкалывать в мастерской или на заводе, – все это было необычно. Руби откашлялась. – Да, папа будет рад вашей поддержке. И вашему голосу. Кстати, это будет маскарад, – она игриво приподняла и опустила брови, – придут многие из тех, кто был приглашен на наш бал, да еще ведущие политики. – Она повернулась поглядеть на озеро. – И черные, и белые, объединенные общими целями. – Похоже, масштабное будет торжество, – предположил мистер Лоренс. – Это будет главное событие сезона. – Руби выразительно посмотрела на Оливию и чуть улыбнулась. – Много чего интересного происходит на балу у Дэйвенпортов по случаю окончания весны и начала лета. Оливия рассмеялась: – Ты говоришь как будто о спектакле! Руби кивнула: – Главное знать, где стоять. Девушки захихикали, но тут Руби заметила, что мистер Бартон поглядывает на часы. – Мне пора возвращаться, – сказал он. Мистер Бартон подал руку Руби и помог ей подняться. Девушка надула губы, отчего улыбка кавалера стала только шире. – Увидимся, – сказала Руби подруге. После того как Руби отошла к матери, Оливия спросила: – В наших краях вам что-нибудь напоминает о доме? Мистер Лоренс отвел глаза от играющих детей. – Нет. По большей части я жил не дома. Оливия подобрала крошку с салфетки. – У вас много братьев и сестер? – Я единственный ребенок в семье. Он посмотрел на покрывало. – Не знаю, что бы я делала, если бы у моих родителей была только я, – сказала Оливия. Порой брат и сестра бывали невыносимы, но, пожалуй, куда проще жить, когда внимание родителей делится на троих, чем когда приходится в одиночку нести тяжелое бремя их ожиданий и надежд. – Наверное, это сложно. И одиноко? – предположила девушка. – Рядом со мной всегда были брат и сестра. – Я не знаю другой жизни. – Мистер Лоренс коротко глянул на нее. – Извините, – смущенно сказала Оливия. – Руби тоже одна в семье, но никогда не жаловалась на это. – Не стоит извиняться, – проговорил джентльмен. – Временами действительно, – он кивнул, – было одиноко. Но у меня есть двоюродные братья и сестры, которые не дали мне затосковать. Я уверен, что Руби высоко ценит вашу дружбу. Оливия пососала нижнюю губу, не зная, что сказать теперь. – А вам нравится ваша работа? Вы ведь работаете на отца? Мистер Лоренс провел пальцами по кончикам усов. – Деловые отношения с родственниками… Это сложно, – сказал он и взял еще блинчик. – Они и правда невероятно вкусные. Мистер Лоренс улыбнулся и откусил немного, но в глазах его промелькнула тень, эмоция, которую Оливия не могла прочитать. Она заметила, как меж его бровей наметилась складочка, и почувствовала внезапное желание разгладить ее, стереть печать напряжения, посягнувшего на его прекрасные черты. А еще она заметила, что мистер Лоренс уклонился от ответа. Оливия чувствовала, что глаза ее матери неотрывно следят за ними. День был погожий, и парк наводнили представители чикагского «праздного класса», как сказала бы Хелен. Белые леди и джентльмены, располагающие свободными средствами и временем, которые они с удовольствием тратили, прохаживаясь по садам и музеям. Хотя ее семья практиковала систему «двойной пользы от каждого доллара», то есть покупала вещи у предприятий, которыми владели темнокожие и которые работали на благо темнокожей прослойки, но именно белые клиенты и партнеры обеспечивали компании «Экипажи Дэйвенпорта» лидерство на рынке. Немногие стали бы в открытую проявлять по отношению к Дэйвенпортам грубость или враждебность, но все же это не мешало людям на них пялиться. – Вы никогда не замечали, как люди на вас таращатся? Лоренс проследил за ее взглядом и устроился поудобнее. Он нахально улыбнулся и ответил: – Я понял для себя, что с тем, как люди на тебя смотрят, сделать практически ничего нельзя. – Он вежливо улыбнулся любопытному зеваке. – Я уверен, что вы всегда ощущали на себе такие взгляды. Оливия вспомнила тот день в универмаге «Маршалл Филдз», разговор с продавщицей, который распалил в ней гнев и заставил спустить родительские деньги. – Чаще всего в такие моменты я ловлю себя на мысли о том, как и почему я оказался тем, кто я есть. – Лоренс покрутил в пальцах опустевший бокал. – То есть я знаю, что мои предки много поколений в поте лица создавали нашей семье имя. Но в Англии я черный, и, куда бы я ни шел, я там буду в меньшинстве. Я буду чужаком. И здесь, как и дома, я одновременно и баловень судьбы, и заложник обстоятельств. И я ничего из этого не заслужил сам, и ничего поделать с этим не могу. – Наверное, вы сможете гордиться, если продолжите дело предков и приумножите их успех, – сказала Оливия, осознав, что она чувствует то же самое, когда замечает на улице экипаж Дэйвенпортов. Ей подумалось, что именно поэтому родители так пристально ежедневно следили за делами бизнеса, пока он набирал силу, именно поэтому они столько усилий вложили в образование Джона. «Интересно, – спросила себя она, – как будут чувствовать себя представители следующего поколения Дэйвенпортов? Как будут относиться люди к ним?.. Получше, чем сейчас», – надеялась она, рассматривая джентльмена, сидящего рядом, и стараясь не дать мысли о законах Джима Кроу из буклета испортить этот момент. Мистер Лоренс склонил голову. Оливия никак не ожидала услышать от него такие слова. Они как будто были взяты из ее сердца и сказаны его голосом. Джейкоб Лоренс все понимал. Он был рожден богатым, с громким именем. Но за всей этой бравадой, обаянием и идеально сидящими костюмами будто бы пряталась родственная душа. «Может, я недооценила его», – подумала Оливия. Время и более тесное знакомство помогут преодолеть эту пропасть между ними. Оливия протянула мистеру Лоренсу руку, точно оливковую ветвь. Он вложил свою теплую ладонь в ее руку и крепко пожал. Глава 13 Хелен Мамин голубой фарфоровый сервиз блестел на белоснежной скатерти. Посуда была расставлена с таким тщанием, что Хелен не видела смысла что-либо поправлять. Погода была чудесная, и примерно полчаса назад мимо столовой прошел Джон. Рукава его рубашки были засучены, а из заднего кармана торчали полотенце и гаечный ключ. Руки Хелен так и чесались, ей самой хотелось взяться за гаечный ключ и по локти залезть в нутро моторизованного экипажа, который Джон притащил домой. Но вместо этого она уставилась на сервированный стол перед собой, изо всех сил пытаясь догадаться, в чем ошибка. Непреклонная женщина, стоявшая рядом, пристально за ней наблюдала. Глаза миссис Милфорд были теплого карего цвета, но следили за девушкой настолько испытующе, что у Хелен все тело саднило. В это утро младшая дочь Дэйвенпортов оделась в простое платье из грубой ткани. Оно было ей маловато, зато идеально подходило для работы, которую девушка запланировала. Она собиралась попросить Эми-Роуз, чтобы та убрала ей волосы от лица и заплела в две тугие аккуратные косы. Мама и Оливия сегодня должны были уехать на полдня, что давало возможность Хелен делать, что ей заблагорассудится. Но тут: – Хелен, милая! – позвала мама снизу. Дочь остановилась на верху лестницы. Внизу и справа располагалась кухня, через которую девушка намеревалась незаметно улизнуть в гараж Джона. Мама позвала таким тоном, каким говорила в присутствии посторонних, когда боялась, что Хелен может совершить какое-нибудь вопиющее нарушение этикета, если не сделать тонкое предупреждение и не направить ее на путь истинный. В груди у Хелен все сжалось. Как бы ей ни хотелось сбежать, она знала, что скрыться не удастся. – Да-а-а? – протянула она, крутанувшись вокруг столбика перил. Хелен надеялась, что мама не станет задерживать ее надолго. В холле стояла женщина старше ее матери. Лицо ее было столь же блеклое, как и платье. Хелен настороженно вошла в просторный холл. – Это миссис Милфорд, – проговорила миссис Дэйвенпорт, широко улыбаясь. – Миссис Милфорд, познакомьтесь, это Хелен. Миссис Милфорд была невысокой женщиной в предельно строгом черном платье и практичных ботинках, начищенных до блеска. Это на фоне сиреневого платья миссис Дэйвенпорт могло означать только одно: плохие новости. Незнакомка держала шляпу в руках, обнажив темные с проседью волосы. Они были гладко уложены и туго закручены на затылке в пучок. Кожа у женщины была темно-коричневая. Она проанализировала каждое движение Хелен и все детали ее внешности с головы до ног. – Приятно познакомиться, – сказала девушка, не совсем забыв о манерах. Все внутри у нее похолодело. – Взаимно. Неодобрение миссис Милфорд, похоже, ненадолго утихло. Хелен испугалась того, что́ может означать приход этой гостьи, и повернулась к матери. Ужас ее возрастал с каждым тиканьем стоящих рядом напольных часов. – Миссис Милфорд – жена пастора. То есть была женой пастора. – Вы что, поссорились с пастором? – спросила Хелен, чем шокировала мать. – Я недавно овдовела. Теперь шокирована оказалась Хелен. Ее недолгий восторг по поводу того, что мама каким-то образом оказалась вовлечена в подобный скандал (и даже поделилась им с младшей дочерью), тут же сменился сочувствием, которое Хелен не знала, как выразить. Девушка пожалела о своем бестактном вопросе. От стыда горела шея. – Не нужно ничего говорить, – сказала миссис Милфорд. – Если мы собираемся вместе работать, между нами не должно быть неловкости. И можете говорить о нем в настоящем времени. У меня такое ощущение, как будто он до сих пор со мной. Чуть заметная улыбка смягчила черты гостьи, но она глянула на миссис Дэйвенпорт, а та слегка кивнула, что явно говорило о готовящейся ловушке. Пока Хелен шла за ними в столовую, ощущение тошнотворного ужаса к ней вернулось. Тяжелая парчовая скатерть ниспадала с краев стола, точно жидкое золото. Перед каждым посадочным местом был сервирован прибор – с незначительными отличиями. Хелен посмотрела на мать.