— В твоих словах нет смысла, — вмешалась Эстор. — Они и не должны иметь смысла, поскольку являются истиной. — Играть, — сказал, тряся головой, Коди, и я, вместо того чтобы еще раз подивиться его ораторскому искусству, молча отправился следом за ним во двор. Глава 2 Несмотря на все грандиозные перспективы, которые Рисовала Рита, жизнь вовсе не казалась молоком и медом. Надо было заниматься и серьезной работой. Поскольку Декстера никто не посмеет обвинить в сознательном отношении к труду, делать эту работу приходится мне. Последние две недели я наносил заключительные краски на совершенно новое полотно. Вдохновлял меня на это молодой человек, который унаследовал кучу денег и тратил их на ужасающие смертельные эскапады, вынуждавшие меня пожалеть, что я не так богат, как он. Его звали Александр Маколи, хотя сам он присвоил себе прозвище Зандер, что, по правде говоря, казалось мне дурным вкусом, поскольку напоминало о дорогой частной школе. Впрочем, нельзя исключать, что именно в этом и состояло предназначение клички. Зандер был упертым, существовавшим на ренту хиппи, никогда нигде не работавшим и целиком посвятившим себя легкомысленному развлечению, которое могло бы заставить мое сердце биться учащенно, если бы парень проявлял больше вкуса в выборе своих жертв. Богатство семейству Маколи подарили многочисленные стада скота, бескрайние апельсиновые плантации и свалка фосфатов в озере Окичоби. Зандер часто появлялся в бедных кварталах города, чтобы осчастливить своим величием неимущих. А наиболее достойных, тех, кого мистер Маколи хотел особенно облагодетельствовать, он приглашал на свое ранчо, где давал им хорошую работу. Об этом я узнал из вышибающих слезу восхищенных газетных статей. Декстер всегда готов аплодировать щедрым душам. Что касается меня, то я тоже их приветствую, поскольку благотворительность указывает на то, что за маской матери Терезы почти всегда скрывается нечто нечестивое, злое и издевательское. Нет, я никогда не сомневался в том, что где-то в недрах человеческого сердца действительно обитает дух добра и щедрости, замешенный на любви к своим собратьям. Конечно, такой дух существует. То есть я хочу сказать, что он должен где-то существовать. Просто я его никогда не видел. А поскольку я лишен как человечности, так и сердца, я вынужден полагаться лишь на собственный опыт, который говорит мне о том, что благотворительность и милосердие начинаются в семье, где всегда и заканчиваются. Поэтому, когда я вижу состоятельного и привлекательного молодого человека, разбазаривающего свои средства на самых униженных мира сего, я с трудом верю в чистый альтруизм, в какой бы красочной обертке тот ни подавался. Ведь если на то пошло, то и я умею казаться очаровательной, невинной личностью, а нам всем хорошо известно, насколько подобный образ соответствует действительности. Не так ли? Характер и поведение Зандера, по счастью, никоим образом не противоречили моим представлениям о мире. Просто он был чуточку богаче, чем все остальные, и унаследованные им деньги позволяли ему проявлять некоторую небрежность. Проверяя его отчет о налогах, например, я обнаружил, что семейное ранчо заброшено, а это, в свою очередь, означало, что Зандер доставляет туда своих дорогих неумытых друзей вовсе не для здорового и счастливого крестьянского труда. Еще больше мои сомнения укрепило то обстоятельство, что, куда бы эти новые друзья Зандера затем ни удалялись, они уходили босыми. В его очаровательном ломике на Корал-Гейблс имелась комната, охраняемая настолько сложными замками, что на их вскрытие мне потребовалось почти пять минут. Оказалось, что в этом труднодоступном месте Зандер хранит свои сувениры. Неоправданный риск для любого монстра. Мне это известно хотя бы потому, что я сам этим грешу. Но если какой-то упорный следователь наткнется на мою крошечную шкатулку с сувенирами, то обнаружит лишь несколько стеклянных слайдов с каплей крови на каждом. Никто не увидит в этом ничего зловещего. Зандер не настолько умен. В качестве сувенира он брал У каждой из жертв по ботинку и для хранения своих трофеев не поскупился на затраты, создав тайную комнату за семью замками. После этого становится понятно, почему серийных Убийц называют монстрами и почему у них такая плохая репутация. Подумать только — ботинки! Это действительно чудовищно. Я всегда стараюсь проявлять терпимость и пытаюсь понять слабости других, но это уже явный перебор! Что привлекательного можно увидеть в липкой, провонявшей потом кроссовке, произведенной двадцать лет назад? А Зандер не только рассмотрел сам, но и выставил осклизлую обувь чуть ли не для всеобщего обозрения. Это же почти оскорбительно. Конечно, Зандер полагал, что, если его схватят, забота лучших в мире адвокатов обеспечит ему в худшем случае приговор в виде нескольких часов общественных работ. Забавный исход, если учесть, с чего все начиналось. Но Зандер совершенно не рассчитывал на то, что им займется не полиция, а Декстер, и судебный процесс пройдет в Дорожном Суде Темного Пассажира, где не будет никаких адвокатов. Надеюсь, что это случится скоро и вердикт окажется окончательным. Но являются ли предметы обуви достаточным доказательством? Даже если Темный Пассажир и не распевал своих арий, когда осматривал ботинки, кроссовки и сандалии, я прекрасно понимал, что означает эта коллекция, и Зандер, конечно же, будет ее постоянно пополнять, если дать ему волю. Я не сомневался, что он плохой человек, и мне очень хотелось устроить с ним дискуссию при лунном свете, дабы высказать ряд дельных замечаний. Но я должен быть совершенно уверен. Этого требовал Кодекс Гарри. Я всегда точно следовал правилам, установленным Гарри. Он был копом и моим приемным отцом. Гарри помог мне стать обстоятельным и пунктуальным во всем, то есть теперешним Декстером. Он научил меня очищать место преступления так, как это уме ют делать только копы, и тщательно выбирать себе партнера по танцам. Если у меня оставались хоть малейшие сомнения, я не должен затевать игру с Зандером. Ну и что дальше? На основании выставки обуви ни один суд в мире не сможет обвинить Зандера ни в чем, кроме негигиеничного фетишизма, поскольку ни один суд в мире не станет публично разбирать экспертные показания Темного Пассажира. Судьи не услышат мягкий, настойчивый внутренний голос, который требует действий и никогда не ошибается. А мне с огромным трудом удается сохранить спокойствие и объективность из-за этого постоянно усиливающегося стрекота в моем среднем ухе. Я страстно желал пригласить Зандера на Последний Танец. Так жаждут очередного вдоха. Да, я этого хотел, я был убежден, но в то же время знал, что мог бы в этом случае услышать от Гарри. Он сказал бы, что доказательств недостаточно. Гарри учил, что для полной уверенности следует увидеть тела, а Зандер ухитрялся их прятать настолько надежно, что я не мог найти. А без трупа, согласно Кодексу Гарри, ничего предпринимать нельзя. Я вернулся к исследованиям, чтобы выяснить, где он мог бы держать маринованных жмуриков. Его дом исключался. Я там побывал, но, кроме музея обуви, ничего не обнаружил. К тому же Темный Пассажир всегда демонстрировал отличный нюх на склад мертвецов. Кроме того, в доме и не было такого места, куда можно спрятать трупы. Во Флориде не строят погребов, а Зандер обитал в округе, где незаметно вырыть яму в своем дворе или оттащить куда-нибудь мертвое тело было категорически невозможно. После короткой дискуссии с Темным Пассажиром я решил, что человек, не постеснявшийся разместить свою коллекцию изрядно поношенной обуви на полированных стендах из каштана, способен аккуратно и надежно скрыть все отходы своей деятельности. Ранчо открывало для Зандера прекрасные возможности, но в ходе непродолжительного визита в его фермерское хозяйство мне не удалось обнаружить никаких следов. Ранчо, вне всякого сомнения, было заброшено довольно давно, о чем говорила густо заросшая сорняками подъездная аллея к дому. Пришлось копнуть глубже. Оказалось, что Зандер владеет кондоминиумом на острове Мауи Гавайского архипелага, но это слишком далеко. Кроме того, ему принадлежали несколько акров земли в Северной Каролине, которые исключать было нельзя. Но двенадцатичасовое путешествие на автомобиле со свежим трупом в багажнике делало и этот вариант маловероятным. Зандер имел акции компании, занимающейся строительством на Торо-Ки — крошечном островке к югу от Кейп-Флориды, однако закапывать жмуриков на территории корпоративной собственности было вряд ли целесообразно — там болталось слишком много людей, которые совали нос в чужие дела. К тому же я помнил, как в молодости, пытаясь высадиться на Торо-Ки, наткнулся на кучу вооруженных охранников на берегу. Нет, надо искать какое-то другое место. Из всех многочисленных портфелей и активов Зандера наибольший интерес представлял катер — сорокапятифутовая «Сигарета». Из своего опыта общения с предыдущим монстром я знал, что катер или яхта открывают великолепные возможности для избавления от отходов производства. Привяжи к телу груз, перевали его через борт и сделай ручкой «пока». Просто и чисто. Ни суеты, ни маеты, ни свидетелей, ни возможности добыть неопровержимые доказательства. Зандер держал свое плавсредство в яхт-клубе «Роял Бей», в самой дорогой гавани маломерных судов во всем районе Коконат-Гроув. Охрана там была хорошей, слишком хорошей для того, чтобы Декстер мог проникнуть туда с отмычкой в руке и улыбкой на физиономии. Клуб обслуживал только запредельно богатых типов. Едва судно входило в гавань, служители немедленно принимались чистить и полировать ваш булинь. Вам даже не требовалось заправлять катер. Только и нужно предварительно позвонить по телефону, и судно готово от киля до клотика, включая охлажденное шампанское в каюте. Радостно улыбающиеся вооруженные охранники днем и ночью патрулируют территорию. Они берут под козырек перед Достойными и без предупреждения стреляют в тех, кто пытается перелезть через ограду. Итак, катер был недосягаем. Я не сомневался, что Зандер использует его для того, чтобы избавляться от трупов. Темный Пассажир тоже так считал, что для меня гораздо важнее. Но добраться до катера оказалось невозможно. Я мысленно живописал себе, как Зандер проделывает это с очередной жертвой. Картинка была яркой и немного раздражающей. Я представлял, как он аккуратно укладывает останки своей жертвы в ящик для льда, возможно даже — позолоченный, звонит капитану, приказывает заполнить топливные баки и затем ленивой походкой шагает к месту стоянки. Два ворчливых портовых грузчика заносят тяжелый ящик на борт и подобострастно машут ручищами вслед отходящему судну. Но я не мог подняться на катер и убедиться в этом. А без должного доказательства Кодекс Гарри не позволял мне приступить к делу. Да, я не сомневался. Ну и что? Я мог бы попытаться схватить Зандера за руку, когда он приступит к следующему делу, но узнать, в какой момент это случится, было невозможно, а следить за ним постоянно я не мог. Время от времени мне надо было показываться на работе и появляться, хотя бы символически, дома. Одним словом, я обязан прилагать усилия для поддержания иллюзии нормальной жизни. Однако где-то на следующей неделе (если его система сохранится) он должен будет позвонить капитану и дать указание подготовить катер, и капитан… И капитан, который, без сомнения, весьма добросовестно относится к своим служебным обязанностям, запишет, Что и когда он сделал с катером богатого клиента. Он зафиксирует, сколько галлонов топлива было залито в баки, какое шампанское было охлаждено и сколько жидкости марки «Виндекс» пошло на протирку ветрового стекла. Все эти данные попадут в файл «Маколи» и сохранятся в компьютере. В этот миг мы снова оказались в мире Декстера. Темный Пассажир нетерпеливо шипел, торопя меня сесть за клавиатуру. Декстер — существо скромное, даже застенчивое, он прекрасно знает границы своих весьма впечатляющих талантов. Но если имеются пределы его возможностей в поиске на компьютере, то я их пока не открыл. Я устроился поудобнее и приступил к работе. На то, чтобы влезть в сайт яхт-клуба и найти отчеты, ушло лишь полчаса. Учет обслуживания велся точно и подробно. Я сопоставил даты записей с датами собраний совета директоров любимого филантропического детища Зандера, именуемого Фондом Всемирной Миссии Божественного Света, со штаб-квартирой где-то на окраине Либерти-Сити. Итак, 14 февраля совет был счастлив объявить, что Уинтон Аллен будет перевезен из логовища порока в Майами на ранчо Зандера, дабы пройти там реабилитацию посредством честного труда. А 15 февраля Зандер отправился на прогулку на своем катере и израсходовал тридцать пять галлонов топлива. 11 марта таким же образом был осчастливлен Тайрон Микс, а 12 марта Зандер отправился на морскую прогулку. Так шло и дальше. Каждый раз, когда бездомная личность приступала к буколическому[7] существованию на ранчо, Зандер в течение последующих двадцати четырех часов звонил в гавань. Конечно, это было не совсем так, как предписывал Кодекс Гарри, но он допускал определенные отклонения, отдавая в пограничных случаях предпочтение справедливости, а не праву. Мыс Темным Пассажиром были уверены, что собранных доказательств более чем достаточно, чтобы удовлетворить всех, включая Гарри. Теперь Зандеру предстоит отправиться в иной круиз под луной, и все его деньги не смогут удержать его на плаву. Глава 3 Итак, в ночь, похожую на многие другие ночи, когда луна льет маниакальные аккорды на своих кровожадных детишек, я, напевая под нос, готовился к очередной опасной шалости. Вся предварительная работа была проведена, и для Декстера настало время игр. Мне требовалось всего несколько секунд, чтобы собрать свои нехитрые игрушки и отправиться на свидание с богатеньким филантропом. Но предстоящее бракосочетание все очень осложняло. Я даже начал подумывать, а не напрасно ли затеял весь этот камуфляж и будет ли моя жизнь когда-нибудь снова хоть немного проще. Не хочу показаться хвастливым, но мне все же удалось соорудить из асептических стекла и стали безупречный и практически непроницаемый фасад, скрывающий весь готический ужас Замка Декстера. Теперь мне очень хотелось отправить в отставку Старого Декстера, так как я находился, по выражению Риты, в процессе «консолидации наших жизней». Это означало, что мне пришлось перебраться из своего уютного уголка на Коконат-Гроув в жилище Риты с тремя спальнями. Пользуясь опять же ее словами, это был «разумный поступок». Если же употреблять мою терминологию — Чудовищное Неудобство. При новом распорядке у меня не осталось того, что хотя бы отдаленно напоминало личное пространство. А иногда мне очень хотелось его иметь. У каждого преданного делу и ответственного людоеда есть свои секреты, и я не желал, чтобы кто-то иной, кроме меня, увидел некоторые вещи в дневном свете. Мне, например, приходилось тратить определенное время на изучение своих потенциальных партнеров по играм. Кроме того, у меня имелась дорогая моему сердцу маленькая деревянная шкатулка, где хранилось сорок одно предметное стеклышко с единственной каплей крови в центре. Каждая капля представляла одну не совсем человеческую жизнь, конец которой положила моя рука. Содержимое драгоценной шкатулки было, по существу, полным отражением моей внутренней жизни. Других следов моей деятельности не осталось. Никаких гор разлагающейся плоти. Вряд ли кто-нибудь сможет назвать меня неопрятным и неряшливым чудовищем, кромсающим свои жертвы ножом в очередном припадке безумия. Напротив, я являю собой образчик весьма чистоплотного изверга, который обращается с ножом и своими товарищами по играм весьма аккуратно. Я всегда очень тщательно убираю за собой, и даже мой самый заклятый враг надорвется, пытаясь доказать, что ваш покорный слуга — отвратительный злодей. Он, как бы ни старался, никогда не сможет понять, что означают эти маленькие стеклышки с каплями крови. Тем не менее перспектива объяснять даже преданной супруге, что находится в шкатулке, не вызывала у меня восторга. И стоит ли еще говорить о некой Немезиде, страстно желающей моей гибели? До недавнего времени в Майами был один такой тип — сержант полиции по фамилии Доукс. И хотя чисто технически он все еще числился живым, я уже начал думать о нем в прошедшем времени, поскольку случившаяся с ним не так давно неприятность стоила ему обеих рук, обеих ног и, увы, языка. В данный момент он находился вовсе не в той форме, чтобы воздать мне по заслугам. Но я точно знал, что если однажды смог появиться такой тип, как он, то, вероятно, следует ожидать пришествия и другого, ему подобного. Я никогда не был публичным человеком, но в последнее время проблема уединения стала для меня особенно актуальна. Насколько мне известно, пока никто не видел мою маленькую коробочку. Но у меня только сейчас появилась невеста, наводящая порядок в моей комнате, и пара любознательных детишек, роющихся в моих пожитках, чтобы узнать побольше о Дорогом Дядечке Декстере. Или Дорогом Папочке Декстере, если хотите. Рита, чувствуя, что мне нужно какое-то личное пространство, хотя и не понимая причин этого чудачества, пожертвовала свою комнатушку для шитья, переименовав ее в «кабинет Декстера». Здесь, конечно, можно разместить компьютер, несколько моих книг, компакт-диски и, как я полагаю, палисандровую шкатулку. Все это прекрасно, но как оставить их там без присмотра? Особенно шкатулку. Коди и Эстор я мог бы объяснить все без труда. Но что делать с Ритой? Может быть, стоит попытаться спрятать шкатулку? Соорудить тайный проход за фальшивой книжной полкой, ведущий по винтовой лестнице в мое темное убежище? Или убрать коробку в пустой и достаточно большой тюбик из-под пены для бритья? Одним словом, это была серьезная проблема. До сих пор я не очень старался торчать в своем новом жилье, хотя и держал в «кабинете» разделочные ножи и клейкую ленту для герметизации труб. Наличие того и другого объяснялось моей страстью к рыбной ловле и любовью к кондиционерам. Ну да ладно, решение проблемы придет позже, а пока мне надо торопиться на свидание с этим испорченным молодым человеком. Итак, я отправился в кабинет, чтобы взять темно-синюю спортивную сумку, которую хранил для особо торжественных случаев. Испытывая сладкое предвкушение, я извлек сумку из стенного шкафа и сложил в нее свои игрушки — нераспечатанный рулон ленты, разделочный нож, перчатки, шелковую маску и, на всякий случай, моток нейлоновой веревки. Итак, все готово. Я ощущал ни с чем не сравнимое стальное возбуждение, в моей голове гремела варварская музыка. Сердце Темного Пассажира колотилось со страшной силой. Я повернулся, чтобы уйти… И едва не наступил на двух молча взирающих на меня детишек. — Он хочет пойти, — сказала Эстор, а Коди утвердительно кивнул, не сводя с меня своих немигающих глаз. Все знают, и я в это свято верю, что Декстер обладает острым языком и быстрым умом, но когда я проиграл в уме сказанные Эстор слова, пытаясь найти в них тайный смысл, у меня воспроизвелось лишь нечто похожее на: «Он хойти». — С тобой, — терпеливо пояснила Эстор так, будто говорила с умственно отсталой горничной. — Коди этой ночью хочет пойти с тобой. Исходя из общечеловеческого опыта можно предположить, что эта проблема рано или поздно должна была возникнуть. И если честно, то я этого ожидал. Но только значительно позже. Не сейчас. Не на пороге Ночи Необходимости. Не в тот момент, когда каждый волосок на моем загривке, встав дыбом, вопиет от нетерпеливого желания выскользнуть в холодную ночь, чтобы в стальной ярости… Ситуация, бесспорно, требовала серьезного осмысления, но мои нервы возмущенно требовали выпрыгнуть в окно и умчаться в ночь. Однако я каким-то непостижимым образом ухитрился сделать глубокий вдох и обратил все свое внимание на милую парочку. Душа Декстера-Мстителя окаменела в результате жестокой травмы, полученной в детстве, и мне удалось эту самую душу полностью заблокировать. Травма сделала меня таким, и я уверен, что хлюпал бы носом и ощущал себя несчастным, если бы вообще мог чувствовать. Эти двое, Коди и Эстор, получили те же шрамы. Наркоман-отец издевался над ними и колотил до тех пор, пока они навсегда не отвернулись от солнечного света и леденцов. Мой мудрый приемный отец, воспитывая меня, прекрасно понимал, что избавить ребенка от этих шрамов так же невозможно, как загнать ядовитую змею обратно в яйцо. Но обучить можно. Гарри тренировал юного Декстера, формируя из него нечто такое, что нападает лишь на других хищников в человеческом обличье, на монстров и упырей, прокладывающих охотничьи тропы в городе. Я сохранил непреодолимую тягу к убийствам — вечную и неизменную, — однако Гарри научил меня находить и истреблять лишь тех, кто согласно жестким стандартам ветерана-полицейского подлежит уничтожению. Когда я понял, что Коди всем своим существом похож на меня, я обещал себе, что встану на Путь Гарри, на тропу, которая поможет мне поднять мальчика до вершин Темной Справедливости. Но для этого требовалось бесконечное множество уроков и объяснений, сопровождаемых таким же количеством осложнений. Прежде чем позволить мне разминочные упражнения с бродячими животными, Гарри почти десять лет вкладывал в мою голову нужные знания. А я пока даже не начал работать с Коди, хотя и понимал, что, несмотря на мое ощущение в себе Джедая-Наставника, не могу приступить к этому немедленно. Я предполагал, что Коди в конечном итоге будет вынужден согласиться стать таким, как я, и моя задача — помочь ему. Но только не сейчас, не этой ночью. Не в ту минуту, когда луна так игриво манит меня из окна, тащит к себе, словно желтый товарный поезд, застрявший в моих мозгах. — Я вовсе не… — начал я, намереваясь отрицать все и вся. Но они смотрели на меня с таким подкупающим выражением холодной уверенности во взгляде, что я остановился. — Нет, — произнес я после продолжительной паузы. — Он слишком мал. Они обменялись короткими взглядами, в которых для них содержалась целая беседа. — Я говорила ему, что ты скажешь именно так, — пояснила Эстор. — И оказалась права. — Но, Декстер, — продолжила Эстор, — ты обещал, что покажешь нам принадлежности. — Покажу, — ответил я, ощущая, как призрачные, ледяные пальцы ползут вдоль позвоночника, чтобы схватить и вытащить меня за дверь. — Когда? — не унималась Эстор. Я смотрел на них, испытывая смешанные чувства. С одной стороны, я ощущал жгучее желание выпрыгнуть в окно, а с другой — мне хотелось завернуть их обоих в мягкое одеяло и убить всех, кто к ним посмеет приблизиться. А еще я был не против того, чтобы взять детишек за шиворот и стукнуть друг о друга их маленькие головенки. Последнее могло бы стать компромиссным решением. Неужели это и есть подлинное отцовство? Все мое тело горело холодным огнем, требуя немедленного бегства. Устоять перед этой настойчивостью было почти невозможно, однако я снова ухитрился сделать глубокий вдох и, придав лицу нейтральное выражение, сказать: — Завтра вам в школу. Поэтому пора отправляться в постель. Они посмотрели на меня так, словно я их предал, что я, по правде говоря, и сделал, превратившись в Детолюбивого Декстера, в то время как они хотели видеть во мне Демонического Декстера. Но тем не менее я был прав. Нельзя брать детей на ночное потрошение добычи, а утром требовать от них знания азбуки. Даже мне бывает трудно появляться на работе утром после очередного маленького приключения, а у меня ведь есть перед ними преимущество: я могу выпить кубинского кофе, и столько, сколько захочу. Кроме того, они и вправду были слишком малы. — А ты, выходит, уже вырос? — произнесла Эстор убийственно-насмешливым тоном десятилетнего ребенка. — Но я же действительно вырос, — сказал я. — И хочу быть по отношению к вам справедливым. — Когда я это говорил, мои зубы нестерпимо ныли от желания убежать, но тем не менее это было сущей правдой. Они одарили меня взглядами холодного презрения.