На следующий день я каким-то чудом заставил себя подняться с постели и отправиться на работу, несмотря на чувство полного отчаяния, которое разрасталось и набирало силу, словно маленький терновый сад. Я ощущал, как меня окутывает туман ноющей боли, в которой не было никакого смысла — возможно, только напоминание о никчемности всего происходящего в нашей обыденной жизни: в машинальных движениях за завтраком, в поездках на работу — ни в чем, потому что в угодничестве привычке разумного составляющего просто не может быть. Но я обо всем этом думал, позволив механической памяти мышц усадить меня в кресло, где обычно работал, включить компьютер и погрузиться в серую скуку дня. Старжак стал моим фиаско. Не узнаю себя, даже не имею понятия, кто я такой или что я такое. Дома Рита ждала моего прихода буквально на пороге, с выражением тревожной раздраженности. — Надо определиться с группой, — напомнила она, — их может пригласить кто-нибудь другой. — Ладно, — решил я. Почему бы и в самом деле не определиться с группой? Разве это менее достойное занятие, чем любое другое? — Я собрала все диски, которые ты рассыпал вчера, — сказала она, — и рассортировала по цене. — Сегодня послушаю, — пообещал я, и хотя Рита по-прежнему выглядела обиженной, вечерняя рутина наконец увлекла и успокоила ее, и она принялась готовить и убираться, пока я слушал рок-группу под двусмысленным названием «Чикен денс» и еще одну, «Электрик слайд»[36]. В обычных обстоятельствах я получил бы от этого столько же удовольствия, сколько от зубной боли, но, поскольку изобрести себе более интересное занятие не вышло, я честно изучил целую кучу дисков, и скоро пришло время опять отправляться в кровать. В час ночи меня разбудила музыка, и вовсе не «Чикен денс». Я услышал барабаны и рога, а с ними хор голосов, которые пронизывали мой сон насквозь, поднимая на седьмое небо, и я проснулся на полу, все еще слыша их отголоски. Я долго лежал так, не в силах осознать, что это все означает, и опасаясь возвращаться ко сну, дабы этот концерт не повторился снова. Но в итоге я все-таки добрался до кровати и, наверное, даже уснул, потому что, когда я открыл глаза, светило солнце, а с кухни доносились звуки. Было воскресное утро, Рита напекла блинов с черничным сиропом — очень аппетитное начало нового раунда обыденной жизни. Коди и Эстор с энтузиазмом уплетали блины, и при других обстоятельствах я бы тоже не остался в стороне, однако сегодня было не обычное утро. Трудно описать, насколько серьезным должен быть шок, чтобы отбить у Декстера охоту есть. У меня очень быстрый обмен веществ, поэтому изумительному устройству по имени Декстер нужно постоянно заправляться, а блины Риты я бы отнес к категории высококачественного и очень легко усвояемого топлива. И тем не менее в который раз я обнаруживал, что сижу, уставившись на вилку, не в силах собрать весь свой энтузиазм и довершить действие, положив еду в рот. Довольно скоро все уже закончили есть, а я так и сидел, глядя на свою почти полную тарелку. Даже Рита заметила, что не все спокойно в декстеровском королевстве. — Ты почти не притронулся к еде, — сказала она. — Что-то случилось? — Это дело, над которым я работаю сейчас, — начал я изворачиваться. — Оно не выходит у меня из головы. — А, — понимающе протянула она. — А ты уверен, что… то есть оно очень кровавое? — Не то чтобы, — ответил я, теряясь в догадках, что она ожидала услышать. — Просто оно какое-то очень… загадочное. Рита кивнула. — Иногда стоит отвлечься, и ответ придет сам собой, — сказала она. — Может, ты и права, — отозвался я и понял, что ляпнул не подумав. — Ты будешь доедать? — спросила она. Я опустил взгляд на тарелку с горой блинов, политых успевшим застыть сиропом. Выражаясь научным языком, я подозревал, что они вкусные, но сейчас они казались мне такими же привлекательными, как старая мокрая газета. — Нет, — коротко ответил я. Рита с тревогой посмотрела на меня. Когда Декстер не ест — дело нечисто. — Может, на лодке покатаешься? — предложила она. — Это всегда помогает развеяться. Рита подошла ко мне с напряженной тревогой во взгляде и положила руку на плечо, а Коди и Эстор подняли головы, и, прочитав на их лицах явное желание отправиться на лодке, я почувствовал себя так, словно меня затягивают зыбучие пески. Я поднялся. Это уж слишком. Я своих ожиданий оправдать не сумел, а тут еще они со своими. Не могу сказать, что угнетало меня сильнее: неудача со Старжаком, навязчивая музыка или водоворот семейной жизни. Может, все вместе разрывало меня на части и со страшной силой уносило в сливное отверстие к прилипчивой обыденности, от которой хотелось кричать, а я не мог даже заскулить. Как бы там ни было, надо выбираться отсюда. — У меня срочное дело, надо бежать, — сказал я, и они воззрились на меня с оскорбленным удивлением. — А что за срочное дело? — произнесла Рита. — Это по поводу свадьбы, — бросил я, слепо поддавшись своему импульсу и не представляя, что сказать дальше. К счастью для меня, хоть что-то пошло как надо: я припомнил разговор, который состоялся у нас с Винсом Мацуокой накануне. — Надо заскочить к организатору. Рита просияла. — Ты встречаешься с Мэнни Борком? О, — восхищенно протянула она, — это замечательно… — Да-да, — подхватил я. — Я задержусь. И вот, в разумное для субботнего утра время — без пятнадцати десять — я с удовольствием попрощался с немытой посудой и домоседством и забрался в машину. На улицах в это утро было необыкновенное затишье, и по дороге в Саут-Бич не случилось ни одного преступления, что бывает также часто, как снег в Фонтенбло[37]. Все текло своим чередом, я по-прежнему время от времени поглядывал в зеркало заднего вида. Пробок не было, и когда я припарковал машину, поднялся на лифте и постучал в дверь Мэнни Борка, часы показывали пятнадцать минут одиннадцатого. Очень долго царило молчание, и тогда я постучал еще, на сей раз проявив побольше энтузиазма. Я уже готовился снести дверь с петель со всей своей приветливостью, когда она открылась и очень сонный и в основном голый Мэнни Борк, моргнув, воззрился на меня. — Сиськи Христовы, — крякнул он. — Сколько времени? — Десять пятнадцать, — весело сказал я. — Практически пора обедать. Наверное, он еще не до конца проснулся или, может быть, ему это показалось смешным, но он повторил: — Сиськи Христовы. — Можно войти? — вежливо поинтересовался я, а Мэнни в ответ поморгал еще немного и толчком распахнул дверь. — Дай Бог, чтобы это было что-нибудь стоящее, — сказал он, и я пошел за ним мимо загадочной штуки в прихожей к насесту у окна. Он вскарабкался на свой стул, а я сел напротив. — Надо поговорить о моей свадьбе, — начал я, но он замотал головой и визгливо крикнул: — Фрэнки! — Ответа не последовало, и Мэнни подпер голову одной мизерной ручкой, а другую положил на стол и принялся барабанить по нему пальчиками. — Этой сучке лучше бы… черт тебя дери! Фрэнки! — снова взвизгнул он, на сей раз с надрывом. Через секунду в дальней комнате его апартаментов послышалась возня, потом появился молодой человек, на ходу застегивая одежду, которую нацепил в спешке, и пытаясь наскоро справиться со своими жидкими каштановыми волосенками, прежде чем явиться пред светлые очи Мэнни. — Привет, — произнес парень. — Ну то есть… ну ты меня понял. Доброе утро. — Принеси сюда кофе, очень быстро, — сказал Мэнни, не поднимая на него глаз. — Э-э… — протянул Фрэнки. — А, ладно. — Он задержатся еще на секунду, как раз для того, чтобы Мэнни успел сложить малюсенький кулачок и пронзительно завизжать: «Сейчас же!» Фрэнки сглотнул и подался в сторону кухни, а Мэнни снова подпер свою восьмидесяти пяти фунтовую тушку с таким кислым выражением лица, словно терпел атаку бесчисленных орд отвратительных демонов-идиотов. Уяснив, что без кофе разговор не состоится, я повернул голову к окну и стал любоваться видом. На горизонте виднелись три грузовых судна, выкидывавших облачка дыма; чуть ближе к берегу рассеялись прогулочные яхты — мультимиллионные игрушки, направлявшиеся на Багамы, и батарея виндсерферов, плескавшихся у самого берега. Ярко-желтая лодка только отходила от берега, стремясь навстречу грузовым судам. Солнце светило, над водой парили чайки в поисках мусора, а я ждал, пока Мэнни получит свое вливание. Кухню сотряс звук разбивающейся вдребезги посуды и приглушенный вопль Фрэнки: «Вот черт!» Мэнни крепко зажмурился, как будто это помогло бы ему скрыть непереносимое страдание, порожденное непроходимо глупым окружением. И только через несколько минут прибыл Фрэнки с кофейным сервизом: серебряным чайником странной формы и тремя приземистыми керамическими чашками в придачу, уместившимися на прозрачной пластине в виде палитры художника. Трясущимися руками Фрэнки поставил перед Мэнни чашку и налил до краев. Мэнни сделал крошечный глоток, тяжело вздохнул без всяких признаков облегчения и, наконец, открыл глаза. — Хорошо, — сказал он. И, повернувшись к Фрэнки, добавил: — Ступай убери свой тайный разгром, и если я потом наступлю на битое стекло, клянусь Богом, я тебя выпотрошу. — Фрэнки уковылял прочь, а Мэнни сделал еще один микроскопический глоток, прежде чем обратить ко мне свой сонный взор. — Ты хочешь поговорить о свадьбе, — произнес он так, словно не мог поверить своим ушам. — Верно, — сказал я, и он скорбно покачал головой. — Ты же такой сладкий, — констатировал Мэнни. — Да что вообще могло заставить тебя жениться? — Налоговая льгота, — ответил я. — Мы можем обсудить меню? — В субботу, ни свет ни заря? Нет, — отрезал он. — Это ужасный, бессмысленный, примитивный ритуал. — Как я понял, он говорил о свадьбе, а не о меню, хотя с Мэнни ни в чем нельзя быть уверенным. — Мне становится невыносимо, когда я слышу, что кто-то сознательно желает пройти через это. Но, — сказал он, обреченно махнув рукой, — хотя бы дает шанс поэкспериментировать. — Я тут подумал: а может, удастся поэкспериментировать подешевле? — Может, но не удастся, — сказал он и впервые за сегодняшнюю беседу продемонстрировал свои зубы, хотя улыбкой это можно было назвать, если только вы считаете, что мучить животных весело. — Почему? — Потому что я уже решил, что сделаю, и ты не сможешь мне помешать. Если быть кристально честным, мне в голову пришло многое из того, что я способен был сделать, дабы уломать его, но, как бы весело это ни было, такие вещи шли вразрез с Кодексом Гарри, поэтому осуществить их я не мог. — И тебя никак не ублажить? — Я продолжал надеяться. Он с хитрецой глянул на меня и произнес: — Смотря как будешь стараться. — Я собирался сказать волшебное слово и много блаженно улыбаться, — пояснил я. — Не пойдет, — ответил он, — не тот размах. — Винс сказал, ты прикидывал по пятьсот долларов за порцию? — Я не прикидываю, — огрызнулся Мэнни, — мне твои гроши до лампочки. — Ну еще бы, — сказал я, стараясь немного его утихомирить, — это же не твои гроши. — Твоя подружка подписала долбаный контракт, — пригрозил он. — Я могу тебя иметь, как мне в долбаную голову придет. — Я могу что-то сделать, чтобы получить скидку? — с новой надеждой спросил я.