Он не понадобился. Я просидел до утра, держа пистолет наготове, не спуская глаз с дверей и спящих детей. И поскольку нас никто не беспокоил, а этого было маловато для поддержания мозга в жизнеспособном состоянии, я принялся размышлять. Я думал о том, что скажу Коди, когда он проснется. Всадив нож в старика, мальчуган все изменил. Что бы он там ни думал, но парень не был готов к тому, что совершил. Своим поступком он только осложнил себе жизнь. Его путь будет долгим и трудным, и я не уверен, что смогу удержать его в рамках дозволенного. Я не Гарри и никогда им не стану. Гарри руководствовался любовью, а у меня другая система координат. Да и потом — что дальше? Что такое Декстер без Сумрачной Дымки? Разве можно надеяться прожить жизнь, не говоря уж о том, чтобы воспитать детей, когда внутри — пустая бездна? Старик сказал, Темный Пассажир вернется, когда мне будет очень больно. Так что теперь, истязать себя физически, чтобы он прибыл в родные пенаты? Каким образом? Стоял я недавно в горящих штанах, глядя на то, как Эстор может отправиться в печку, но даже этого оказалось мало, чтобы вернуть Пассажира. Я по-прежнему не знал, как ответить на все эти вопросы, когда на рассвете прибыла Дебора с командой спецназа и Чатски в придачу. На острове никого не нашли, зацепок, которые прояснили бы, куда они могли подеваться, — тоже. Тела старика, Уилкинса и Старжака окольцевали ярлыками и упаковали в мешки, а мы всей компанией перекочевали на материк на вертолете береговой охраны. Коди и Эстор были взволнованы, хотя и притворялись, что происшествие их не впечатлило. Миновали объятия и слезы, которые обрушила на них Рита, и оглушительная популярность, которой они, сияя от гордости, стали пользоваться среди своих сверстников, и жизнь потекла дальше. Да-да, жизнь потекла дальше. Не происходило ничего нового, мои вопросы так и оставались нерешенными, а новых направлений поиска ответов на них я не находил. Таков обратный эффект унылого существования, которое приносило больше страданий, чем была способна причинить любая психологическая травма на свете. Скорее всего старик оказался прав — наверное, я отклонение от нормы. Но теперь я не соответствовал даже такому определению. Я чувствовал себя выжатым. Я был не пуст, а как бы это сказать — состоялся, что ли, исполнил свое предназначение, и теперь осталась только пустая раковина, живущая одними воспоминаниями. Жажда найти объяснение постигшему меня обезличиванию никак не отпускала, но найти источник, чтобы утолить ее, я не мог. А теперь казалось, что никогда и не найду. В своем оцепенении я не был способен испытывать боль, достаточную, чтобы вернулся Темный Пассажир. Все мы находились в безопасности, плохие парни куда-то подевались, но меня это не касалось. Пусть это звучит эгоистично, но я никогда не отрицал, что являюсь крайним индивидуалистом, — во всяком случае, если никого нет поблизости. При мысли о том, что теперь придется прожить 17 роль, которую я играл, становилось не по себе, но я ничего не мог с собой поделать. Это гнетущее чувство оставалось на протяжении нескольких дней. Потом я просто смирился со своей судьбой — судьбой Дезориентированного Декстера. Я ссутулюсь, стану одеваться во все серое, и дети повсюду будут подшучивать надо мной и моим жалким унылым видом. А потом однажды, в почтенном возрасте, я просто упаду где-нибудь незамеченным и ветер развеет мой прах по улицам. Жизнь потекла дальше. Дни слиплись в недели. Винс Мацуока проявил невиданную активность: сначала нашел нового организатора, потом выбрал подходящий мне смокинг, а когда настал день свадьбы, доставил меня в переполненную церковь в Коконат-Гроув вовремя. Я стоял у алтаря, слушая орган в ожидании Риты, которая вот-вот должна скользнуть по проходу между рядами, готовая к союзу до гроба. Трогательная сцена, будь я способен ее оценить. Церковь ломилась от хорошо одетых людей — вот уж не знал, что у Риты столько друзей! Может, теперь и мне стоит обзавестись ими — вместе терпели бы это серое бессмысленное существование. Алтарь утопал в цветах, а Винс рядом со мной — в нервозном поту, вытирая ладони о штаны через каждые несколько секунд. Потом послышался громкий аккорд органа, все в церкви поднялись с мест и оглянулись назад. И вот они появились: сначала Эстор — в прекрасном белом платье, с завитыми волосами и огромной корзиной цветов в руках; следом — Коди в своем крошечном смокинге. Он держал небольшую бархатную подушечку с двумя кольцами. Последней вошла Рита. И, глядя на нее и детей, я словно видел марширующий в мою сторону серый ужас будущей жизни — жизни, состоящей из заседаний родительского комитета и велосипедов, ипотеки и собраний добровольных дружинников района, бойскаутов, герлскаутов, футбола, новых туфель и брекетов. Мысль о скучной, бесцветной второсортной жизни была столь мучительна, что я с трудом мог выносить ее. Она захлестнула меня острой болью, такой горькой, что я даже закрыл глаза… И тут почувствовал странное шевеление внутри, чувство нарастающей пульсации, ощущение, что все будет точно так, как должно, и теперь, и всегда, и вечно, а то, что должно вот-вот соединиться, не может быть разорвано никогда. И, удивленный этим ощущением правильности, я открыл глаза и снова повернулся, чтобы посмотреть на Коди и Эстор, которые забирались по ступенькам, готовые встать рядом со мной. Эстор выглядела такой безоблачно счастливой, какой я еще никогда прежде не видел ее, и мне стало приятно и хорошо. А Коди, так осторожно делавший маленькие шажочки, был по-прежнему серьезен в своей молчаливости. Я заметил, что его губы шевелятся, передавая мне какое-то секретное сообщение, и послал ему удивленный взгляд. Его губы задвигались снова, и я слегка наклонился, чтобы услышать его. — Твоя тень, она снова здесь, — прошептал он. Я выпрямился и прикрыл глаза на секунду. Этого мне хватило, чтобы услышать приглушенную шипящую усмешку того, кто снова был дома. Пассажир вернулся. Я открыл глаза, чтобы увидеть мир таким, каким он должен быть. И не важно, что я стою в цветах, залитый светом, музыкой и счастьем, а Рита взбирается по ступенькам, чтобы навеки прилепиться ко мне. Мир снова стал единым целым. Это место, где луна поет гимны, а тьма внизу вторит в такт контрапунктом со стальным лезвием и радостью охоты. Долой серость. Жизнь вновь обрела четкие грани клинка и тень мрака, места, где Декстер прятался от солнечного света, чтобы выскочить из ночи и быть тем, кем должен: Декстером-Мстителем, Декстером-Водителем того, кто снова занимал заднее сиденье. Я почувствовал, как едва ощутимая улыбка возникает на моем лице при виде Риты, вставшей рядом; улыбка, которая не сходила во время произнесения милых слов со скрепленными руками, потому что опять и снова, сейчас и всегда я готов был повторять. Да. Я обещаю, буду, буду всерьез. И уже скоро. Послесловие Высоко над бесцельной суетой города ОНО наблюдало и ожидало. Как всегда, тут было на что посмотреть, и ОНО не торопилось. ОНО уже сотни раз делало это и еще будет делать, постоянно, вечно. Потому что таково ЕГО предназначение. Теперь выбор такой богатый, что глаза разбегаются, и можно до бесконечности предаваться поискам, пока не найдется тот, кто нужен. А потом ОНО все начнет сначала. Соберет верных, явит им чудо и после сможет вновь наслаждаться желанным ароматом их боли. Все это случится снова. Нужно только дождаться подходящего момента. Ведь у НЕГО есть все время мира. * * * notes Примечания 1 Фред Астер (1899–1987) — популярный американский актер и танцор. 2 Кофе с молоком (фр.). 3 Вымышленная парижская улица из рассказа Эдгара По «Убийство на улице Морг». 4 Лоуренс Велк (1903–1992) — американский аккордеонист. 5 Жак Брель (1929–1978) — бельгийский поэт, певец, актер. 6