Часть 2 из 59 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Рыжий кот по кличке Кит, которого Алик привез из приюта на второй день своей службы в лавке, стал всеобщим любимчиком, несмотря на все его безобразия и сюрпризы. Обычно Кит всегда торчит на кухне, если там кто-нибудь есть, поэтому-то я и удивилась, не увидев кота на стуле, где он настырно сидит, ожидая своей миски или витаминов, или просто, наблюдая за нами.
— Не знаю, — пожал плечами Алик.
Наконец, мы расслышали капризное мяуканье. Оказалось, что я случайно закрыла кота в ванной. Освободившись, он устремился на кухню, где его уже ждал накрытый стул — миска с едой и дневная норма кошачьих витаминов. Кит, по привычке, приобретенной явно не в приюте, никогда не ест на полу и требует, чтобы ему накрывали стул или, в крайнем случае, табурет. Если же миска будет стоять на полу, то, каким бы голодным он не был, из-за упрямства или еще каких-то побуждений, будет сидеть на стуле и громко мурлыкать, жмурясь то ли от смущения, что приходиться унижаться, то ли от предвкушения, поскольку уверен, что еду ему все-таки подадут, да еще так, как он желает.
Люся появилась как раз в тот момент, когда Алик водружал блюдо с бутербродами на стол. Заметив, что мы неплохо завтракаем, она вытащила из серединки бутерброд с большим желтым перцем, положила его к себе на тарелку и полезла в сумку. Достав чековую книжку, она открыла ее и вопросительно посмотрела на меня. Я молчала и пила кофе, возможно, не очень хорошо скрывая раздражение.
— Не тяни, сколько писать? — похоже, не замечая моего настроения, спросила Люся.
— Люся, я не берусь за расследование просто так, — попыталась объяснить я. — Надо же хоть немного познакомиться с делом. Если все, как ты говоришь, то ему не детектив нужен, а адвокат.
— Ты пойми, наконец, это не он! — чуть не заорала на меня Люся.
— А кто?
Она замолчала, с минуту смотрела на меня широко раскрытыми василькового цвета глазами под цвет водолазки, потом спросила:
— Ты берешься за это дело или нет?
Я вспомнила, что в последний раз, когда я ее видела, на ней была зеленая кофточка, и глаза были зеленые. Сделав большой глоток кофе, я все-таки решилась спросить ее, отчего она так печется об этом Володе:
— Люся, объясни мне для начала, почему для тебя важно, чтобы я взялась за это дело? — не знаю, насколько удачно сформулировала я. Оказалось, что не очень удачно, поскольку на меня обрушился шквал Люсиного, пусть немного наигранного, но гнева. Пока она бушевала, кот доел свою еду и, видимо предчувствуя, что ему здесь в ближайшее время ничего не обломится, важно с кухни удалился, держа хвост вертикально вверх. За ним, пробормотав что-то про перестановку в лавке, отправился Алик, захватив свою кружку и бутерброд. Наговорив всякого про человеколюбие, про то, что мы, эмигранты, должны держаться вместе и, закончив тем, что справедливость должна восторжествовать, она замолчала. Вся эта ее болтовня еще больше меня насторожила, и я решила для начала просто расспросить ее о Володе, о его семье и о том, что она, Люся, собственно знает про убийство.
— Ладно, — примирительно начала я. — Убери пока свою книжку и расскажи мне все по порядку.
— Так ты берешься, — с облегчением заключила она и начала рассказывать.
* * *
Володя Креченский приехал в Штаты в середине девяностых, выиграв грин-карту в лотерее. Помотавшись в Нью-Йорке и проев часть денег, что остались от продажи московской квартиры, он решил переехать на Средний Запад и заняться сельским хозяйством. Покопался в интернете, переговорил кое с кем и отправился в Южную Дакоту. Поскольку в Су-Фолс он прибыл в начале сентября, то резона вкладывать деньги в аренду фермы не было, и он нашел временную работу в автомастерской. Машинами он интересовался еще в Москве, но из-за того, что работа в НИИ с длинным и скучным названием забирала у него все силы, а дорога в метро с работы и на работу еще и время, то с машинами он отводил душу в выходные и в отпуске, то подшаманивая старый отцовский «Москвич», то ремонтируя «Жигули» и «Лады» соседей и знакомых. Американские машины, хотя и были немного другими, но, в целом, как он говорил, «конструкция та же — кузов и четыре колеса», а мастерская, в которую Володя устроился работать, по его мнению, была оборудована очень даже неплохо, и уже через полгода он стал отличным механиком и мог починить любой автомобиль, а еще через полгода, взяв кредит в банке, открыл свое небольшое дело. Примерно в это же время он женился на Соне, родители которой эмигрировали в начале семидесятых сначала в Израиль, а потом перебрались в Штаты поближе к родственникам. Собственно с Соней Володя познакомился еще в Нью-Йорке. Она жила одна в довольно большом доме, доставшемся ей от двоюродной бабушки, которая к Соне была очень привязана. Еще от бабушки ей перешло кое-какое состояние, которое позволило ей съехать от родителей, ставших на старости лет слишком уж верующими и не дававшими тридцатишестилетней дочке никакой свободы. Поскольку с раннего детства Софочка особым здоровьем не отличалась, то после окончания колледжа она учиться дальше не пошла и начала работать бухгалтером в небольших, в основном русских, фирмах Нью-Йорка. Денег значительных это ей не приносило, но сводить концы с концами позволяло вполне. Жили они скромно и тихо, пока не умерла эта самая двоюродная бабушка, завещавшая все свое имущество, доставшееся ей от мужа, Софочке. На следующий же день после объявления ее наследницей Софочка переехала в бабушкин дом и бросила работу. Она купила новую машину, кучу одежды и познакомилась с Володей на первой же вечеринке, куда ее пригласил бывший теперь уже клиент и, к тому же, дальний родственник, Натан. Так получилось, что через два дня после той вечеринки у Софочки сломалась машина.
— То есть, как это сломалась? — не поняла я. — Она же новую купила.
— Ну для нее-то новую, а на самом деле подержанную, да еще ей битую подсунули, — объяснила мне Люся.
Так вот, Володя оказался на высоте — он не только починил машину, заменив там какие-то детали, но еще помог Софочке от нее избавиться и купить новую, то есть снова подержанную, но в хорошем состоянии. Всем этим он занимался в последний месяц перед отъездом в Су-Фолс. Потом они то ли переписывались, то ли перезванивались и, в конечном счете, через год поженились, и Софочка перебралась из Нью-Йорка в Южную Дакоту. По мнению Люси жизнь их здесь была скучной, но, если судить Люсиными мерками, то моя жизнь — вообще, по ее же выражению «отстой». Другими словами, Креченские жили спокойно, вечеринок до утра с купанием и фейерверками не закатывали, если выбирались к кому-нибудь в гости, то вели себя прилично и уезжали рано с допустимой дозой алкоголя в крови. Детей у них не было, и, казалось, жили они тихой и размеренной жизнью. Все это, кроме последнего замечания про размеренную жизнь, рассказала мне Люся. Я чуть помолчала, заварила новую порцию кофе и все-таки спросила ее:
— Ты про всех эмигрантов Су-Фолса можешь такие истории рассказывать или только про Креченских?
Она нисколько не смутилась и заявила мне, что по долгу службы выслушивает кучи историй от клиентов.
— Могу роман написать! Только некогда, — добавила она.
Это была полуправда, поскольку Креченские под категорию эмигрантов не подходили — давно у них было уже и гражданство и американские паспорта, да и в Су-Фолсе они жили лет десять.
— А с Соней ты хорошо была знакома? — решила зайти я с другого конца.
— Ну, мы не подружки, конечно, но так, в гости ходили.
Она чего-то недоговаривала, но выпытывать я у нее ничего уже не собиралась. Возникла пауза.
— Так ты берешься? — в который раз спросила Люся, снова раскрывая чековую книжку.
— Что в полиции говорят? — вместо ответа спросила я.
— А что они говорят? Получили письмо, нашли яд, теперь ручки потирают и радуются как быстро раскрыли убийство, да еще умышленное, — говорила она с возмущением.
— А отпечатки пальцев?
— Что отпечатки?
— На баночке с ядом чьи отпечатки были?
— Понятия не имею! — сообщила она. — Для этого я тебя и нанимаю!
И она выписала чек.
Я посмотрела на часы. Было самое начало десятого. Из знакомых в полиции у меня был только инспектор Норман, с которым мы познакомились и даже немного подружились, когда я работала над своим первым делом, но звонить ему в субботу утром и спрашивать про отпечатки мне не хотелось.
— В понедельник свяжусь с полицией и узнаю, что там у них можно узнать, — сказала я, игнорируя чек. — А вообще-то, чего ты от меня хочешь?
Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами:
— Я тебе уже миллион раз говорила, найди что-нибудь, чтобы Володьку освободили!
— Постой, Люся, — как можно мягче прервала ее я. — Если я правильно поняла, то Соня — дама не совсем бедная. Так?
— Ну, так, — отозвалась Люся.
— Следовательно, Володя наследует все ее деньги. И ты хочешь, чтобы я доказывала, что это не он ее отравил, когда она сама написала про отравление?
— Это не он! — заявила Люся.
— Почему ты так уверена? — снова спросила я.
— Я его хорошо знаю, он не мог этого сделать! — аргументировала она.
— Возможно, что это самоубийство? Ну, то есть, у них там какие-нибудь нелады были и она, в отместку или уж не знаю почему, решила себя отравить и представить все, как убийство, — вслух подумала я.
Она схватила сразу же:
— Дженька, ты — гений! Теперь надо все это доказать полиции! Бери задаток и она сунула мне в руку чек.
— Люся, это первое, что на ум пришло, если отбросить, что очевидные улики — против твоего Володи. Лучше было бы нанять адвоката, — посоветовала я ей.
— Будет у него адвокат, — ответила она. — Но нужно доказать, что это не он, а твоя версия — просто клад! Работай!
И она стала собираться, то есть достала пудреницу и помаду и поправила макияж. Я сложила ее чек пополам и сказала, что сначала поговорю с полицией, а потом свяжусь с ней и сообщу, возьмусь ли за дело.
— Чек можешь пока забрать, — и я протянула ей чек.
— Вот увидишь, это не он, — заявила она мне напоследок и, словно не замечая протянутого чека, попрощалась, то есть чмокнула меня в щеку и ушла.
Конечно, неплохо с раннего утра в субботу заполучить чек, но дело казалось мне уж больно неперспективным в смысле поисков убийцы. Моя нелепая версия о самоубийстве самой мне казалось невероятной и через чур книжной, что ли. Съев еще один бутерброд, я решила голову пока не ломать, а в понедельник созвониться с инспектором Норманом, узнать, нашли ли на бутылочке с ядом отпечатки пальцев Володи или еще кого-нибудь и провели ли экспертизу почерка Софьи, а пока — была суббота. До Рождества оставалось чуть больше двух недель, и торговля в лавке шла довольно оживленно, особенно в выходные дни, поэтому я пошла в лавку помогать Алику с покупателями.
Воскресенье
Как я уже упоминала, перед Рождеством в лавке было много покупателей, так что мы работали. Правда, Алику нужно было уйти пораньше — он обещал помочь своим родственникам с ремонтом подвала, который они затеяли к Рождеству. Я закрыла лавку в четыре и сходила перекусить в бар напротив. Раза два звонила Люся, но мне не хотелось разговаривать с ней — в баре, где было довольно людно и шумно. Для того, чтобы попасть обратно в лавку мне нужно было только перейти улицу, но идти домой тоже не хотелось и я побродила немного по улицам Су-Фолса, рассматривая витрины. «Красный башмачок» был открыт, я зашла. Ботиночки, которые я давно присмотрела, в распродаже пока не участвовали. Еще раз их примерив, я так и не решилась раскошелится, но зато купила туфли с пряжками, о которых давно мечтала. По дороге домой, я зашла еще в ирландский магазинчик, с хозяином которого была немного знакома, и купила там шерстяной свитер Алику в подарок — он собирался в горы с друзьями на Рождественские каникулы, и я решила, что свитер будет очень кстати. На этом мой воскресный шоппинг закончился, я вернулась домой, покопалась немного в интернете, пытаясь найти что-нибудь про Володю Креченского. Ничего, кроме адреса и телефона не нашла и позвонила Люсе.
— Ты куда запропастилась? — вместо приветствия спросила она.
Я объяснила ей, что ходила по магазинам. Это, по мнению Люси, было причиной уважительной, и она даже начала было интересоваться, что и где я купила, и мне пришлось ее перебить и спросить, что произошло.
— Я подумала, что ты захочешь осмотреть дом, — почему-то шепотом сказала Люся.
— Дом? — не поняла я.
— Ну да, дом Креченских, — пояснила Люся.
— А у тебя ключи есть? И разрешение? — зачем-то спросила я вместо того, чтобы поинтересоваться, а почему я должна хотеть посмотреть дом.
— Да, ключи у меня, — ответила Люся. — Только смотреть надо поздно вечером, когда соседи не видят, а то ведь настучат.
Для определения соседей она выбрала не очень пристойное выражение, которое я приводить не буду. Не очень задумываясь, зачем мне нужно осматривать этот дом, да еще в выходной, я согласилась. Люся обрадовалась и сказала, что заедет за мной в половине девятого, что меня вполне устраивало — мне не хотелось ехать на это сомнительное дело на своей машине.