В питейном заведении на улице Урденштрассе в восточных кварталах округа Вильмерсдорф не только поили, но и кормили. Люди приходили греться, заказывали грог, общались. Голод усилился, и Михаил рискнул. Свободным оказался только столик возле барной стойки. Бармен взглянул на посетителя как на пустое место, официант неспешно удалился, чтобы принести заказ. Настроение было хуже некуда. Он остался один, все попытки выполнить задание оборачивались провалами. В БНД знали его приметы (Джерри точно разглядел), к поискам лазутчика подключат полицию. Вайсман сдал его наверняка, и если среди трупов не было офицера КГБ, то это именно он. На претензии со стороны властей советские органы могли лишь отмахиваться: дескать, не сочиняйте. Но если его схватят и предъявят общественности, будет хуже. Засылку шпиона все равно не признают, но и помощи уже не будет, даже Рылеев ничего не сделает. Придется до скончания века гнить в немецкой кутузке… Михаил поглощал доставленную рыбу с овощами, запивал пивом. Рассиживаться не стоило – следовало набить желудок и уйти. На улице опять усилился дождь, капли стучали по стеклам, завывал ветер. Над барной стойкой работал телевизор. Фоторобот «бродячего» майора КГБ, к счастью, не показывали. Девушка с милой улыбкой зачитывала прогноз погоды. Берлинцам не стоило огорчаться: непогода продлится недолго. Уже завтра с утра обещали ясную погоду и даже незначительное потепление. С очередным порывом ветра распахнулась входная дверь, вошли двое в полицейской форме – мрачные, мокрые. Они прошли по залу, поглядывая на присутствующих, расположились у стойки. Сжалось сердце. Кольцов не менялся в лице, тянул пиво, проклинал себя за то, что не ушел раньше. В тарелке остались только кости. Выпивать офицеры не собирались, попросили у бармена кофе. Загудела кофейница, густой напиток стал неспешно наливаться в чашки. Полицейские сидели на барных стульях лицом друг к другу, вполоборота к залу. Они лениво беседовали, потом повернули головы. Дернул же черт усесться рядом с барной стойкой! Впрочем, больше негде. Один из блюстителей порядка мазнул взглядом по лицу сидящего рядом человека, отправился дальше. Потом вернул глаза на исходную, всмотрелся. – Герр, у вас все в порядке? – участливо спросил он. – Простите? – не понял Михаил. – Я вот это имею в виду. – Страж порядка коснулся челюсти (хотя на себе не показывают). – Вы подрались? На вас напали? Может, стоит чем-то обработать пострадавший участок? Как вы любезны, черт возьми! Стоило все же прикупить пудру в женском отделе косметики и парфюмерии. То, что казалось смешным и неприемлемым час назад, превращалось в необходимость. Кожа холодела, но слепить располагающую улыбку все же удалось. – Все в порядке, офицеры, поздно вчера вернулся домой, жене не понравилось. Она у меня такая ревнивая… – Серьезно? – удивился полицейский. – Вас избила собственная жена? Герр, вы хотите подать заявление в полицию? – О нет, что вы, – замотал головой Кольцов. – У нас с Гертрудой превосходные отношения, мы так трогательно любим друг друга, просто иногда она срывается… – Дал ей повод, приятель? – подмигнул полицейский. – Адюльтер? Долгие посиделки с товарищами в баре? Ладно, не отвечай, дружище, это твое личное дело. Про права человека Михаил уже где-то слышал. Задерживать людей без повода полицейские не могли. Для проверки документов тоже требовались основания. Со спецслужбами сложнее, тех отсутствие формальностей не смущало. А еще имелось подозрение, что свобода слова, демократия, соблюдение прав человека, восхваляемые западной пропагандой, – такая же ширма, как пресловутая свобода слова в СССР. Второй полицейский помалкивал, его насторожил акцент посетителя заведения. Посмотрев на часы, Михаил ужаснулся, сунул купюру под пивную кружку, распрощался с полицейскими и стал протискиваться к выходу. Стражи порядка задумчиво смотрели ему в спину, но не останавливали. Снова уходил подворотнями. Береженого бог бережет. День тянулся какой-то медлительной каракатицей. Сливаться с населением буржуазного анклава в принципе удавалось. Два часа он просидел в кинозале развлекательного центра на одной из улиц района Шарлоттенбург. Показывали комедию с Бельмондо. То же самое, что в СССР, только дубляж немецкий. Артист кривлялся, хихикали зрители, которых набралось едва ли ползала. На два часа удалось расслабиться, даже вздремнуть. Дельные мысли в голову не приходили. К вечеру дождь утих, но сильно похолодало. Создавалось впечатление, что в любую минуту мог повалить снег. Подступали сумерки, но день еще не кончился. Гудела Курфюрстендамм – главная магистраль Западного Берлина, аналог парижских Елисейских Полей. Проезжие части разделял широкий бульвар, засаженный деревьями. Каждый дом был отдельным архитектурным творением. Зажигались витрины, вспыхивали рекламы. В мельтешащем царстве неона разболелась голова. По проезжей части в несколько потоков ползли машины, выделялись ярко-желтые двухэтажные автобусы. Вся вычурность и аляповатость западного мира сконцентрировались на этой городской артерии. Майор брел по тротуару вместе с остальной праздной публикой, глазел на витрины. Работали модные магазины одежды, зазывали кричащие витрины. На перекрестке мялись проститутки – фривольно одетые, в вызывающих колготках, коротких плащах, наброшенных на кофточки с откровенными вырезами. Идеализмом Кольцов не страдал, подобная гадость существовала и в Союзе, в тех же гостиницах «Интурист», в других местах «массового скопления» иностранцев и небедных сограждан, не отягощенных нормами морали. Но в Союзе проституция находилась вне закона, девиц гоняла милиция, «буржуазный пережиток» держали на контроле. И если путаны и работали, то старались это делать скрытно. На другой стороне перекрестка функционировали вечерние заведения, гуляла молодежь. Охранник вывел на улицу наркомана с мутными глазами – тот непроизвольно дергался, смеялся безобразным смехом. Кто-то сердобольный подвел его к скамье, оставил. Люди шли мимо чуда природы, и только когда у наркомана поникла голова и потекла пена изо рта, позвали полицейский патруль. В какой-то момент спина покрылась потом, словно кто-то пристально его разглядывал. Кольцов напрягся – почему бы и нет? Его искали, иллюзий на этот счет он не питал. Соглядатаи повсюду в этом двухмиллионном муравейнике… Он обернулся. Вроде ничего тревожного, гудел транспорт, по широким тротуарам текли берлинцы и гости города. Только один субъект в светлом плаще, идущий сзади параллельным курсом, как-то торопливо отвел глаза, уставился в витрину супермаркета алкогольных напитков. Это могло ничего не значить. Но нервы уже шалили. Михаил вошел в соседствующий с супермаркетом продуктовый магазин, имеющий два выхода на одну дорогу, прошел сквозь стеллажи, протиснулся между кассами и вышел на улицу. За углом в Курфюрстендамм вливалась безымянная улочка. Он спешил, оглядывался. Никто не шел. Но это ничего не значило. Майор миновал арку, свернул во двор, бросился наперерез таксомотору, выползающему с парковочного места. Остановил его, влез в машину… Хвоста не было. Он неустанно озирался, привлекая внимание водителя. Стал обшаривать карманы – так, на всякий случай. У спецслужб имелись хитроумные уловки. Могли засечь объект, воздержаться от немедленного захвата, подложить в карман «жучка» (что несложно в условиях толчеи). Вдруг приведет к сообщникам? Посторонних предметов в кармане не было. За площадью Брайтшайдплац улица Курфюрстендамм переходила в Тауэнцинштрассе. Таксист свернул на светофоре и стал искать короткий путь. Уже смеркалось, когда Кольцов выбрался из машины недалеко от Шпандауэрдамм, расплатился. Полквартала прошел пешком, успокоился. В этом районе находился знаменитый дворцовый комплекс Шарлоттенбург – бывшее убежище бранденбургских курфюрстов, прусских королей, а ныне дворец-музей, памятник эпохи барокко. Купол дворца, проступающий в сгущающихся сумерках, считался одним из символов Берлина. Вокруг дворца простирался парковый ансамбль. Повышать свой культурный уровень настроя не было. Михаил прошелся вдоль ограды, покурил в уютном скверике. Через несколько минут опять вошел в городские кварталы, миновал действующую протестантскую церковь, возведенную в романском стиле, свернул на узкую опрятную улочку, мощенную булыжником. Потянулись трехэтажные строения, не блистающие роскошью, – с запутанными переходами и галереями. Здания оснащались номерами, улочки – указателями. За пределами бетонных дорожек чернели вспаханные клумбы – за ними ухаживали, видимо, жильцы. Старенькая женщина – сморщенная, сутулая, но с модной завивкой и в дорогих очках – свозила с пандуса инвалидное кресло, в котором восседал похожий на Кощея дед, очевидно достопочтенный супруг. Судя по орлиному взору и поджатым губам, во Вторую мировую он служил не менее чем в войсках СС. Михаил учтиво поздоровался, придержал коляску, помог перекатить ее через порожек. Старушка сухо поблагодарила, но смотрела зорко. Старик же ничего не замечал, был весь в себе. Михаил поднялся по короткой лестнице, вышел в открытую галерею. Жилище под номером 15 находилось в конце прохода. Дверной звонок отсутствовал, пришлось стучать. Открыл колоритный тип – сравнительно молодой, лысоватый, в очках. Рубаха в «канареечную» клетку смотрелась странно. Бриджи ниже колен – еще причудливее. Он носил мохнатые тапки с глазами и ушами кокер-спаниеля – подобный предмет обуви Кольцов не надел бы даже под страхом расстрела. Недостаток растительности на голове компенсировали волосы на ногах. Экстравагантный облик жильца дополняла курительная трубка, вставленная в зубы. Из последней вился дымок. Мужчина вынул трубку изо рта и с интересом воззрился на посетителя. – А, знаю, – сказал он. – Вы владелец машины, которую я вчера задел, выезжая со двора. Заметьте, я не скрылся, оставил свои координаты под стеклоочистителем. Обязуюсь возместить ущерб, который, сами понимаете, минимален. – Боюсь, я по другому делу, – учтиво сказал Кольцов. – Господин Вайзингер? Вам привет от вашей двоюродной сестры, проживающей в Кельне. Имелось подозрение, что никакой сестры у советского резидента нет. Мужчина изменился в лице, приподнялись брови. – Да вы что? – он расплылся в лучезарной улыбке. – И как там моя Матильда? Цветет, как и все ее орхидеи в оранжерее? Проходите, прошу вас. – Он отступил, а когда Кольцов вошел в квартиру, выглянул в коридор и запер дверь. Окинул насмешливым взглядом гостя, перешел на русский язык: – А вы неважно выглядите, Михаил Андреевич. Непростые выдались сутки? – Потрясающие, – пробормотал Кольцов. – Вы много знаете, господин Вайзингер… простите, не знаю вашего имени. – Рихард, – представился экстравагантный мужчина. – Просто Рихард. И никаких аналогий с товарищем Зорге, прошу вас. Это уже не смешно. – Не опасно говорить по-русски? – Михаил осмотрелся. – Не опасно, – уверил Рихард. – В этом доме изоляция как в барокамере. Строители перестарались. К тому же ваш немецкий, Михаил Андреевич, мягко говоря, несовершенен. Подтянуть вам его надо. – Или никогда больше не приезжать в Германию, – буркнул Кольцов. – Или так, – согласился нелегал. – Не удивляйтесь, что я осведомлен о некоторых аспектах. Телефонная линия не прослушивается. А если бы и прослушивалась, то на этот случай установлен хитрый прибор, пресекающий все попытки подслушать. Связь – через Нюрнберг, где работают сотрудники нашего торгового представительства. Они и загружают вашего покорного слугу свежей информацией. Вопросов у местных властей не возникает – по долгу службы я использую телефонную связь с ФРГ. Получено сообщение, что Штази села в лужу, потеряла несколько сотрудников. Представителю нашего ведомства удалось уйти, и, судя по некоторым сведениям, его до сих пор не взяли. Теперь и сам вижу – не взяли… – Рихард продолжал улыбаться и выглядел весьма довольным. Его приметы и некоторые особенности характера сообщил перед отъездом майор Дементьев, всячески хвалил – особенно за умение вживаться в любую среду. Уверял, что человек надежный и заслуживает доверия. – Проходите в квартиру, Михаил, будьте как дома, места хватит. Ноги уже не держали, он рухнул в первое попавшееся кресло, закружилась голова. Центральная комната скромного жилища была просторной, обставлена не пышно, но с удобством. Мягкие кресла, софа, журнальный столик. Слева кухня, справа – проем в смежную комнату, видимо спальню. У окна стоял широкий канцелярский стол с печатной машинкой. На столе ворохи бумаг, они же – в урне под столом, на стеллажах и открытых полках вдоль стены. – Вы практически засыпаете, Михаил, – сказал Рихард. – Держитесь, сейчас приготовлю кофе. Он загремел на кухне посудой, зашипела газовая плита. В помещении густо пахло табаком, на подоконнике красовалась целая выставка курительных трубок, сох табак на газете, валялись принадлежности для курения: фильтры, шомпола для прочистки трубок, какие-то щипчики, пинцеты, устройства для набивки. То же самое на столе, только в меньшем количестве. Рихард явно был фанатом этого дела. Традиционные способы табакокурения он, видимо, отвергал – бывают такие уникумы. Работал этот парень дома, по крайней мере, обстановка вокруг стола напоминала рабочую. – Держите, Михаил. – Рихард придвинул к креслу журнальный столик, поставил на него чашку с кофе. – Сегодня буржуазная «Лавацца» – с берегов Адриатического моря. Пробуждение гарантирую. Табаком пахло и от самого владельца квартиры – в принципе, благородно, с нотками вишни, сливы. Этот субъект выбивался из классического образа нелегала. Кофе он, кстати, готовил необыкновенно вкусный – в Союзе такой днем с огнем не найдешь. Сонливость проходила. Рихард пристроился в кресле напротив, стал набивать трубку. С каким-то сожалением покосился на печатную машинку, махнул рукой. – Работал до вашего появления. Ладно, работа не волк. Кто не работает, тот курит, как говорится, – сказал он простодушно и подмигнул. По комнате стелился ароматный дым. Квартиросъемщик украдкой наблюдал за пришельцем, делал для себя какие-то выводы. Конспиративную квартиру БНД не провалило, в отличие от убежищ Штази, – на это ничто не указывало. Чувство опасности немного поприсутствовало и ушло отдыхать. – К моей скромной персоне спецслужбы интереса не проявляют, – прочитал его мысли Рихард. – Можете не напрягаться, БНД за домом не следит. И я не состою у них в штате. Вы напряжены – от души досталось, Михаил? – Да уж, были схватки боевые, – пробормотал Кольцов, отставляя кружку. – Замечательный кофе, спасибо, Рихард. – Согласен, – кивнул нелегал. – Такие приятные мелочи помогают справиться с тоской по родным березкам. – Это ваше поприще? – Михаил кивнул на печатную машинку. – Точно, кормилица. – Рихард оскалился и практически исчез за клубами дыма. – Работаю обозревателем спортивных передач канала ZDF, а также их прямого конкурента ARD. Числюсь внештатным корреспондентом «Берлинер Моргенпост», имею договоры еще с парой печатных изданий. – И что, такое занятие кормит? – удивился Михаил. – Представьте, – засмеялся Рихард. – Не только советские граждане обожают спорт, эта зараза расползается по всему миру. Многие и газеты-то покупают только из-за спортивных колонок. Что там еще читать? А спорт дело конкретное, двусмысленностей не любит. Либо выиграли, либо проиграли. Особенно в футболе. – Рихард небрежно кивнул на внушительный «Телефункен» у стены, видеомагнитофон и горку видеокассет. – Анализирую футбольные матчи, делаю обзоры, копаюсь в биографиях игроков, не гнушаюсь, знаете ли, и пикантными деталями, которые то и дело всплывают наружу. Хваленая «Герта», входящая в Бундеслигу, – любимица местной публики – с треском проиграла «Корделике» – команде, звезд с неба не хватающей. Событие, прямо скажем, потрясающее. Весь Западный Берлин в шоке, народ скорбит, как на похоронах Черчилля. Думаете, население волнуют наши войска в Афганистане? Политиков – возможно, а население – нет. А вот проигрыш «Герты» – это атомная бомба в центре Берлина. Кую железо, пока горячо, – похвастался Рихард, – газеты с моими колонками расхватываются как горячие пирожки. Попутно вскрываются любопытные факты про «бело-голубых» – клуб находится в беспросветной финансовой заднице. Долги – на миллионы марок. Будут продавать землю, на которой стоит стадион «Гезундбруннер». А так хорошо все начиналось. В семидесятых – прочное закрепление в Первой Бундеслиге. Потом второе место после «Боруссии», через год – третье. В семьдесят девятом «Герта» выходила в финал Кубка Германии, в том же году – в полуфинал Кубка УЕФА… А теперь – провал за провалом, вылет во Вторую Бундеслигу, и вряд ли можно рассчитывать на чудо… – А вы фанат футбола, – заметил Михаил. – Тем и живу. «Спартак» и ЦСКА далеко, приходится болеть не пойми за кого, совмещать, так сказать, приятное с полезным. Главное преимущество моей работы – сам себе хозяин, не торчу весь день на работе… Ладно, давайте к нашим баранам. Еще не возникли сомнения в моей профпригодности? – Во всяком случае, у вас идеальное прикрытие и любимая работа, – Михаил хмыкнул. – Давно здесь? – Четыре года плодотворной и напряженной работы… – Рихард зевнул. – Простите. Если вам интересно, я немец. Родом из Саратова. Не женат. Излагайте свою печальную историю, Михаил. А там решим, чем смогу помочь… Он слушал рассказ майора внимательно, отложил трубку, даже пару раз нахмурился. – Впечатляюще, Михаил. Не Берлин, а Шервудский лес какой-то… Налажали, конечно, по полной программе – и те, и другие, простите… – Он молчал несколько минут, передвигал трубки на столе, словно раскладывал неведомый пасьянс, потом сказал: – Сочувствую, Михаил. Жалко девушку, которую так быстро нашла смерть… Имя Клаус Майнер мне ни о чем не говорит – этого парня качественно замаскировали. То, что Штази понесла потери и потеряла явки, – скверно. Людвиг Эберхарт – имя на слуху. Но с желанием перейти на нашу сторону оно никак не ассоциировалось. Прискорбно, что у этого человека не выдержало сердце, он мог бы стать ценным источником информации. Черная полоса, Михаил, такое бывает. Дайте подумать… – Он вновь стал набивать трубку, видно, руки должны быть чем-то заняты. Вскинул голову: – Выпьете? А я составлю вам компанию. Михаил нахмурился. – Вас что-то смущает? – не понял Рихард. – Прекрасный способ успокоиться и привести в порядок голову. «Жигулевского» пива с «Русской» водкой, увы, не предложу, но кое-что есть. – Напевая под нос «А наш притончик гонит самогончик», Рихард достал из бара квадратную емкость с прозрачным содержимым, плеснул в бокалы. – Пейте, Михаил, не принюхивайтесь, это джин, крепкий напиток на можжевельнике. Вам сегодня можно, даже нужно – все равно никуда уже не пойдете. Он выпил залпом. Приятно зашумело в голове, тепло растеклось по членам. – Приготовлю вам поесть, – спохватился Рихард. – Я хоть и не повар, но кое-что умею. Посмотрим, что у нас осталось в закромах Родины… – Он открыл холодильник. – Яичницу с сосисками будете? Выбор, к сожалению, невелик, так что можете не отвечать… – Он стал колдовать на кухне, зашипело разогретое масло. Глазунья приготовилась через несколько минут – вполне съедобная, даже вкусная. – Наворачивайте, майор, набирайтесь сил. Уж не обессудьте, в ход идет все, что завалялось в холодильнике… Не расстраивайтесь, попробуем исправить ситуацию. Пока не знаю как, но решение созреет. Можете пожить у меня, не возражаю, только вот соседи… – Рихард замялся, – довольно вредная и противная публика. Подглядывают, подслушивают… А стукачество в этой стране развито как нигде. Обязательно настучат, и придет инспектор, станет выяснять, почему здесь живет еще кто-то. Это, к сожалению, муниципальное жилье, а законы откровенно дурные… – Видел парочку ваших соседей, – вспомнил Кольцов. – Старушка – божий одуванчик и супруг в инвалидной коляске. – Фрау и герр Браушер, – кивнул Рихард. – Глава семьи в годы войны работал в СД – это нацистская служба безопасности. Должны понимать, какие кадры там трудились. Выжил, отсидел недолго – супруга дождалась. Были проблемы с психикой, но уже выпустили из дурдома. Повезло, что инвалид, а то своими руками прикончил бы эту мразь… – Рихард вздохнул. – Приходится улыбаться, спрашивать, как здоровье, ведь не пожелаешь быстрее сдохнуть… Я серьезно, Михаил, эту публику нельзя недооценивать. Сегодня переночуете здесь, в спальне. Я лягу в гостиной на софе. Только курить в лоджии – она там есть. Не люблю, когда прокуривают квартиру… Я сказал что-то смешное? – Не обращайте внимания, Рихард. Хорошо, если можно, переночую у вас. А потом что-нибудь придумаю. Или вы придумаете. Есть возможность связаться с центром? Интересует некий субъект по имени Алан Робинсон. Хорошо бы узнать, где он обитает. – Есть такой субъект, – согласился Рихард. – Фигура засекреченная, но посмотрим, что можно сделать. Обещать не буду, просто провентилирую эту тему. Есть у меня пара прикормленных ищеек… – Спасибо. Теперь информация, которую нужно переправить. Исследовательский центр Главного управления Штази, сотрудник по имени Вальтер Шульц. Он агент БНД. Пусть местные товарищи разберутся. Доказательств нет, но так сказал Эберхарт, а я ему верю. – Вальтер Шульц? – удивился Рихард. – Знакомое сочетание слов… Хорошо, информацию доставим. – Это не все. Зеленоградский институт полупроводников, заместитель директора Каргополов. Завербован сотрудницей французского посольства Мадлен Куртье полтора года назад. Омский «Трансмаш», гражданка Соколова, руководитель конструкторско-технологического отдела. Передала нашим врагам столько информации, что хватит на пару расстрелов и одно четвертование. Эти сведения надо срочно доставить полковнику Рылееву. – Ага, не только неудачи вас преследовали, – уважительно заметил Рихард. – Узнали за вечер столько, сколько люди годами выясняют. – А представьте, если бы Эберхарт не умер… Ладно, мечтать не вредно. – Мне это дело видится так, – Рихард с задумчивым видом кашлянул, – несколько дней проведете в состоянии покоя, а мы изучим ситуацию. Документы у вас есть – пусть и липовые. В случае бесперспективности дальнейшей работы попытаемся вывести вас в восточный сектор. Опыт подобных мероприятий наработан. О ваших похождениях сообщу сегодня же, пусть знают, что вы живы. Кстати, я придумал, где вам отсидеться. Помимо этой квартиры, есть небольшое жилье в таунхаусе на Тильштрассе. Это Шпандау, окраина города, северо-западные кварталы, там нет многоэтажной застройки. Маленькая квартира, но все необходимое в наличии. Жилье записано на меня, составлю договор аренды, куда внесем данные ваших фальшивых документов – на всякий, как говорится, случай. На такси до этой квартиры можно добраться за двадцать минут. Ключи выдам, живите на здоровье. И очень вас прошу, избавьтесь от пистолета. Он не поможет, а только утянет на дно… – Подождите, Рихард… – Михаил начал усиленно растирать лоб. Включились какие-то механизмы в памяти. А ведь эту тему он совершенно выпустил из виду! – В чем дело? – насторожился резидент. – Как вы назвали улицу, где имеете дополнительную жилплощадь? – Тильштрассе. Это в Шпандау… – Я понял. Номер дома? – Двадцать третий дом, секция два. Такое ощущение, что вас осенило, Михаил. – Немного есть. В семнадцатом доме по Тильштрассе проживает Софья Львовна Поплавская, ныне Брюстер, сводная сестра предателя Поплавского, про которого я вам рассказывал. По крайней мере, должна там проживать…