— Тем лучше. Технически это было несложно: контейнеры под пломбой, досматривают их таможенники без особого пристрастия — репутация фирмы прекрасная, никогда — ничего. А что там внутри каждого агрегата — рентгеном не просветишь, собачка не унюхает. — Да-а, дела. — Мы удивились, — вмешался Илья Михайлович. — И возмутились конечно. Тамарин никогда в политику не лез и поперек дороги государству не вставал. Нам это тем более ни к чему, мы торговцы мирные и честные… Словом, вычислили одного бывшего тамаринского — Контровский сам, дурак, его в свое время пригрел, с жильем помог, вид на жительство организовал, работу… А тот, собственно, и не скрывал: да, зарядил контейнеры, валюта — тамаринская, через Сухарева… — Каким же образом? — Мы проверили — Сухарев действительно, когда с круизом в Стокгольм приезжал, с бывшим тамаринцем встречался. Да парня того винить нечего — он думал, что уж мы-то точно в курсе, а что не уточнил у Квадратного или у шефа — так излишняя болтовня в нашем деле… — Понятно. И на разборку прислали Квадратного? — Да. Константин Георгиевич должен был, никого не посвящая, через всеми уважаемого Мишу встретиться с Домантовичем. Предлог был — Манус с Контровским давние приятели, Квадратный ему вез приглашение, по гостевой… — Так, допустим, поставили бы в известность Илью Михайловича, он что — так свободно может на Тамарина выйти? Или как? — Это наши проблемы, дорогуша. Уже сегодня была бы организована разборка по нашей «предъяве». Владимир Александрович, с тех пор как человечество изобрело денежные знаки… — Илья, еще короче! — Ладно. Чего тут врать — мы с Тамариным сегодня виделись, свидание вполне официальное, можете проверить. Что получается… Сухарев, без ведома Тамарина, связался с боевиками, взял валюту на оружие… Не знаю уж зачем, чего не хватало? Тянул, волынил — а там ребята дикие, серьезные. Прижали его. Сухарев без ведома Тамарина, но, пользуясь его именем и авторитетом, переправляет всю эту ерунду в Союз, в горы, как — это вы уже слышали. Сами понимаете, за такое надо отвечать. Он же дурак, понял, зачем Контровский приехал, во всяком случае — догадался. Ну и решил — одним ударом кучу зайцев. Дернулся сначала к горцам — если бы они согласились завалить Квадратного, Сухарев их потом бы подставил, спровоцировал бы большую резню между тамаринцами и черными. Но Султан отказался — не знаю уж почему. Тогда Сухарев совсем запаниковал, испугался, что Контровский или шеф узнают, с чем он к горцам ходил. Контровского руками Перегоненко убрал, успел — даже ствол ему свой, личный, из контрабандной партии не пожалел, а Тамарину «цинк» на зону пустил, что, дескать, это Султана и его джигитов работа, они хотят под себя игорный бизнес взять. Мол, Домантович говорит — если тамаринцы нас защитить не в силах — зачем они нужны, уж лучше с горцами дело иметь. Сволочь! И Султану передал, мол, раз мою, то есть Тамарина, просьбу не выполнил — будешь наказан. И в тот же день — двух джигитов убивают. — Естественно, Тамарину же надо доказывать, что он еще чего-то стоит, что свою добычу защитить может. — Именно. Одно к одному… еще Володин… — Знаю, я там был. Чуть позже… Значит, столкнул он вас все-таки лбами? — Попытался, Владимир Александрович. Попытался. — Судниекс, полностью одетый, причесанный, с кожаным кейсом в руке, уже подпирал мощным плечом дверной косяк. — Неужели вы думаете, что из-за одного подонка сможет разрушиться такой серьезный, годами создававшийся бизнес? Полезный, кстати, и для вашей страны. — Да, я знаю — налоги, валютные отчисления, благотворительность… — И вашей организации перепадает — в каждом зале игровых автоматов милиционеры по договору дежурят, за красивые глаза денежки имеют между прочим. Вроде пугала, только подороже. А прокуроры? А шишки министерские? К ним со взяткой — ни-ни! Принципиально. Так мы их — консультантами, экспертами… Кое-кому — загранпоездочку. — Ну и на хрена ж вы мне все это объясняете? Я что, дурнее других, сам, что ли, без глаз? — Упаси Господи, Владимир Александрович, дорогуша! Помяните мое слово — быть вам генералом. С вашим умом, храбростью, порядочностью… — Прекратите, Илья Михайлович. — …воспитанием! Хотите — сделаем министром внутренних дел? Со временем, конечно. — Мне уйти? — Да это я так. Простите старика. Надеюсь, вы поняли — дальнейшее копание в этой грязной истории не нужно никому. Ни вашим, ни нашим. Мы похороним своих мертвых, ваше руководство похоронит дело… Родина только выиграет. А вы… Султан договорился с Тамариным, так неужели мы друг друга не поймем? — Теперь что, горцы с тамаринцами… — У них свои разборки. Кстати, Султан нашел и выпотрошил напарника Перегоненко, того, что за рулем сидел… Покойника вчера в вечерних новостях показывали. Ужас, что с человеком сделали. — Любопытно… — Эх, Владимир Александрович! Да если подружимся, мы столько интересного расскажем — только реализуй и в кассе расписывайся. Ваша разведка милицейская от зависти собственными «хвостами» подавится. — Так. Я пошел. — Судниекс шагнул к Виноградову и протянул ему крабовидную, с набитыми фалангами пальцев руку. — Было очень интересно и приятно. Ни пугать, ни покупать вас никто не будет, решение примете сами. Копать дальше? Зачем? Профессиональное любопытство удовлетворено — вы единственный, кто знает правду… И не ваша вина, что она никому не нужна. Уважения в городе, как я понял, к капитану Виноградову не только не убавилось, но наоборот… Что же касается желания отомстить — да, чувство достойное и понятное, но ясно — нас он обидел не меньше. Это наша добыча, наше право. Ведь при расчете по нашим законам вы присутствовать отказались? — А что, уже был расчет? Швед кивнул Домантовичу, тот проворно встал, нажал на клавишу стереосистемы. …Тяжелое, хриплое дыхание — очевидно, микрофон был расположен слишком близко к источнику звука. Несколько глухих шагов. Взвизгнуло что-то механическое, и дикий, животный вопль рванулся из динамиков: «Нет! Не-ет! Не-е-е… А-ах!» Короткий клекот. Пауза… Неожиданно, прямо с середины — старенькая тема «Квин». — Я понимаю, различить трудно, но это — Сухарев. — Илье Михайловичу было явно не по себе, бисеринки пота осыпали черную поросль. Дрожащий палец оставил на клавише выключателя влажный полумесяц. — Верю. Кто его? — Я. — Судниекс смотрел холодно и спокойно. — А если мне сейчас… — Через пятьдесят минут мой самолет. Кроме того — труп. Вы его найдете, но… дня через три. Не советую ездить — зрелище отвратительное. И с чем вы отсюда к начальству побежите? — Взгляды присутствующих скрестились на индикаторах магнитофона — они мигали в режиме обратного стирания записи. — Два вопроса напоследок… Зачем вообще — запись? Ведь это — копия, так? Концовка? И второе, личное. Откуда такая киса цветная?! — Вы про татуировку? Вооруженные силы ЮАР. Два года — по контракту. Кореец один сработал, всему взводу. А насчет кассеты… Отчитываться-то как-то надо, у нас своя бюрократия. Ну, счастливо оставаться! На следующий день по графику Виноградов заступил на дежурство с трех часов. Планировал с утра поездить по магазинам, жена просила отоварить талоны… Не получилось — до обеда просидел в Управлении, возился с бумагами, оформляясь на стажировку к немцам. Спасибо, Телков помог — себе выбивал подписи, и Виноградову заодно. На Морском вокзале вежливо и снисходительно кивнул в ответ на умильную улыбку прогалопировавшего мимо Домантовича — в зале игровых автоматов проходила еженедельная инкассация. Прошел к себе, снял плащ. Бумаги… бумаги… бумаги… За окном быстро стемнело. Открылся ресторан. Поднявшись в сопровождении дежурного сержанта наверх и окунувшись в специфические запахи пота, посредственной еды и плохой водки, Виноградов привычно выделил в хаотическом мелькании посетителей милую группку валютных проституток. Среди них, заняв традиционное володинское кресло, так же скромно и незаметно сидел Строганов… Каждый жует свой банан. 1991 год. Мышеловка за мышью не бегает[1] Меня окружали милые, симпатичные люди, медленно сжимая кольцо. А. Кнышев Колючий осенний дождь яростно бился о щербатый асфальт перрона. Немногочисленные пассажиры, высыпавшиеся из электрички, стремились побыстрее укрыться под стеклянными куполами вокзала. Добежав вместе со всеми до пригородных касс, молодой мужчина лет тридцати сначала замедлил шаг, затем в нерешительности остановился. Сунул руку в карман и, достав горсть мелочи, выбрал нужные монеты. Мимо неторопливо и уверенно прошествовал милицейский патруль. Мужчина едва заметно подобрался, но в снующей толпе мучеников-садоводов, пригородных работяг и прочего вокзального люда его потертая брезентовая куртка, грязноватые штаны, сапоги и полупустой рюкзак были вполне уместными и не могли привлечь внимания стражей порядка. Жесткое, хорошо выбритое лицо, аккуратная стрижка — один из тысяч и тысяч… У телефонной будки пришлось подождать. Набирая наконец — по памяти — номер, мужчина на всякий случай встал так, чтобы прикрыть от постороннего взгляда диск. После второго гудка трубку сняли: — Слушаю. — Я приехал. — В курсе… Тебя обеспечивают. — Да? Здорово. Я не заметил… Собственно, поэтому и звоню. — Не волнуйся. Все по плану. — На другом конце провода, рядом с телефонной трубкой, запищал тональный вызов радиостанции. Мужчина усмехнулся — видимо, собеседнику докладывали о том, что «объект», то есть он сам, звонит по телефону неустановленному абоненту. — До завтра. — Пока. Между телефонной будкой и входом в метро, прямо на заплеванном мраморе ступенек, понуро сидела старая нищенка — грязная, трясущаяся… и какая-то прогорклая. На ходу, неожиданно даже для самого себя, мужчина бросил в стоящую перед ней жестяную миску неиспользованные монетки — и исчез в потоке спешащих по своим делам горожан. 1 Если где-то нет кого-то, Значит, где-то кто-то есть… Только кто он — этот кто-то? И куда он мог залезть?