— Пресловутый господин Филя? — Совершенно верно. В его задачу входило обработать Бехтерева, снабдить его нужной информацией, и, если можно так выразиться, направить на цель, причем, не возбудив у того никаких подозрений. И господину Филе это удалось. Он — единственный из нашей предполагаемой шайки, которого Бехтерев видел, и, так как Бехтерев теперь готов давать показания, нам надо вытянуть из него все про этого человека. — А вы не думаете, что Филя — это кто-то из нашего круга подозреваемых? — Маловероятно. Я считаю, здесь действовали, по крайней мере, два человека. Один — это тот, кто взял алмаз из тайника, второй — тот, кто общался с Бехтеревым. Не думаю, чтобы кто-то из нашей компании мог так загримироваться, что Бехтерев его не узнал. Но все это надо будет ещё раз тщательно продумать после того, как я с ним поговорю. — А вообще-то, — сказал Кромов, когда мы вышли в коридор, — это дело было бы довольно простым, если не завтрашний визит банкиров и особы царского дома. Можно было бы спокойно искать этого Филиппа и через него выйти и на другого или других участников шайки. Но мы себе этого не можем позволить, удар рассчитан очень точно. — Вы пойдёте говорить с Бехтеревым? — Да. — А что делать мне? — Вы постарайтесь узнать как можно больше информации о наших подозреваемых. Кто-то должен был организовать всё дело, а следовательно, быть достаточно хорошо осведомлён об отношениях поручика и княжны, и знать о тайнике в шкатулке. — Тот, кто смог узнать о тайнике, должен быть достаточно хорошо знаком с Марией Вышатовой. Например, кто-нибудь из поклонников. — И кто, по-вашему, это может быть? — Гриневский. С его тягой к амурным приключениям он наверняка не мог не обратить внимания на дочь его превосходительства. Может у них был роман, о котором мы не знаем. Уварова и Дормидонтова я с трудом представляю себе увивающимися вокруг прекрасной Мари. Об Ипполите и говорить нечего, птица не её полёта. Кромов задумался. — В общем-то, аргумент, — произнёс он. — Решено. Вы прощупайте Гриневского, я раскручиваю Бехтерева. Э-э-эх, — он досадливо махнул рукой. — Жаль, что я не проходил курс школы полицейской стражи. Техника допроса, слежки, обыска, сейчас это нам очень бы пригодилось. Вы вовлекли меня в дело, где мне впервые придётся поработать сыщиком. — Ну, уж не обессудьте. — Да что вы! Вся эта кутерьма меня захватывает. Как однажды сказал начальник нашего уголовного сыска, раскрытие неочевидных преступлений напоминает распутывание пряжи, самое сложное найти ту нить, за которую надо потянуть, чтобы распутать весь клубок. И обещаю вам, что этот клубок мы распутаем! — Кое-чего уже добились. — Конечно! Бехтерев уже не преступник, он на нашей стороне. Мы можем действовать, опираясь на его показания. Тут тонкая психология, но я смогу разговорить его до конца. От волнения и предчувствия успеха Пётр Михайлович даже сжал кулаки. Признаться его задор и воодушевление передались и мне. — Давайте действовать. Я к Бехтереву. Вы разузнайте про Гриневского и остальных, только будьте осторожны. А примерно через полчаса встретимся здесь в коридоре. — Устроим тут штаб-квартиру? — улыбнулся я. — По крайней мере, тут можно разговаривать и быть уверенным, что никто не подслушивает под дверью. Удачи! — Удачи! Кромов отправился к Бехтереву, я же стал обдумывать, что мне предпринять. Поразмыслив пару минут, я вышел в зал, прошел через тамбур, где Бехтерев столь яростно обрушился на Ипполита и меня, и вошел в кухню, решив, что для сбора сведений и слухов лучшего места не найти. В этот раз здесь было довольно много народа. Рабочий день заканчивался, и слуги собирались в кухне и соседних подсобных помещениях, чтобы поболтать и поужинать. За столом восседал дородный мужчина, в белом фартуке и колпаке, который не спеша попивал чай с пирогами. Несколько человек уже тоже приступили к еде, другие ещё занимались своими служебными обязанностями. Я решил поговорить с Дарьей. Она по-прежнему мыла посуду, которую Дуняша приносила из залы. Я взял стул и сел рядом. — Ещё раз здравствуйте, — обратился я к ней как можно более дружелюбным тоном. — Хотел бы поговорить с вами. Вы не против? — Нет, что вы. Только позвольте, я буду продолжать мыть посуду, а то Вениамин Никанорович рассердится, — она кивнула головой на толстяка, пьющего чай. — Ваш повар? — спросил я. — Да, и отличный повар, между прочим. Князь им очень дорожит. Но иногда бывает очень строгим. Приказал нам с Дуняшей как можно скорее убрать и перемыть всю посуду, а мы все ещё с этим не справились. Поэтому я и не могу отвлечься от дела. — Ничего, ничего. Я хотел спросить у вас, куда вы дели ключ от кабинета, который передал вам Брюсов? — Конечно, отдала ему. — Когда? — Во время беготни по дому в поисках этого человека, вы понимаете, о ком я говорю, мы с Яковом Ивановичем столкнулись в коридоре второго этажа, тогда я и передала ему ключ. Он подошёл к кабинету, дёрнул за ручку двери, чтобы проверить, закрыта ли она, и положил ключ к себе в карман. — Это было до того, как мы обнаружили открытое окно, или после? — После. Нет, скорее до… Нет, нет! Конечно же, после! Ведь я передала ему ключ уже после того, как вы поймали этого безумного господина, и мы все искали алмаз. Вообще, я должна была отдать ему ключ раньше, но просто забыла об этом. В кухню вошла Дуняша с горой посуды в руках и с грохотом поставила её в мойку. Она слегка кивнула мне головой, пропищала своим тоненьким голоском «добрый вечер, господин Важин» и выскочила так быстро, что слова «добрый вечер, Дуняша» я проговорил уже в закрытую дверь. — Послушайте, — вернулся я к нашему разговору, — расскажите мне, что вы делали, когда велись поиски Бехтерева и алмаза? Кто где был, кто в какие комнаты заходил, в общем, всё, что помните. — Это нужно для расследования? — Да. Хочу уточнить кое-какие детали. Дарья наморщила лоб и стала сосредоточено тереть губкой очередную тарелку. — Я помню всё только в общих чертах. — В общих, так в общих. — По-моему, сначала мы все пробежали до конца по коридору, всей толпой. Потом все разбрелись, и мы с Дуняшей остались вдвоём около лестницы. Скажу вам честно, нам совершенно не хотелось найти этого господина. Нам хватило и того, что по милости Якова Ивановича мы просидели с ним столько времени на кухне. Мысль о том, что мы откроем дверь или отдёрнем занавеску и увидим его, приводила нас в ужас. Поэтому мы не искали, а остались на месте. Из комнаты вышел князь и подошёл к нам. — Из какой комнаты? — Точно не помню, сударь. — Но если вы остались стоять около лестницы, значит, он вышел из комнаты княжны? Ведь двери её комнат выходят на лестничный холл? — Наверное. Я точно помню, что князь и сразу за ним Яков Иванович вышли из комнат и направились к нам. Они стали обсуждать, где мог спрятаться этот господин Бехтерев. В это время по коридору со стороны кабинета к нам подошли Ипполит с Дормидонтовым. Потом мы все вместе осмотрели комнату рядом с кабинетом его превосходительства, а потом, — Дарья задумалась, — честно говоря, дальше я точно не вспомню. Вы обнаружили открытое окно. Когда нашли господина Бехтерева, мы были внизу со всеми. А когда искали алмаз, Дуняша бегала повсюду с Ипполитом, Яков Иванович держался около них, а я ходила за Яковом Ивановичем. Получается, что большую часть времени мы так и проходили вчетвером. Снова появилась Дуняша с очередной порцией посуды и сложила её в мойку. — С посудой всё, — сказала она, вытирая руки о передник, — теперь пойду, соберу скатерти и вытру столы. — Слышишь, Веня, — ласковым голосом обратилась Дарья к толстяку, — кончай дуться, скоро всё закончим. — Я и не дулся, — пробасил тот в ответ, — я никогда не дуюсь, у меня всегда хорошее настроение. — Когда уберусь в зале, помогу тебе домыть посуду, — сказала Дуняша. — Старается, — Дарья кивнула головой вслед уходящей Дуняше. — Она из бедняцкой семьи, пошла работать, чтобы не быть обузой для своих родителей. А какая главная задача порядочной девушки из бедной семьи, господин Важин? Я пожал плечами. — Не знаете? Выйти замуж, да так, чтобы он был не дрянь и не пьянь! Вот она и старается всем понравиться. Хотя я ей говорила, что с мужчинами надо быть построже. Если кто понравился, нечего смотреть на него восторженными глазами, как на новогоднюю ёлку. Чем строже девушка ведёт себя с мужчинами, тем больше она им нравится. Вот, к примеру, наша хозяйка княжна Мария Владимировна. Гордости и высокомерия выше головы, а мужчины так и вьются вокруг неё. Или её личная горничная Вероника. Тоже ходит, задрав нос, так многие из слуг только и мечтают о том, как бы выполнить какую-либо её просьбу. А Дуняша… Сначала бегала за Захаром, нашим громилой кучером. Он как-то сказал одному из своих приятелей, что такая мелкая пигалица ему ни к чему. Эти слова дошли до Дуняши, она расстроилась, конечно. Теперь начала увиваться за Ипполитом. Этот тоже смотрит на неё свысока. Говорю я ей, зачем ты тратишь на него свое время, ведь он же практически не обращает на тебя никакого внимания, а она, по своему обыкновению, только поджимает губы и пожимает плечами. Не пара ей этот Ипполит! — Почему? — Потому что зазнайка. Подумаешь, секретарь. Он так хочет услужить его превосходительству и выбиться в люди, что, кроме дела, ничего вокруг и замечать не желает. Всё служит и служит. Вот сегодня уже дослужился до того, что ему разбили всю физиономию. Не хочет обращать внимания на Дуняшу, а сам не сводит глаз с этой высокомерной Вероники. Дураки! — Кто дураки? — не понял я. — Мужчины! — гневно произнесла Дарья. — Не знают, где их счастье. Ведь если есть женщина, скромная, милая, честная, которая расположена к вам всей душой, то вы же на неё и внимания-то не обратите, а будете глазеть на какую-нибудь высокомерную красотку, которой до вас нет никакого дела. Почему-то эти слова Дарьи вызвали у меня в памяти картину проносящегося мимо экипажа с Лядовым и княжной Вышатовой, на шляпке которой развивался целый фонтан страусовых перьев. — Хотя, — Дарья расправила плечи и взглянула на тучного Вениамина, который по-прежнему восседал во главе стола, — следует признать, что не все мужчины таковы. А вы что думаете по этому поводу? — спросила она, посмотрев на меня оценивающим взглядом. — Вам со стороны виднее. Вошла Дуняша, неся перед собой огромную охапку скатертей. — Эй, Петюня, — позвала она, — отнеси это в стирку. Один из слуг встал из-за стола, взял у девушки скатерти и вышел с ними за дверь. Дуняша подошла к Дарье, и они вместе стали домывать оставшуюся посуду. — А вот, кстати, эта горничная Вероника, — спросил я девушек, — наверное, поверенная всех тайн своей хозяйки. — Зазнайка — отрезала Дарья. — Такая же, как и её хозяйка? — Ну, скажете то же. Барышне положено так себя держать. Это она мужчинами, как хочет, вертит, а к нам Мария Владимировна хорошо относиться. Часто подарки разные делает. Так что нам на неё жаловаться нечего.