Я с трудом сглатываю, пытаясь отдышаться, и некоторое время смотрю на него, ожидая, когда он выпрямится и поставит меня на ноги. Он этого не делает. Проходит ещё несколько секунд, и я больше не могу сдерживаться. — Ты, должно быть, часто делаешь выпады, — выпаливаю я. Его глаза наполняются весельем, а рот дёргается. — Прошу прощения? — В спортзале, — я чувствую, как мои щеки заливаются краской. — Ты, должно быть, часто делаешь выпады… ведь, чёрт возьми, ты держишь меня около двух минут, и ты даже не запыхался. Твои бёдра горят? Они, должно быть, горят прямо сейчас. Он смотрит на меня с непроницаемым выражением на лице. Отличная работа, Джемма. Отпугни горячего незнакомца всего через несколько секунд после того, как он закончил целовать тебя. Я борюсь с желанием застонать от собственной глупости. — Извини, наверное, не по этикету говорить о твоих бёдрах, так как, знаешь, я только что познакомилась с тобой и всё такое. Но мы также целовались… поэтому я не знаю, где мы находимся на шкале разделения функций тела. — Есть шкала? — его голос полон веселья. Я широко раскрываю глаза. — Конечно, есть шкала. Я имею в виду, что ты бы не стал на первом свидании говорить о том, как часто ты писаешь или сколько раз в неделю у тебя… Его брови поднимаются. — Ты знаешь, я просто собираюсь остановить себя прямо сейчас. Его губы снова дергаются. — Так ты делаешь? — Что я делаю? — спрашивает он. — Делаешь много выпадов. На его лице появляется широкая улыбка. — Тебе придётся как-нибудь сходить со мной в спортзал, чтобы убедиться в этом самой. — О, нет. Тренировки — это не совсем моё. Серьёзно, в последний раз, когда я делала выпады, я, кажется, растянула мою ва… — мои губы захлопнулись. — Мою ногу. Мышцу на ноге. Он смеется. — На самом деле, примерно через десять секунд я уже на нуле, и это просто от поддержки моего собственного веса тела, — я качаю головой, морщась. — Любой вид напряжённой физической активности… Не моя специальность. Его глаза сверкают тёмным юмором, и у меня такое чувство, что он представляет себе совершенно другой вид напряжённой физической активности. Дерьмо. — Спорт! Я имею в виду спорт, — я нервно сглатываю. — Я ненавижу спорт. — И всё же ты на площадке на матче плей-офф. Я открываю рот, чтобы возразить, но прежде чем я успеваю произнести хоть слово, меня прерывает Ральф, который явно злится. — Что, чёрт возьми, это такое, Джемма? Мгновение спустя я снова на ногах. Кровь приливает к моей голове, но Зеленоглазый успокаивает меня, слегка сжимая мою руку. Когда мой мозг перестаёт вращаться, мне удается сосредоточиться на Ральфе, который наконец-то отложил свой мобильный. Его искажено злобным взглядом, который мечется от меня к Зеленоглазому и обратно. — Привет, Ральф. Я поднимаю руку и слегка машу пальцем в его направлении. Толпа разражается громовым хором смеха и одобрительных возгласов. Когда он слышит их, руки Ральфа сжимаются в кулаки, и его лицо начинает краснеть. — Не говори мне это милое маленькое "Привет, Ральф". Он делает шаг ближе ко мне, и я чувствую, как Зеленоглазый напрягается. Я замечаю, что его рука не отпускает мою руку. — Не хочешь объяснить, кто, чёрт возьми, этот парень и почему, чёрт возьми, ты целовала его, как маленькая шлюшка, перед всем грёбанным миром? Я выпрямляю спину, и, хотя я не вижу его, я действительно чувствую гнев, льющийся из Зеленоглазого. Я слышу, как диктор над головой рассказывает о том, что к этому моменту превратилось в огромное зрелище. Ну, ребята, во время игры плей-офф на площадке всегда много драмы, но сегодня вечером, похоже, столько же происходит и на боковой линии! Я стараюсь не обращать на него внимания и сосредоточиться на том, чтобы разрядить ситуацию до того, как она станет до конца вечности национальной новостью и зальётся, если это ещё не произошло, на "Ютуб". — Ты говорил по телефону, и камера для поцелуев… — начинаю я. Ральф обрывает меня. — О, я разговаривал по телефону две секунды… — Два часа не хочешь, — бормочу я. — …и боже упаси, если никто не обращал внимания на Джемму и минуту в течение дня! — Ральф усмехается. — Клянусь, тебе нужно больше самоутверждения, чем девочке-подростку во время месячных. Я вздрагиваю. Ральф подходит ближе, и его голос понижается до снисходительного шепота, который мне слишком хорошо знаком. — Я всегда слышал, что художники эгоцентричны, но ты… — он качает головой, и ухмылка кривит его губы. — С другой стороны, ты, правда, можешь называть себя художником, если в жизни не продала ни одной из своих дурацких картин? Это низко, даже для него. Я пытаюсь, но безуспешно, прикусить язык. — Я не знаю, Ральф, можешь ли ты вообще называть себя мужчиной, если твоя сексуальная выносливость не улучшилась с тех пор, как ты ещё только мечтал о сексе? — Хорошо, Джемма, — он улыбается, но улыбка эта пронизана жестокостью. — Знаешь, Сьюзи из 3В, кажется, не возражает. А Эмили из соседнего дома? Она никогда не жаловалась. Особенно прошлой ночью, когда я взял её в твоей квартире. Я чувствую, что бледнею. Рука на моей руке рефлекторно сжимается, но я едва замечаю это. — Дважды, — Ральф ухмыляется, очень довольный собой. — Знаешь, Джем, тебе действительно не следует оставлять ключ под ковриком. — Ты… — я сглатываю. — Ты… — Изменял тебе? — он делает ещё один шаг вперёд, так что нас разделяет всего тридцать сантиметров или около того. — О, господи, Джемма. Ты действительно думала, что мы были созданы друг для друга? Чёрт, я покончил бы с этим после нашего первого свидания, но… — он пожимает плечами и похотливо опускает глаза на мою грудь. — Ты горячая штучка. И живешь в паре метров от меня. Проще некуда. Двойной смысл его слов не ускользнул от меня. Я чувствую, что начинаю разваливаться на части, и прикусываю нижнюю губу, чтобы слёзы, собирающиеся в моих глазах, не вырвались наружу. Ральф смеется и наклоняется ближе. — Эти билеты были просто глазурью на торте. Тот факт, что я трахал тебя последние четыре месяца… Я так и не услышала остальную часть его оскорбления, потому что в движении столь быстром, что мои глаза едва могут отследить, Зеленоглазый выкидывает руку и сжимает её вокруг горла Ральфа в убийственной хватке, которая отрезает все звуки от выхода и весь воздух для входа. У меня отвисает челюсть. Чёрт возьми. Я совершенно забыла, что он всё ещё стоял рядом со мной. В течение нескольких секунд Ральф тщетно пытается вырваться, но когда Зеленоглазый делает ещё один шаг вперёд и подтягивает его тело так, что он балансирует на кончиках кроссовок, Ральф обмякает, как тряпичная кукла, и его глаза вспыхивают паникой и страхом. Он похож на перепуганную мышь, попавшую в лапы огромного льва. Зеленоглазый такой высокий, что ему приходится наклониться на двадцать сантиметров, чтобы его лицо оказалось на одном уровне с лицом Ральфа. Его тело излучает контролируемую силу, но я вижу, что его лицо застыло в пустой маске. Только его глаза, почему-то одновременно холодные, как лёд, и горящие яростью, открывают глубину его гнева. Его лицо находится в нескольких сантиметрах от лица Ральфа, когда он открывает рот и рычит одно слово, от которого у меня мурашки бегут по спине. — Довольно. ГЛАВА 5 НЕЧТО