Она слегка ухмыляется, нагружая ярко-розовую тарелку шестью гигантскими кексами. — Но если твои артерии закупорятся в одной из моих кабинок, я не несу ответственности. — Это совсем не смешно! Она улыбается, передавая мне тарелку. — Джемма… если ты хочешь поговорить об этом… — Нет, — немедленно отвечаю я. — Но, спасибо. — Кто бы он ни был, он не стоит таких калорий. — Так верно, — бормочу я, лицо Майло мелькает в моей голове, когда я хватаю свои кексы и направляюсь к заднему столику, где смогу спокойно проглотить свои чувства. * * * — Надеюсь, это что-то важное, я была как раз в середине тренировки по кроссфиту… — Шелби резко обрывает фразу, когда замечает моё лицо, которое может быть покрыто шоколадной глазурью, а может, и нет. — О, Господи. Что случилось? — Ничфиго, — бормочу я, откусывая гигантский кусок. — Я знаю тебя шесть лет. Я ни разу не видела, чтобы ты прибегала к сахарной коме, чтобы решить свои проблемы. Я пожимаю плечами. — Всё бывает в первый раз. — У тебя шоколад… Она выхватывает салфетку из автомата и с гримасой протягивает её мне. — … везде. Я свирепо смотрю на неё, выхватываю салфетку из её протянутой руки и начинаю вытирать рот. Она ждёт, пока я закончу жевать, а затем со вздохом отодвигает стул напротив меня и устраивается поудобнее. — Джемма, — она кладет руки на стол перед собой. — Посмотри на себя. Я пододвигаю к ней тарелку с кексами. — Кекс? Она смотрит на меня так, словно я только что предложила ей метамфетамин. — Ты шутишь? Ты знаешь, сколько углеводов содержится в кексе? Сколько сахара в этой глазури? — Неважно. Больше мне достанется, — говорю я, хватая ещё один и откусывая колоссальный кусок. — Не хочешь рассказать мне, что случилось? — Не совсем, — бормочу я с набитым ртом. — Значит, ты позвала меня сюда только для того, чтобы засвидетельствовать свою хандру? — она фыркает. — Звучит продуктивно. — Это долгая история. — Я уже здесь, могу добавить, что пропустила тренировку. Пол едет на работу. Всё, что меня ждёт дома, это палео-ужин и повтор "Мастер Шеф", — она смотрит на меня, подняв брови. — Выкладывай. Я так и делаю. Я рассказываю ей всё: о своём отце, о Фиби, о Чейзе. Даже рассказываю ей о Бретте и его угрозах рассказать эту историю прессе. Это занимает больше часа, отчасти потому, что Шелби прерывает меня вопросами каждые две секунды, но когда я наконец заканчиваю, она не произносит ни слова. Она просто протягивает руку, хватает последний кекс с тарелки и откусывает кусочек. Вау. Я заставила Шелби прервать её пятилетнее сахарное табу. Вот тогда я понимаю, что дело плохо. — Ты знаешь, как в прошлом я дразнила тебя из-за заурядных проблем с папой? — говорит Шелби чуть позже, после того, как съела весь свой кекс. — Да? — Что ж, беру свои слова обратно. Я беру все свои слова обратно. Потому что, святое дерьмо, это ещё более хреново, чем я когда-либо представляла. — Расскажи мне об этом. — Итак, твоя мама… — голос Шелби звучит неуверенно. — Она созналась в этом? Что Майло пытался стать частью твоей жизни? — Да. Я делаю глубокий вдох, стараясь сохранять спокойствие, сегодня я достаточно наоралась, когда дело касалось моей матери. — Очевидно, он тянулся ко мне с самого моего рождения, пытаясь стать хотя бы малой частью моей жизни. Он хотел взять меня на каникулы, познакомить со своими детьми, заплатить за колледж… А она даже никогда не рассказывала мне о нём. Она позволила мне поверить, что он был этим злодеем, этим ужасным крысиным ублюдком, который бросил меня. — Джем… — Всё, что он когда-либо смог дать, был этот кулон. Я машинально тянусь к шее, ища кулон с солнцем, но мои пальцы касаются голой кожи, и я помню, что сбросила его после гала-концерта. — Я просто не могу поверить, что она скрывала всё это от меня. Держала его подальше от меня, — мой голос становится тише. — По крайней мере, теперь ты знаешь, — говорит Шелби. — Может быть, когда-нибудь вы с Майло сможете двигаться вперёд. — После всего этого времени… Я не знаю. Она пожимает плечами. — Ну, тебе не обязательно решать прямо сейчас. Ты не должна прощать его сразу, его или свою маму, если уж на то пошло. — Она говорит, что пыталась защитить меня, но… Я не могу помочь той маленькой части себя, которая задаётся вопросом, действительно ли она просто пыталась защитить себя. — Она извинилась? — Она плакала, — я сглатываю. — Я никогда не слышала, чтобы она плакала. Никогда. — Боже, это тяжело, — Шелби сочувственно морщится. — Я люблю маму… она моя лучшая подруга. Но сейчас мне нужно немного пространства от неё, чтобы разобраться в своих мыслях. — Тебе также нужно позвонить своему парню. Я стону. — Я не могу. — Очень жаль, тебе придётся. — Почему? — Потому что он твой парень, а ты выбежала из его офиса, рыдая в слезах. Он, наверное, беспокоится о тебе. Вообще-то, если то, что я слышала о Чейзе, правда, он определённо беспокоится о тебе. — Но… — Что? — Он подумает, что я идиотка, — бормочу я. — Я обвинила его во всём этом, хотя на самом деле он просто пытался помочь. Я выместила на нём свой гнев, потому что… — Потому что ты знала, что он выдержит, — пожимает плечами Шелби. — Это не высшая математика, куколка. Он знает, что на самом деле ты на него не злилась. — Он подумает, что я полоумная. — Джемма, мне не хотелось бы тебя огорчать, но ты сумасшедшая, — она усмехается. — Это половина удовольствия быть рядом с тобой. — Спасибо, это очень полезно, — я стону. — Если бы ему не нравилась сумасшедшая, он бы не был с тобой, — она протягивает руку и кладёт свою поверх моей. — А теперь позвони ему! Или, хотя бы, отправь ему сообщение, чтобы он знал, что ты всё ещё дышишь. Хотя, честно говоря, я не уверена, как ты жива после того, как съела пять таких кексов. Я чувствую, как мои органы отключаются после всего одного.