Он бросил взгляд на входную дверь. Нет, не заходит, сторожит на улице. Значит, не тревожится. А раз так, то, верно, знает, о втором выходе, во двор. Ну, хорошо же, обведем иначе. «Уйду. Сказано — значит, все», — со злобным упорством подумал он, но тут же с испугом ощутил, что прежней уверенности в нем уже не было. Зоя принесла заказ. Пока она расставляла тарелки, Папаша тихо сказал: — Как кончу, проводи в какую-нибудь комнату, чтобы на пять минут одному остаться. А выйду уже сам. И еще булавок штук шесть приготовь, платок или шарф потолще и палку, какую хочешь палку. Поняла? Зоя испуганно взглянула на него. — Что случилось? — Не твоего ума дело. Оторваться требуется. Так есть комнатка? А то в уборную запрусь. — Есть. — Ну, то-то. Да не уходи надолго. Я за пять минут управлюсь. Папаша принялся торопливо есть, оглядывая сидевших вокруг людей. «Подходящего надо выбрать, — решил он. — Непременно». …Сотрудник, стоявший в подъезде, не спускал глаз со входа в кафе. Если Папаша выйдет, его легче всего засечь в ярком, желтом кругу ламп. Кроме того, каждую минуту можно было ожидать сигнала от Лобанова. Сотрудник прильнул лицом к стеклу. От напряжения слезы поминутно набегали на еще воспаленные от табака глаза. Из кафе то и дело выходили люди. Вот появилась молодая, оживленная парочка: парень нежно вел девушку под руку. За ними показался мужчина в добротном зимнем пальто с пушистым воротником шалью. Через минуту дверь снова распахнулась. Вышли еще двое — невысокий плотный человек в черном пальто и другой повыше, толстый, в коротком из рыжего меха полушубке, в очках и с палочкой. Простились у выхода и разошлись. Тот, кто был в полушубке, чуть хромая, прошел немного и свернул в переулок. Все это не то. Засиделся, гад. Небось разомлел в тепле. Зайдя за угол, Папаша, — это был он, — сдернул очки и настороженно оглянулся. Все в порядке, ни одной души кругом, маскарад удался. Невдалеке, у обочины тротуара, стояли свободные такси, зеленые глазки их ласково светились. Снова — фарт! Папаша отбросил палку, в два прыжка очутился около передней машины и рывком распахнул дверцу. И все это видел Саша Лобанов. Такси помчалось по широкой кольцевой магистрали. Несколько минут Папаша лежал без движения, пока не прошла одышка. Потом он расстегнул пальто, отодрал подогнутые полы, и, стянув его с плеч, вывернул на лицевую сторону, после этого размотал обернутый вокруг живота платок. Сразу стало легче дышать. Усевшись поудобней, Папаша решил оценить обстановку. От преследователя ему, по-видимому, удалось оторваться. Поэтому сейчас — домой. Там, в надежном месте, можно будет отсидеться, все обдумать и принять решение. Одно ясно: в Москве оставаться больше нельзя, на время надо исчезнуть. Подъезжая к площади Белорусского вокзала, Папаша решил проверить, нет ли преследования. Но, к великой его досаде, заднее стекло машины оказалось замерзшим. Значит, последние меры предосторожности придется принять уже около дома. Машина на минуту притормозила у светофора, затем легко взлетела на виадук и понеслась по среднему скоростному проезду широкого и прямого Ленинградского шоссе. Еще через десять минут такси остановилось на тихой, плохо освещенной улице. Папаша вылез и поспешно огляделся. Как будто никого не видно. Только в начале квартала за угол свернула какая-то машина. Папаша насторожился. Конечно, мало вероятно, что тот единственный человек, который по расчетам Папаши остался от целой группы следивших за ним сотрудников, мог увязаться за ним от кафе. Но все-таки надо проверить. Мало ли что… Папаша вдруг почувствовал, что теряет веру в себя. Его дом находился совсем недалеко, за ближайшим углом. Но идти туда Папаша не собирался. Через несколько шагов он осторожно оглянулся. В полумраке улицы виднелись фигуры редких прохожих. Какой-то человек шел за Папашей. Его трудно было различить и запомнить. Папаша решил на всякий случай дать ему обогнать себя. Он замедлил шаг, потом совсем остановился, делая вид, что поправляет шнурок на ботинке. Но прохожий неожиданно исчез, наверно зашел в дом. Папаша двинулся дальше. Свернув на другую улицу, он оглянулся. Какой-то человек снова шел за ним. Тот ли это самый или другой? Папашей все больше овладевал безотчетный страх. Ну, хорошо. Сейчас он раз и навсегда отобьет охоту висеть у него на «хвосте». Проходя мимо каких-то ворот, он неожиданно свернул в незнакомый дворик и спрятался за выступ стены. Невдалеке над низкой дверью горела лампочка. Папаша, почти не целясь, швырнул в нее обломком кирпича. Раздался легкий звон, и двор погрузился во мрак. Папаша затих в своем углу, зажав в руке шершавую рукоятку финки. В это время человек, следовавший за Папашей, подошел к воротам и остановился. С противоположной улицы к нему перебежал другой. — Спрячься здесь, — напряженным шепотом сказал Лобанов. — Если он появится, веди наблюдение дальше. Я пошел во двор. — Сашка, пошли вместе. Мало ли что… — Молчать, — прошипел в ответ Лобанов, — исполняй приказ, — и он решительно шагнул во двор. Но тут с Сашей произошла резкая перемена. Он вдруг зашатался и, еле передвигая ноги, совершенно пьяным голосом повел беседу с самим собой: — Куда это ты зашел, Вася? Вася, это абсолютно не наш двор. Мы с тобой абсолютно несчастные люди. Картина была настолько точная, что даже Папаша, напряженно вслушивавшийся в каждое слово, невольно усомнился. Но тут снова в душе его поднялась волна страха, тело затряслось, как в ознобе, запрыгал нож в судорожно сжатой руке. «Лучше кончить этого пьяного фрайера, чем оставить в живых того, другого…» — пронеслась лихорадочная мысль. Когда человек приблизился, Папаша выскочил из-за своего прикрытия и со всего размаха ударил его ножом в спину. В тот же момент Лобанов повернулся, руки его стиснули горло Папаши, но сейчас же разжались, и, вскрикнув, он повалился на землю. Не раздумывая, Папаша устремился к воротам и выскочил на улицу. Здесь он пошел уже не спеша, ленивой походкой уставшего за день человека. Не успел он отойти и на несколько шагов, как во двор вбежал сотрудник. — Сашка, — нагнувшись, взволнованно прошептал он. — Ты жив? Лобанов еле слышно застонал и повернулся на бок. — Жив, — тихо ответил он. — Не так просто меня на тот свет отправить. Веди наблюдение, — неожиданно резко приказал он. — Уйдет, подлец. Его нора где-то здесь. — А ты-то как? — Сейчас… за тобой пойду, — с усилением произнес Саша. — Не глубоко задел… Я повернулся вовремя… Чуть не задушил его. Только вспомнил: нельзя… Раз напал — значит, думает, я один… Теперь не таясь пойдет. Ступай, — с силой закончил он, вставая на колени. — Кровь не течет больше, рубашкой залепило. Ну… приказываю. Сотрудник кивнул головой и побежал к воротам. Лобанов отдышался, потом медленно поднялся. С каждым шагом прибывали силы, боль в спине утихла, трудно было только шевелить правой рукой. Сашей владело небывалое нервное напряжение. Все мысли, все желания и силы направлены у него были сейчас на одно: во что бы то ни стало взять Папашу, добраться до него. Выйдя на улицу, Саша увидел товарища. Тот махнул рукой и исчез за углом. Саша, прячась в тени домов, направился к тому месту. За вторым поворотом он столкнулся с поджидавшим его сотрудником. — Вон, в калитку зашел, — прошептал тот. — Во дворе домик. Что будем делать? — Брать. Это его нора… Задание выполнено… — Но как брать-то? — усомнился сотрудник. — Он же не подпустит. Да и ты… — Что я? — облизнул пересохшие губы Саша. — Я, браток, уже в полной форме. А как брать, это мы сейчас поразмыслим… Дело не простое. — Учти, сюда каждую минуту может ввалиться еще кто-нибудь. — Точно. Здесь засаду надо посадить дня на три. А пока… придется тебе искать телефон. — Я тебя одного не оставлю. И где еще этот телефон найдешь. А если он в это время уйти вздумает? — Будь спокоен, не уйдет, — мрачно пообещал Саша. — Левой стрелять буду. Приходилось. Пошли во двор, — резко окончил он. — Я там в снегу, около крылечка замаскируюсь. Зайдя в дом, Папаша прежде всего тщательно запер за собой дверь. Не раскрывая ставен на окнах, он зажег лампу, потом скинул на стул шубу и возбужденно прошелся по комнате, с ожесточением растирая красные, озябшие руки. Тепло и усталость наконец взяли свое, и Папаша, как был, не раздеваясь, повалился на кровать и закрыл глаза. Но сон не шел. Со всех сторон осаждали тревожные мысли: откуда в МУРе узнали о нем, Папаше? Куда бежать из Москвы? Когда? Папаша беспокойно ворочался на кровати. Внезапно он вспомнил о своей покупке. Ха, он даже не взглянул на нее еще! Папаша вскочил, подбежал к лежавшей на стуле шубе и вытащил из кармана сверток. Присев к столу, он принялся нетерпеливо разрывать бумагу, в которую был завернут футляр. Наконец он раскрыл его. На черном бархате сиял и переливался золотом инкрустированный медальон необычайно тонкой работы. Папаша впился в него глазами. От волнения задергалась сухая жилка под глазом, взбухли вены на висках. Вот это находка! Он встал, прошелся по комнате и издали снова посмотрел на медальон. Неожиданно Папаша насторожился. Ему показалось, что во дворе скрипнула калитка, он замер на месте и стал прислушиваться. Нет, это ему просто показалось. Но возникшая так внезапно тревога не проходила, наоборот, с каждой минутой она становилась острее. Папаша беспокойно зашагал из угла в угол, время от времени косясь на медальон. Нет, вид его уже не успокаивал. Папаша продолжал метаться по комнате, поминутно озираясь на окна. В чем дело, что случилось, чего он боится? Ведь он ушел, оторвался и ушел. Много раз в его жизни было такое, было и еще хуже, но никогда он не чувствовал такого ужаса. Да стой же! Но и остановиться он уже не мог, все внутри дрожало, в голове лихорадочно, как в тумане, метались мысли. Бежать… Куда угодно, только бежать… Сейчас… Немедленно. Бежать… Папаша схватил шубу и, натягивая ее на ходу, устремился через темную кухню к двери. О медальоне он уже не думал. Очутившись на крыльце, Папаша невольно поежился: стало еще холоднее. Небо очистилось от туч, в черной вышине его мерцали крупные, яркие звезды, как далекие драгоценные камни. Папаша захлопнул дверь, настороженно огляделся по сторонам и стал спускаться по неровным, обледенелым ступенькам. И тут произошло что-то необъяснимое. Внезапно на Папашу обрушился сокрушительный удар в шею. Он слетел со ступенек и упал в снег. Откуда-то сзади раздался полный сдержанной ярости голос: — Лежи, гад! Стрелять буду. И столько было в этом голосе отчаянной решимости, что Папаша ни на минуту не усомнился, что стоит ему только пошевелиться, как раздастся выстрел. Неожиданно стукнула калитка, кто-то вбежал во двор. Человек, поваливший Папашу, хрипло крикнул: — Стой! В ответ послышался спокойный голос: — Отставить, Лобанов. Это я, Зотов. Все в полном порядке. Во дворе показались люди. Папаша хотел приподняться, но чьи-то руки крепко схватили его за плечи, и он услышал над собой тот же спокойный голос: — Доктор, посмотрите Лобанова.