— Надо Лену предупредить. Театр? Попросите Коршунову. Что? Скажите, муж просит. Было слышно, как кто-то на другом конце провода насмешливо крикнул: — Леночка! Вас из милиции вызывают! — Какая-то сволочь еще острит, — зло процедил сквозь зубы Сергей. И тут же раздался голос Лены: — Я слушаю. — Лена, это я, Сергей. На спектакле быть не смогу. И не знаю, когда вернусь. Так что ты не волнуйся. — Хорошо, Сережа, — весело отозвалась Лена. — Я тоже задержусь. После спектакля мы чествуем, оказывается, Никанора Ивановича. Сорок лет на сцене. Будет небольшой банкет. А ты почему задерживаешься? — Тоже небольшой банкет, — с еле сдерживаемым раздражением ответил Сергей. — Только на свежем воздухе. — Я забыла, что тебе нельзя задавать вопросов, — обиделась Лена. — Но напомнить можно и повежливее. — Ну, в таком случае, прости, — тем же тоном извинился Сергей. — Пока. Очень спешу. Он повесил трубку. — Банкеты все! — гневно произнес он. — Интересно, кто ее потом каждый раз провожает. И после спектаклей тоже. — Брось, — попытался успокоить друга Костя. — Хочешь, мы ее увезем с этого банкета? — А, ладно, — махнул рукой Сергей. — Пусть живет, как хочет. — Ну, коль так, — вздохнул Костя, — то машина у подъезда. — Вот это — самое главное! — снова загорелся Сергей. — Привет, Костя! А завтра… И, не договорив, он выбежал из комнаты. Ужин подходил к концу, чудесный, скромный, почти семейный. За столом их было всего трое. Галя, такая милая в своем простеньком платьице и фартучке, сама накрыла на стол, хлопотала на кухне. Олег Георгиевич, приветливый и веселый, был тоже одет по-домашнему — в теплой куртке из коричневого вельвета. За столом шутили, смеялись, рассказывали забавные истории. Незаметно выпили бутылку коньяку. И конечно же, не от коньяка так легко и приятно было на душе у Михаила: ему нравилась эта маленькая, дружная семья, эта уютная, красивая квартира. Собираясь к Плышевскому, Михаил даже самому себе не решался признаться, что делает это из-за Гали. Он старался убедить себя, что близкое знакомство с Плышевским принесет пользу делу, позволит узнать его не только в служебной, но и в домашней обстановке, а ведь это очень важно, если в дальнейшем Михаил собирается опереться на этого человека. Кроме того, следовало проверить сведения, сообщавшиеся в том злополучном письме, хотя Михаил и не склонен был им верить. В общем, поводов для визита набралось более чем достаточно. Плышевский держался просто и непринужденно. С искренней, казалось, гордостью рассказывал он об успехах фабрики, о ее людях, добродушно подсмеивался над Свекловишниковым, который сейчас временно исполнял обязанности директора, с уважением отзывался о новом секретаре партийной организации. «Ну разве может такой человек выдавать себя где-то за авиаконструктора и так глупо сорить деньгами? — невольно подумал Михаил и усмехнулся. — Чушь какая-то, а может быть, и злой умысел». Все чаще взгляд его останавливался на Гале. Какая она красивая, милая и умница! Улучив момент, когда Галя убежала за чем-то на кухню, Михаил вызвался ей помочь. И вот они оказались одни в маленькой, сверкающей чистотой и белым кафелем кухоньке. Галя лукаво и чуть смущенно спросила: — Вам нравится у нас? Он не сразу нашел нужные слова, только почувствовал, как забилось вдруг сердце, и нерешительно взял руку девушки. Взгляды их встретились, и уж не так важно было то, что произнес он потом. — Очень, Галочка. Галя опустила глаза и, освободив руку, тихо сказала: — Да?.. Ну, пойдемте, папа там один, — и, улыбнувшись, прибавила: — Возьмите хоть эту тарелку. Вы же помогать мне пришли… Они возвратились в столовую. Плышевский встретил их добродушной улыбкой. Потом Михаил рассказал два или три случая из работы МУРа. Это были очень опасные, запутанные и сложные дела, и Галя слушала с замиранием сердца. Восхищение и тревогу читал Михаил в ее больших темных глазах. Когда ужин подошел к концу, Плышевский весело сказал, обращаясь к дочери: — Ну, а теперь я ненадолго украду гостя, дочка. Надо о делах поговорить. Можно? — Идите, идите, — согласилась Галя. — Я пока со стола приберу. Только быстрее возвращайтесь. «Вот случай кое-что проверить», — подумал Михаил. И вот они уже вдвоем сидят на диване в просторном, со вкусом обставленном кабинете, у низенького круглого столика. В стороне, у окна, задернутого толстыми шторами, на большом письменном столе горит лампа под зеленым абажуром. Вдоль стен блестят стекла книжных шкафов, над ними — позолоченные рамы картин. — Меня очень волнует это нелепое происшествие, — доверительно и огорченно произнес Плышевский. — Как-то даже в голове не умещается. — Это понятно, Олег Георгиевич, — улыбнулся Михаил. — Честный человек иначе и не может реагировать. Но люди, к сожалению, бывают разные. Между прочим, я познакомился у вас на фабрике с неким Перепелкиным. Что вы о нем скажете? — Перепелкин?.. В общем, неплохой парень. Энергичный, добросовестный. Член комитета комсомола. — Ну, а недостатки? Есть же у него и недостатки! «Куда он клонит? — насторожился Плышевский. — Странно…» — Да, вероятно, есть. — Он равнодушно пожал плечами. — Все мы с недостатками. Но я как-то об этом не задумывался. — А вы задумайтесь. Не любит ли он, к примеру, выпить лишнее? «Эге. Кое-что проясняется, — мелькнуло в голове у Плышевского. — Этот мальчик, однако, ведет дело довольно неуклюже. Но откуда они могут знать? Ведь Привалов мне сказал… Неужели обманул?..» — Об этом я действительно кое-что слышал, — небрежно заметил он. — Только верить не хотелось. — А между тем это факт, — внушительно проговорил Михаил. — И при этом болтает Перепелкин много лишнего. — Лишнего? — удивленно переспросил Плышевский. — Впрочем, — он заставил себя беспечно улыбнуться, — так всегда и получается: кто лишнее пьет, тот лишнее и болтает. — С некоторыми это бывает и в трезвом виде, — усмехнулся Козин и с угрозой добавил: — Но тут уже мы сами принимаем меры. — «Я покажу этому Привалову, как писать клеветнические письма, — решил он. — Надолго запомнит». — Да, конечно, — согласился Плышевский. — Это вам, вероятно, очень мешает работать. — Не в том дело! — возразил Козин. — Главное, это бросает тень на честных, хороших людей. — Что вы имеете в виду? — Это неважно. Когда-нибудь узнаете, и мы вместе посмеемся. — Значит, это касается меня? — с тревогой спросил Плышевский. — Чья-то болтовня в трезвом виде? — Повторяю, у вас нет оснований для беспокойства. Мы не дадим вас в обиду. — Вы настоящий друг. — Плышевский с чувством пожал Михаилу руку. — И в свою очередь полностью располагайте мною. «Славный старик, — подумал Козин. — Конечно, его нельзя давать в обиду. И вообще он нам пригодится». — Может быть, нам уже следует что-то сделать, Михаил Ильич? — с готовностью спросил Плышевский. — Как вы скажете, так мы и поступим. Например, не уволить ли нам того самого Горюнова? Помните, бывший спортсмен? Теперь спился. Его несколько раз видели с Климашиным. — Пока никаких мер не принимайте, Олег Георгиевич, — внушительно произнес Козин. — У Климашина могут быть на фабрике сообщники, и мы их только насторожим. И вообще дадим пищу для всяких толков и сплетен. Спустя некоторое время они снова перешли в столовую. А вскоре Плышевский, сославшись на усталость, ушел к себе. Остаток вечера Михаил провел вдвоем с Галей. Они долго прощались потом в передней, уславливаясь о новой встрече. В тот вечер Михаил так и не осмелился поцеловать эту необыкновенную девушку. Поздно ночью в квартире Гаранина зазвонил телефон. Костя в одних трусах подбежал к столу и снял трубку. — Костя! — раздался возбужденный голос Сергея. — Это он, Климашин! Убит выстрелом из пистолета! ГЛАВА 5 ЦЕНА ОДНОГО ВЫСТРЕЛА Ночь выдалась ясная и морозная. Струйки ледяного ветра сквозь неплотно прикрытые дверцы со свистом врывались в автобус, заставляя людей теснее прижиматься друг к другу. Мерцали огоньки папирос, шел неторопливый разговор. Оперативная группа областного управления милиции выехала в полном составе: эксперт, врач, фотограф, проводник с розыскной собакой, несколько оперативных сотрудников во главе с подполковником Павловым и следователь областной прокуратуры. Сергея здесь многие знали, и его появление в машине было встречено добродушными шутками: