Потом, с тридцатого по второе, сделал на кухне под окном ларь для картошки. Знаете, такой снаружи красивый, из полированных досок, а внутри вместительный. Дырки в стене на улицу продолбил, чтобы нужная температура поддерживалась, два термометра вмонтировал… А на пятый раз все, сник. Напилился, настрогался. Шестого ноября объявился и уже к вечеру куда-то заспешил-заторопился. Надо думать, к этому времени у него уже все было готово… — Тем не менее, на чем основываются ваши подозрения, Раиса Алексеевна? — спросил Бородин. — Так я ж вам говорю: он великий мастер! И по дереву режет всякие там маски, и лепкой занимается. Ему слепки с ключей сделать — раз плюнуть. А ключи у меня, когда я дома, всегда торчат в дверях изнутри. Долго ли ему, пока я в ванной под душем плещусь или еще где уединюсь, долго ли ему, я вас спрашиваю, подойти к двери и сделать слепок? — Но это пока только ваши предположения! Зверева снова ожгла его взглядом: — Да вы меня выслушайте до конца! — Я вас слушаю, — смиренно обронил Бородин. — Я предлагаю вам версию, а вы уж, будьте добры, проверяйте ее. Если у вас других-то версий нет! Только, ради Бога, не сидите сложа руки! Кстати, у меня, к вашему сведению, не только предложения, потому что… Сколько там у меня вещей взято — лишь он мог знать, где некоторые из них лежали. Ведь до него у меня вообще года два никто в квартире не бывал, кроме моей подруги. Ну, чтобы кто-то без надзора хоть на минуту оставался… — Ваша квартира на каком этаже? — На восьмом. — Я так понимаю, что ни взлома, ничего такого не было? — Абсолютно ничего! В чем и дело: у меня две входные двери, металлическая и простая. Все замки целы, двери тоже. — Вы их закрыли, когда уезжали? — В чем и дело: замки в металлической двери я закрыла на два оборота, а когда вернулась, обе двери были просто захлопнуты. — Что из вещей было взято? Зверева возмущенно вскинулась: — Вы, смотрю, даже не заглядывали в эту папочку! А там все должно быть перечислено. Помню, что протокол составлялся. — Протокол я читал, — сказал Бородин. — Но уж коли я взялся за ваше дело, то хотел бы услышать из первых рук. — Ну, пожалуйста, мне нетрудно, — Зверева отходчиво улыбнулась. — Японский цветной телевизор, видеомагнитофон, тоже японский… Дальше: мутоновая шуба, совсем новая. Все золото. Три пары обуви — двое сапог и туфли. Ну, там, кофточки, французские духи «Шанель». Ковер тоже потащил было, но мой сосед по подъезду заподозрил неладное, погнался. Тогда Агарков бросил ковер и удрал. — Ваш сосед узнал Агаркова? Зверева досадливо отмахнулась платочком, который был у нее в руке. — Как он мог его узнать, скажите на милость, если до этого ни разу не видел! Но приметы совпадают… — Кстати, из материалов дела следует, что вор был не один, — сказал Бородин. — Ну, разумеется! — охотно согласилась Зверева. — Как же тут обойтись без сообщника: одному ведь не под силу столько всего уволочь! Но вы разыщите Агаркова, а тогда и приятель его отыщется. — Договорились: будем разыскивать вора, — улыбнулся Бородин. Зверева была явно разочарована. — Но все-таки я хотела бы знать, с чего вы начнете розыск. Мне кажется… — Раиса Алексеевна, давайте уж не будем подменять друг друга. Как сказал Наполеон: один плохой полководец лучше, чем два хороших. Вот такие дела… — Ну, пожалуйста! — с кислой миной согласилась Зверева, поднимаясь со стула. — А когда мне ждать результатов? — Спросите что-нибудь полегче, — Бородин тоже поднялся, извлек из кармана связку ключей и подбросил на ладони. — Извините… — Я вас не держу! — бросила Зверева с оскорбленным видом и вышла не попрощавшись. Как только в коридоре смолкли ее шаги, Бородин опять уселся на стол и начал обзванивать свидетелей. 2. Алексей Иванович Севастьянов, моложавый пенсионер («пока что бегаю трусцой, слава Богу, да мяском не злоупотребляю, больше на фрукты-овощи налегаю») рассказал, как семнадцатого ноября около трех часов дня, позвонила ему по телефону соседка Зверевой по этажу Ольга Ивановна Белова и, крайне волнуясь, сообщила, что двое каких-то незнакомых мужчин выносят вещи из квартиры Зверевой. На вопросы Беловой они ответили, что хозяйка наняла их пособить с переездом в другую квартиру. Беловой показалось странным, что самой хозяйки в квартире нет. Она на всякий случай спросила, как Звереву звать по имени-отчеству, и один из мужчин ответил, что Раисой Алексеевной, однако глаза у него при этом блудливо бегали. Квартира Севастьянова на втором этаже. Он быстренько оделся, выскочил из дому и одного мужчину сумел догнать. Того, который тащил ковер. — Я ему: «Ну-ка, стой!» Так он еще поднажал. А ковер-то большой, неловко с ним. Я раз — подножку. Парень хоть и удержался, но ковер выронил. И наутек! Тут я маленько промешкал: ковер прямо в ногах у меня развернулся… Гляжу, а парень уже через ограду деткомбината перемахнул и за бугром скрылся. У нас во дворе, если видели, бугры такие насыпаны, частные гаражи под ними. Ничего на той стороне за ними не видать. Но мне сдается, что вор либо к сто двадцать восьмому дому, по Бебеля, рванул, либо к соседнему… Дежурный опер в своем рапорте отметил, что один из жильцов пустил по следу свою овчарку. Собака привела к подъезду сто двадцать восьмого дома. Поднялась по лестнице до четвертого этажа и там закрутилась, потеряла след. — Вы смогли бы узнать этого мужчину, если бы опять увидели? — спросил Бородин. — Какой разговор! — не задумываясь ответил Севастьянов. — Высокий такой, смуглый… — Сколько лет вы ему дадите? — Ну, тридцать! Может, чуть меньше. — Глаза какого цвета? — Вот этого не скажу! — расстроился ветеран. — Где там было вглядываться в глаза?.. Ольга Ивановна Белова заверила Бородина, что очень хорошо запомнила лицо одного из воров: — Глаза голубые, а нос немного помятый, и щеки в светлой щетине.. Третья свидетельница, наблюдавшая описанную Севастьяновым сцену из окна своей квартиры, утверждала, что, возможно, смогла бы опознать вора, если бы увидела его вблизи. Четвертый очевидец встретил спешившего к подъезду сто двадцать восьмого дома молодого коренастого мужчину с двумя большими сумками в руках. Одна сумка синего света, другая не то бежевая, не то светло-коричневая. Глаза у мужчины были какие-то шалые, поэтому очевидец и обратил на него внимание. Затем Бородин пригласил свидетелей в компьютерный класс и устроил просмотр видеофильмов, запечатлевших физиономии квартирных воров и грабителей. Однако никто не увидел среди этой публики знакомых лиц. Что ж, вся оперативная работа еще впереди. А пока сами собой напрашивались три версии: 1. Кражу могли совершить лица, проживающие в соседних домах. 2. Либо сюда пожаловали гастролеры из какого-то другого района, воспользовавшись услугами местного наводчика. 3. Одним из участников кражи мог быть Агарков. В пользу последней версии свидетельствовал способ проникновения воров в квартиру: похоже, что они воспользовались ключами-дубликатами, которые мог изготовить Агарков по слепкам. С Агаркова Бородин и решил начать. 3. Продавцы «Художественного салона» сказали ему, что резчик по дереву с фамилией Агарков им не известен, и посоветовали обратиться в Союз художников. В Союзе художников, когда Бородин туда зашел, оказался человек, приятель которого увлекался резьбой по дереву и участвовал в недавней зональной выставке деревянной скульптуры. Созвониться с резчиком оказалось делом одной минуты. И вот: — Записывайте адрес!.. Спустя еще полчаса Бородин подходил к одиноко стоявшему среди заснеженных развалин и всевозможного хлама двухэтажному бревенчатому бараку, который казался необитаемым. Почти все оконные стекла были выбиты. Однако приглядевшись, Бородин приметил в одном из окон второго этажа кое-какие признаки цивилизованной жизни: раздернутые занавесочки, стакан, большой китайский термос и даже растение в горшке на подоконнике. Из трубы на крыше курился дымок. Через разверстый дверной проем Бородин вошел в густой сумрак подъезда. Пригляделся. Нетренированному человеку нелегко было бы подняться по хлипкой лестнице без перил, с выбитыми через одну или две ступеньками. Но Бородин легко одолел это препятствие. Очутившись на площадке второго этажа, он постучал в единственную дверь. У остальных бывших квартир двери отсутствовали, и даже полы разобраны, остались одни лаги. Кто-то крикнул из глубины единственной обитаемой квартиры: — Открыто! Бородин дернул на себя дверь и очутился в тесной прихожей, одна стена которой была сплошь увешана одеждой, а другая заставлена натянутыми на рамы холстами. Из дверей комнаты высунулась голова не то разночинца середины прошлого столетия, не то попика-расстриги: длинные нечесаные лохмы, жиденькая козлиная бородка и приветливо посверкивающие маленькие глазки. — Проходи! — и никаких вопросов.