Зато посмотрела на сумки. Одна была синего цвета, другая коричневая. Обе сумки были чем-то туго набиты и застегнуты на «молнии». — Лифт, что ли, не работал? — спросил Бородин. — Нет, почему? Наверное, работал, — ответила девчонка. — Тогда почему ты спускалась по лестнице? — Потому что быстрее! Пока лифт придет… — ответила девчушка, задрав кверху обсыпанный конопушками нос и с нескрываемым любопытством разглядывая сыщика золотисто-карими, по-взрослому серьезными и умными глазами. Глаза у девчушки были взрослые, а ростом и комплекцией сошла бы за двенадцати-тринадцатилетнюю. Густые огненно-рыжие волосы были подстрижены коротко, «под мальчика». Люба Пермякова. Матери нет, умерла. Живет со старшим братом, который работает шофером на междугородных перевозках. Сейчас он в рейсе. — На какой этаж поднялся тот мужчина, не обратила внимания? — спросил Бородин. Люба помотала головой, подумала и сказала: — Когда я выходила из подъезда, он еще топал. — А встретились на каком этаже? — Между третьим и вторым. — Быстро он шел или медленно? — Торопился. Через две ступеньки шагал. «Мог и до шестого этажа дойти, если не выше», — подумал Бородин. — Ты точно помнишь, что это было семнадцатого ноября? — Точно! — уверенно ответила Люба. Это был день ее рождения, и брат дал ей десять тысяч на подарок. Вот она и побежала с этой десяткой. Купила себе кое-что в комке. А что именно — стесняется сказать. Ну, Бородин и не настаивал. В половине десятого он добрался до девятого этажа. Никто из опрошенных, кроме Любы, мужчину с сумками не видел. Но вот тут, на девятом этаже, одна интеллигентная старушка с выкрашенными в лиловый цвет волосами вспомнила, как в один из дней — недели-то три с тех пор, пожалуй, прошли — сидела, как обычно после завтрака, на скамеечке возле подъезда и видела, как подъехала легковая машина. А немного погодя из подъезда вышли двое молодых мужчин с большими дорожными сумками. Погрузились в машину и уехали. Внешность мужчин старушка смогла описать лишь приблизительно: «простые рабочие лица». Цвета сумок — синий и коричневый. Вернее не совсем коричневый, а ближе к бежевому. Машина же была красного, «пожарного» цвета. В марках старушка не разбирается. На номер тоже не посмотрела. Да если бы и посмотрела, то навряд ли бы запомнила. — Память стала совсем никуда, — пожаловалась она. — Иной раз на почтовом конверте свой адрес надо написать, так не поверите: за дверь заглядываю, чтобы номер квартиры посмотреть… Постойте-ка!.. — Она задумалась, приложив ко лбу растопыренные пальцы. Ее маленькие руки с наманикюренными ногтями походили на птичьи лапки. Немного погодя старушка подняла на сыщика выцветшие глаза и, с заговорщически понизив голос, сообщила: — Там ведь еще мальчик стоял и смотрел на машину. Он в нашем подъезде живет. Хорошо бы вам его найти: у его отца точно такая же машина, только другого цвета. — Не вспомните, в какой квартире живет этот мальчик? — спросил Бородин, чувствуя, как внутри все напряглось. Старушка махнула на него обеими руками, словно отгоняя наваждение: — Бог с вами! Я же говорю: свою квартиру забываю, какой у нее номер! — Помолчав добавила: — Красивый мальчик такой. И мать у него красивая, в каракулевой шубке ходит. Шубка черная, а берет белый, из меха нутрии, очень ей идет… — На каком они этаже — тоже не вспомните? Старушка ласково улыбнулась: — Нет, миленький, не вспомню! — Мальчику приблизительно сколько лет? Старушка подумала. Затем просветленно посмотрела на Бородина: — Как-то я у него спросила, в каком классе он учится. Сказал — в шестом. У него такие выразительные черные глаза! И волосы тоже черные, кудрявенькие. И уж совсем тихо: — Еврейчик… На седьмом этаже Бородин имел разговор с красивой женщиной-еврейкой. На все его вопросы она отвечала вежливыми «нет»: ничего не видела, ничего не слышала. И даже за порог своей квартиры не пустила. Было уже около одиннадцати, когда он снова позвонил в ту квартиру. Не снимая с двери цепочки, женщина все так же вежливо осведомилась, что еще могло понадобиться работнику милиции в такое позднее время. Ведь она же сказала, что ничего не видела, ничего не… Бородин спросил про мальчика. Женщина, все так же из-за цепочки, ответила, что мальчик уже лег спать, потому что ему рано в школу. В этот момент Бородин услышал: — Мама, кто там? — Я сыщик, мальчик! — представился ему через цепочку Бородин. — Мне надо у тебя спросить кое-что важное! — А что? — заинтересованно спросил мальчик, подойдя к двери. Бородин ответил таинственным шепотом: — Об этом нельзя говорить громко… Женщина откинула цепочку и впустила Бородина в прихожую. На ее недовольный взгляд он не обратил внимания. — Тебя как звать? — спросил он мальчика. — Илья, — ответил тот. — А я — Сергей Александрович, — представился ему Бородин. — Так вот, Илюша, ты мне здорово поможешь, если припомнишь, как недели три назад к вашему подъезду подошла красная легковая машина, и в нее сели два дяденьки с большими сумками… — «Шестерка», да? — спросил мальчик. — Точно? — Точно, если красная! — уверенно подтвердил мальчик. — Номер двадцать два семнадцать? Бородин оторопело уставился на мальчика: — Ты… и номер помнишь? Мальчик скромно покивал. — У Илюши феноменальная память на цифры, — тепло улыбнулась женщина. — Может, и буквы помнишь? — с надеждой спросил Бородин, понимая, что хочет слишком многого. И действительно, букв перед номером Илья не запомнил. — Ты даже не представляешь, как мне помог! — сказал ему Бородин. — Теперь мне легче будет их искать! — Кого — искать? — спросил мальчик. — Воров, которые садились в машину. А ты не помнишь, как они выглядели? Какие у них были лица? Как были одеты? Нет, этого мальчик не мог сказать. Единственно, что он еще запомнил: на куртке водителя была эмблема фирмы «Адидас». — Куртка какая — кожаная? — спросил Бородин. Мальчик пожал плечами. — Цвета какого? И этого он не помнил. 5. Ни на одном из водителей четырех красных «шестерок» с номером 22–17, зарегистрированных в городе, куртки с эмблемой фирмы «Адидас» не оказалось. И вообще никто из них не имел когда-либо такой куртки. Либо была еще пятая красная «шестерка» из какой-нибудь соседней области, либо кто-то из тех четверых предусмотрительно снял и спрятал куртку.