КОГДА АЗАЗЕЛЬ ВЕРНУЛСЯ, уже почти стемнело. Я ждала его в библиотеке, нетерпеливая, нервная. Я пыталась читать, но мои глаза тут же стекленели, и я вспоминала его руки на мне, и в конечном итоге я смотрела в пустоту, заново переживая те моменты. Неудивительно, что я была в приподнятом настроении, когда он наконец вошёл. — Готова? В качестве приветствия это оставляло желать лучшего, и я подумала, а не собирается ли он снова подняться наверх. — Готова к чему? — осторожно спросила я. — Я хочу устроить небольшую прогулку к реке. Туда, где тебя нашли Полуночники. — Зачем? — Затем. Я проглотила рычание и поднялась с места. Я не хотела снова заниматься с ним сексом, и если бы он предложил это, я бы наотрез отказалась. Не было причин чувствовать себя недовольной и разочарованной. — Как мы туда доберёмся? — Пешком. Чем больше людей увидят нас вместе, тем лучше. — Я не понимаю зачем. Кроме того, они почти не обращают на нас внимания. Я попыталась поговорить с одной молодой женщиной, и она практически убежала, крича. — Люди Тёмного Города очень внимательно наблюдают за нами. Все они шпионы. Чем больше времени мы будем гулять по улицам, тем меньше времени мы будем заниматься сексом. Я предполагаю, что это ты одобришь. Внутри всё подпрыгнуло от его слов. Я снова могла почувствовать его, и снова заставила себя прогнать это воспоминание. — Абсолютно, — твёрдо сказала я. Я совершила ошибку, посмотрев на него, на его бледное лицо и сверкающие голубые глаза, и поняла, что он мне не поверил. Он знал, что я снова хочу его. Так же, как он хотел меня. В воздухе пахло дождём. Я посмотрела на небо в поисках какого-нибудь знакомого знака. Я понятия не имела, где мы находимся или находимся ли мы в каком-то странном, альтернативном мире, который существует в другой вселенной. Я никогда не видела солнца над головой, только вездесущую серость, которая распространилась на всё вокруг. Мы с Азазелем всё ещё были в цвете, наша плоть была живой, наши рты красными, а наши тела имели кремовый оттенок. Что это был за мир, где исчезло каждое цветное пятнышко? Мы были уже на полпути к реке, когда я услышала отдалённый раскат грома и на мгновение занервничала. Что-то было не так. Ничего нового. Но это казалось ещё более неправильным, чем раньше, и моя кожа ощущалась ледяной. — Будет буря, — сказала я без всякой надобности. — Может, нам лучше вернуться? — Мы вряд ли растаем. — А если в нас ударит молния? — Это не убьёт нас. Ладно, я поверила в это. Так что я пошла дальше, Азазель шёл рядом, засунув руки в карманы и время от времени задевал меня. Каждый раз, когда это происходило, всё моё тело реагировало, наполняясь теплом, и мне хотелось прижаться к нему, закрыть глаза и погрузиться в него, в его суть, раствориться в его прекрасной бело-золотой плоти. Я продолжала идти. Река была уже в поле зрения, когда начался лёгкий дождь. Пальто, которое я нашла в своём гардеробе, было с капюшоном, но я не стала его надевать, подняв лицо навстречу каплям дождя. Затем Азазель взял меня за руку и повёл через улицу к набережной, вдоль бурлящей серой реки, направившись к одной из пустых скамеек, стоявших перед ней. Он отпустил меня и сел на край скамейки, и я прекрасно поняла, что он не хочет, чтобы я прижималась к нему. Я села на середину скамейки, чтобы это не было слишком очевидно, и посмотрела на него. — Где были Полуночники? — его голос был таким же спокойным и бесстрастным, как всегда. — Они вышли из-под этого моста. Я указала на узкий проход, который вёл в темноту. Теперь там была дверь, выцветшая и, вероятно, ржавая. Местность была пустынна — мрачный вечер был слишком грозовым даже для суровых обитателей Тёмного Города. Азазель повернулся и посмотрел на проход, потом снова перевёл взгляд на меня. — Их нет поблизости — сказал он — Откуда ты это знаешь? — Знаю. Я не сомневаюсь в твоих словах. Но если Полуночники были здесь прошлой ночью, то сейчас они в какой-то другой части города, — он откинулся на цементную скамью, теперь уже забрызганную каплями собирающегося дождя. — Никто нас не увидит. — Не увидит что? В этот момент небо расколола молния, такая яркая, что впервые Тёмный Город оказался залит потрескивающим белым светом, как в старом фильме Франкенштейна, а затем он снова исчез, когда последовал резкий раскат грома. Я встала. — Нам надо убираться отсюда. Он поднял на меня глаза. — Я не смог найти камеры. Может быть, их и нет вовсе, а Белох лжёт, чтобы помучить нас. Но если они там, я не могу найти их и отключить. Я понятия не имела, зачем он говорит мне это, говорит сейчас. Ещё одна молния, на этот раз так близко, что я услышала шипение, когда она ударила рядом. Азазель встал и взял меня за руку крепким, несокрушимым захватом, волоча по мощёной дорожке так же, как это делали Полуночники прошлой ночью. Но Азазель не собирался убивать меня. Мы подошли к закрытой двери, и он отпустил меня, потянувшись к ручке. Дверь была заперта. Он дёрнул её изо всех сил, но она оказалась крепче, чем создавалось впечатление, и не сдвинулась с места. Азазель выругался себе под нос, что-то грязное, и в отчаянии огляделся. Другого укрытия не было. — Думаю, мы обречены промокнуть, — сказала я, изо всех сил стараясь, чтобы мой голос прозвучал бодро. — Да, — сказал он. И толкнул меня к двери. Глава 13 МОЯ СПИНА БЫЛА ПЛОТНО ПРИЖАТА к неотёсанной деревянной двери. Я подняла потрясённый взгляд на Азазеля. — Что ты делаешь? Его тело теснило меня в темноту, а его руки скользнули вверх по моей шее, большие пальцы прошлись по моему горлу, и я испытала мимолётный проблеск страха. Он поцеловал меня, и если страх не исчез полностью, то он превратился в мгновенное возбуждение. С первой же минуты пробуждения я хотела ощущать его руки на себе, его рот, его тело прижатым ко мне. Я хотела его с той секунды, как он снял меня с себя и я отвернулась. Таковым было безумие — разрушительной потребностью, которая заглушала здравый смысл, мудрость и самосохранение. Я захныкала в его жестокий рот, обхватила его шею руками и притянула его ближе, позволяя ему целовать меня с яростным отчаянием, с которым я была знакома. Это было плохо, я знала это. Закончится это только катастрофой. И всё же я не могла остановиться, не остановлюсь. Неважно чего мне в итоге это будет стоить — оно того стоит. Стоило ощутить, как его руки скользили вниз между нами, проскользнули внутрь моего пальто, под свободную футболку, обхватили мою грудь в кружевном бюстгальтере. Застёжка бюстгальтера была спереди, но он рывком расстегнул его, и от ощущения его пальцев на моей голой коже я вскрикнула, немыслимо возбуждённая. Я ощущала мощь его эрекции у своего живота, и я была влажной, так быстро, готовая для него, нуждающаяся в нём. И мне было плевать, если он уложит меня на мощёную набережную и возьмёт меня прямо там. Я хотела ощущать его кожу, и я рванула его рубашку, стягивая её с плеч, так я могла бы почувствовать её, и я хотела гораздо большего, что готова была заплакать. Мне всегда было мало этого мужчины, всегда за тысячи жизней. Он был моим, он был моим телом, моей душой и моим сердцем, и я была настолько сильно заражена им, что перестану сосуществовать, если кто-то попытается разорвать связь. Я поцеловала его в ответ, языком лаская его язык, и закрыла глаза, позволив восхитительному воздействию омыть меня, ощутить онемение сосков, трепет меж моих ног. Он прижался ко мне, бёдрами вжавшись в мои бёдра, и я почувствовала его длинные ноги сквозь юбку, которую надела сегодня, и я тут же прокляла это ощущение, пожалев, что не надела брюки, так я смогла бы подобраться ближе к нему, обхватить его ногами. Он качнулся напротив меня, и по мне пронеслась нервная дрожь, а затем я снова задрожала, когда он снова подтолкнул меня, намеренно прижимаясь ко мне. И я вспомнила свой страх к полной тёмноте прошлой ночью. Я выжила и пережила это, израненная, но всё же целая, но я не готова была вновь окунуться в это. Это было чересчур, но он поднял мою футболку, обнажая мою плоть и подставляя её прохладному влажному воздуху. Он пальцами ласкал мою грудь, пощипывая и сжимая нежно соски, и по мне пронёсся озноб. Я удушливо ахнула, когда вспышка желания сотрясла меня. Он разорвал поцелуй и прильнул губами к моей шее. Я попыталась заговорить: — Давай уйдём домой, — ахнула я. — Плевать мне на чёртовы камеры. — Нет, — сказал он грубым голосом. Его руки покинули мою грудь, и я испугалась, что он собирается отстраниться. — Подожди, — воскликнула я, впившись пальцами в его голые плечи. — Не останавливайся. Не надо. Я никогда раньше не слышала его смех. Я даже не знаю, был ли это вообще смех — просто отрывистый насмешливый звук. — Нет, — снова произнёс он, скользнув руками вниз по моей талии, по моим ногам. Задрав длинную юбку, обнажив мои ноги навстречу грозовому дню, и я почувствовала, как дождь лупил по моей коже, и я понимала, что я должна была волноваться, вдруг за нами кто-нибудь наблюдает. Меня это заботило, просто не настолько сильно. Мне даже было плевать на это, когда он схватил мои трусики и одним грубым рывком сдёрнул их с меня. Одну руку он завёл под мою попку и приподнял меня, вновь прижав меня к двери, и я услышала скрежет его молнии, его приглушённые проклятья, когда он освободил себя и толкнулся внутрь меня, не заботясь, готова я к нему или нет. Я была готова. Более чем готова. От его массивной силы я ахнула, испугавшись, что он может ранить меня, но боль была короткой, лишь неявственный дискомфорт, который быстро перерос в наслаждение. Я снова ощутила оргазм, обрушившийся на меня, спазм удовольствия, который поразил меня, и я крепче стиснула ноги бёдер Азазеля, крепко удерживая его. Очередное шипение молнии и тут же последовал раскат грома. Я видела, как что-то вспыхнуло, но закрыла глаза, чтобы лучше впитывать глубокие толчки, от которых я распадалась на части. Его руки были на моих голых бёдрах, поддерживая меня, и он снова и снова толкался в меня. Я услышала влажные шлепки нашего соединения, и это стало ещё одной вспышкой тёмного удовольствия. Он жёстко поцеловал меня, и я почувствовала привкус крови, его или моей, или нас обоих, неважно. Он не мог насытиться мной, а я не могла насытиться им. Он захочет получить окончательную капитуляцию, ту тёмную вспышку, которая пугала меня. Если я окунусь в то место, возможно, я не смогу вернуться, и я попыталась воспротивиться этому, но не смогла. Казалось, всё сосредоточилось на наших телах, на его могущественном вторжении в меня. Моя грудь соприкасалась с его, его рот был на моих губах, и сдерживаться больше было невозможно. Если я окунусь туда, он будет со мной, он обеспечит мне безопасность, и я отпустила всё остальное. Он оторвал свой рот от моих губ, ловя ртом воздух, и я положила голову на его плечо, когда сухое рыдание вырвалось из моего горла. Мир взорвался. Ещё одна вспышка молнии, и небеса обрушились ливнем. Азазель вонзился в меня, и я сорвалась с края, ощутив, как он задвигался резкими толками и кончил в меня. Понятия не имею, зачем я это сделала, я лишь понимала, что нуждалась в этом: я открыла рот и вонзилась зубами в его сильное, мощное горло, разрывая его кожу, ощущая вкус богатой сладости его крови. Я услышала его глубокий стон, почувствовала, как он увеличился во мне, и меня омыло чистейшим ощущением. Я задрожала, потерявшись в том месте, что до ужаса пугало меня, и только его руки и тело поддерживали меня, когда я парила. Возможно, прошло несколько минут, а может и часов, прежде чем я открыла глаза, дрожь до сих пор пульсировала по мне. Я подняла голову. На его шее была кровь, небольшое пятнышко, и я слизнула его, почувствовав, как он снова резко дёрнулся в ответ. Зачем я это сделала? Почему это ощущалось так правильно? Когда дрожь стала ослабевать, я обхватила руками его шею и уперлась лбом в его плечо, и произнесла ужаснейшие слова: — Я люблю тебя. — Мой голос бы грубым, надломленным, словно я кричала, тогда как прекрасно понимала, что не издала ни звука. Дождь барабанил вокруг нас, заливая нам глаза. Я подняла глаза и встретилась с его нечитаемым взглядом, и сказала: — Должно быть, многое из пророчества истина.