Он встал и протянул руку, чтобы дотронуться до неё, желая ощутить её, чтобы быть абсолютно уверенным, но она отпрянула в таком ужасе и отвращении, что он отклонился назад, ударившись на ходу о стул. — Не возвращайся, — прошептала она. Он бесшумно закрыл за собой дверь. Я ВСЁ ЕЩЁ НЕ МОГЛА ПЛАКАТЬ. Боже, если когда-нибудь и было время, когда мне нужно было поплакать, то именно сейчас. Это он был чудовищем, а не я. Как можно заниматься с кем-то любовью, а потом отдать её палачу? Не то чтобы он занимался любовью. На самом деле это был секс, горячий, грубый и первобытный, и я хотела его так же сильно, как и он. Я почти ничего не помнила — может быть, даже сама это спровоцировала. Я знала, что ждала, страстно желая, чтобы он снова прикоснулся ко мне, снова поцеловал. Но я никак не могла вспомнить, где мы были. Там была вода, а за моей спиной дверь. Стояла ночь, но казалось, что в Тёмном Городе всегда была ночь. Разве не так они его называли? Белоха нигде не было видно. Моя память была полна дыр — он был добр, не так ли? Почти по-отечески, в своём заставленном книгами кабинете с уютным запахом трубочного табака. Он не мог знать, что они там были... Я не могла думать об этом. О том, что они сделали со мной. Я обнаружила, что не могу позволить некоторым вещам войти в мою память. Было слишком много жизней, слишком много ужаса, чтобы выдержать его, но я смогла изгнать те мысли, которые не смогла выдержать. Мне нужно было изгнать Разрушителей Правды, и ножи, и воркующий звук, который они издавали. Исчезло. Это было так просто. Точно так же, как я изгнала сотни и сотни лет возлежания с монстрами. Тело было другим, и всё было кончено. Это тоже исчезло. С Азазелем я могла бы так же легко разделаться. Стереть воспоминания о его сильных руках, касавшихся меня, его губах, о том, как он поднял меня на себя и толкнулся внутрь. Я могла бы избавиться от этого воспоминания под проливным дождем, когда я обхватила его ногами и боролась, чтобы получить от него ещё больше. Воспоминание о кульминации, которая разбила меня вдребезги, волнами прокатилась по моему телу, когда он медленно отпустил меня. И тут появились Полуночники. Это было бы самое мудрое решение. Я могла вспомнить другой секс, неудовлетворённый секс с людьми, и, возможно, это было частью моего проклятия. Хотя разве Лилит не должна была возбуждать мужчин? И я это делала, но не для себя. Я пробуждала их ради их жён, ради детей, которые ещё не родились. Пока меня насиловали монстры. Исчезло. Этого уже нет. И всё же в Тёмном Городе я лишь следовала своему естественному пути. Я занималась сексом с монстром, хотя он был красив и он был уравновешенным, сильным и твёрдым. Я научилась получать удовольствие от его рук — возможно, это стоило запомнить. Элли и Разиэль защитят меня от него. Я не спрашивала, кто меня спас — должно быть, кто-то знал, что у меня неприятности. У меня не было никаких иллюзий на этот счёт: Азазель был здесь очень важен. Они, скорее всего, следили за ним и пришли спасти Азазеля, как и спасти Лилит. Причины не имеют значения. Я была в безопасности и так будет всегда. Азазель никогда больше не причинит мне вреда. Никогда больше не прикоснётся ко мне. Элли обещала мне, и её слово было законом. Так почему же мне хотелось рыдать? Глава 18 АЗАЗЕЛЬ ПРИНЯЛ НА ВЕРУ МОИ СЛОВА. Я ни разу не увидела его, ни когда гуляла по пляжу, впитывая солнце, которое каким-то образом умудрялось светить сквозь туман, окружавший Шеол. Ни при коллективной трапезе; ни в длинных, широких коридорах странного здания. Здание походило на старую приморскую виллу из фильма "Тихие дни в Голливуде", отчасти на бунгало, отчасти на здание боевого назначения. Я не могла вспомнить, откуда столько всего знала. Мне предстояло вспомнить так много жизней, и я научилась бесстрастно принимать кусочками знание. Я уже достаточно знала того, что было важно. Что моё проклятье было, наконец, снято. И что я не боялась увидеть Азазеля. Мне было интересно, не изгнали ли его. Все добродушно поприветствовали меня, падшие ангелы, чьи имена были предметом легенд: Габриэль и Михаил, Гадраэль и Тамлел, и менее известные, с такими именами как Кассиэль и Нисрок. И их жены — милые, тихие женщины, которых Элли пыталась втянуть в двадцать первый век. Впервые за свою бесконечную жизнь, я почувствовала себя в безопасности и счастливой, в заботе и непринужденности, и я не могла не задаться вопросом, было ли это неким образом связано с тем, что в Шеоле не было детей. Мне больше никогда не придется наблюдать за смертью ребенка. Хотя я могла помочь. Женщины уверяли меня, что они добровольно променяли надежду иметь детей на глубокую любовь, которую они делили с их мужьями, и никогда не жалели об утрате. Они рассказывали мне об этом, когда рыдали в моих руках, и моё сердце изнывало болью по ним. По крайне мере, я знала, что не я принесла им проклятье быть бесплодными — это был подарок от гневного Бога, вместе с другими проклятьями, о которых они отказывались говорить. Я работала в лазарете вместе с Элли, ухаживая за маленькими ранами и нестрашными болезнями. До недавнего времени, среди Падших встречалась только простуда, но всё изменилось. Всё началось семь лет назад, после потери большого числа в битве с Нефилимами, и жители Шеола медленно стали более уязвимыми. — Я не уверена, хорошо это или плохо, — однажды заявила Элли, когда мы сидели и грелись на солнце. В кои-то веки мы ничем не занимались. Элли всегда пульсировала возбужденной энергетикой и редко бывала спокойной, но сейчас мы просто сидели и тратили время впустую. — Я привыкла называть их Степфордскими жёнами — каждая была идеальна; никто не набирал вес или простужался или даже занозу заносил. Это было жутко. Но как только Нефилимы прорвались внутрь, все изменилось. Жены перестали быть таким кроткими, мужчины стали менее властными. Некоторые из женщин даже рассказали мне, что секс лучше, хотя мне сложно в это поверить. Секс с Падшим это... удивительно, вне зависимости от обстоятельств. Я почувствовала, как моё лицо вспыхнуло и, отвернувшись, взглянула в сторону гор, надеясь, что она не заметила. — У них что чудотворные члены? — произнесла я хриплым голосом, пытаясь прозвучать циничной и равнодушной. Всё во мне восстановилось от травмы, нанесенной Разрушителями Правды, как внутри, так и снаружи. Всё, кроме душевной боли от предательства Азазеля, и мой голос теперь уже навсегда будет саднящим и прерывистым. Я почувствовала на себе её взгляд. — А ты не знаешь? Вот и вопрос. Должна ли я соврать ей, женщине, которая спасла мою жизнь, и защитила хлипкое умиротворение моего сознания? Или я должна признать правду, которую она, вероятней всего, знала? Но Элли была больше чем друг. Она просто продолжила дальше разговор, позволив мне избежать необходимости дать прямой ответ. — Думаю, это скорее относится к Падшим, которые принимают только свою истинную пару. Когда они метаются между женами, они иногда они предаются обыденному сексу, но я считаю эти спаривания просто приносящими удовольствие, но никак не переворачивающими жизнь. Так я и узнала, что мне предначертано было стать связанной парой Разиэля. И, конечно же, у него ушло чертовски много времени, чтобы признать это; но опять же он мужчина, и даже вид павших ангелов, сплошная заноза в заднице. Переворачивающий жизнь? Проведенное время с Азазелем глубоко внутри меня ушло далеко за грани приятного, но я отказывалась верить, что это что-то значило. Кроме того, он ушел, был изгнан, и я не должна... — Разиэль требует твоего присутствия. Я вскрикнула. Я не слышала его приближения и понятия не имела, что он был где-то поблизости. И вот внезапно он стоит перед нами, порочное создание, которое преследовало меня, выкрало меня, любило меня и предало меня. Нет, он не любил меня. Он просто трахнул меня, следуя приказам. Приказам Уриэля. Обеспокоенный взгляд Элли остановился на мне. — Чего он хочет? Скажи ему, что он может подождать. — Он не может ждать, — сказал Азазель, буравя меня своими голубыми глазами. Даже в этом мире они по-прежнему были яркими, жесткими, нечитаемыми. — У него новости. Элли пребывала в нерешительности, снова взглянув на меня. — Тогда пошли со мной... — Нет, — сказал Азазель. Его взгляд ощущался физически, как прикосновение к моему только что исцеленному телу, как ласка, и я хотела закрыть глаза и упиваться этим. Я проигнорировала своё желание и его, поднявшись и приготовившись последовать за Элли. Он поймал меня за руку. И вот так просто, он положил руку на мою руку, и я оказалась беспомощной и не смогла вырваться, когда поток чувств омыл меня. — У нас Рейчел незаконченное дело. Мы присоединимся через несколько минут. Элли бросила мне извиняющийся взгляд. — Он прав. Я держала его на расстоянии, но вам надо разобраться с этим, в конце концов. — Разобраться с чем? — хладнокровно спросила я. Азазель вздрогнул, и это было так мимолетно, что мне показалось, будто я вообразила это, но знала, что вызвало это. Мой уничтоженный голос. Так значит, он был способен испытывать чувство вины. И что с того? — Это очевидно, — невнятно ответила Элли. Минутой позже её уже не было рядом, она оставила меня на пляже с Азазель, который по-прежнему касался меня. — Чего ты хочешь? — проскрипела я. По правде говоря, это был голос для неприличной спальни. От этого мне было мало пользы. — Если ты собираешься сказать мне, что ты сожалеешь, я не хочу этого слышать. — Я не сожалею. И почему же меня это вовсе не удивляет? — Тогда о чем мы вообще говорим? — Я сделал то, что должен был сделать. У меня не было выбора, и если мне пришлось бы сделать это снова, я бы это сделал, — его голос был холодным, деловитым. — Включая трахнуть меня у той двери под проливным дождем? Это тоже ты должен был сделать? То, что сделаешь снова? — Найди мне дверь. Я судорожно сглотнула. Так, иммунитета у меня к нему не было. Это не должно было удивлять меня. Чертов Азазель был первым сексуальным удовольствием, которое я познала, твердила я себе, умышленно грубо. Это было мощное влияние, неважно насколько эпичным было его предательство. — Что тебе от меня надо? Он ничего не ответил, и я совершила ошибку, посмотрев в его глаза. Они вовсе не были леденяще холодные, увидела я с внезапным потрясением. Они были наполнены теплом, развратным желанием, которое сотрясло меня, пока я смотрела на меня, и мне стало интересно, что он смог увидеть в моих глазах. И тогда я поняла, когда он склонился и накрыл губами мой рот, и вместо того, чтобы оттолкнуть его, я прильнула ближе, моё тело сместилось к нему, когда он рукой обнял меня за талию. Он удерживал меня рядом с собой, его рука на моем бедре, и я чувствовала его эрекцию. Моя реакция была мгновенной: я потекла, возжелав его, мои соски затвердели в предвкушении, моя сокровенная плоть трепетала, желая его прикосновения. Его язык ворвался внутрь, и я захотела, чтобы и его член вошел в меня, и я жаждала его настолько отчаянно, что исчезло всё — его предательство, боль, ужас. Я нуждалась в нем внутри меня, я хотела толкнуть его на песок и забраться на него. Я задрожала, пытаясь сопротивляться этому, но я поцеловала его в ответ, и осознание этого было таким сильным позором, что я застыла. Должно быть, он почувствовал мой внезапный холод. Он отстранил меня, видимо без отвращения, и его глаза были скрыты под прикрытыми веками. Мне и не надо было опускать глаза, чтобы понять, что он всё ещё был возбужден, чтобы понять, что он хотел меня. Хотя я не могла понять почему. У него были другие, лучшие. Женщины, которых он любил, хотя понятия об Азазеле и любви казались несовместимыми. — Это часть некого садистского представления для тебя? — произнесла я своим новым хриплым голосом. — Новый способ причинить боль? Он не отреагировал. — У тебя было достаточно времени, чтобы разобраться с пережитым в Тёмном Городе, — он был хладнокровен и спокоен, как обычно. — Тебе надо вернуться туда, где твое место.