– Он просто опаивал их шампанским, набирал для них ванную и массировал плечи. А потом неожиданно, уверенно и четко брал за голову и погружал ее в воду. Ни один судмедэксперт не мог назвать его виновным – в морге констатировали смерть от инфаркта. Его раскрыли как-то случайно, не помню уже. А потом ставили эксперимент с обычным мужчиной среднего телосложения и олимпийской чемпионкой по плаванию. Так она даже трезвая не смогла сопротивляться, еле спасли. Получилось, что мужик изобрел идеальный способ убийства. Забавно, да? Аня кивала и думала, не наклеить ли в кухне фотообои, – после выезда Влада она планировала ремонт. – Вот что бы ты сделала, если бы у тебя был в ванной труп? – Растворила бы его в серной кислоте. Но ассортимент фотообоев ей совсем не нравился. Никаких. Может, сделать кухню в синих тонах в бохо-стиле?.. – Ты что, это трубы разъест. – Думаешь, лучше распилить? – Пилить ты заколебешься. Надо резать хорошим острым тесаком. Как – знаешь? – По сухожилиям. Нет, в такой маленькой кухне бохо будет смотреться вульгарно. Да и надоест быстро. Беж?.. – Ага, точно. Только чтобы не забрызгать все кровищей, надо в пакет куски оборачивать. Куски. Фу. – Как рыбу при чистке? – Ну типа того. Аня вспомнила, как сестра, Светка, выйдя замуж, спрашивала маму по скайпу, как лучше приготовить рыбу. Мама тогда отдыхала где-то на море. Она сказала: «Да очень просто. Берешь ее, падлу, за хвост…» Аня не любила море, а Светка любила. У нее тоже было двое детей, и тоже девочки, только Анины были старше: Лиле почти двенадцать, Иде четыре. В средиземноморском стиле? Аня поморщилась. Нет, витраж, который два года назад был сделан на окне, разделявшем кухню и ванную, не впишется в такой интерьер по цветовой гамме. На кухонном столе стояла недопитая бутылка шампанского, в ванной капал кран. Между ними на маленьком окошке расцветали красные цветы, будто плывущие в темной воде, и лепестки были похожи на рыбьи головы. – 3– Свою супружескую жизнь Аня выкопала из снега. За несколько дней до свадьбы они с Владом сильно поссорились. Аня уже совсем не помнила причины внезапной ссоры, помнила только злое равнодушие, насмешку и его голову, обрамленную черными накладными наушниками. В комнате спали дети, «молодожены» громко ругались на кухне. Большой серый кот по имени Пух жался к батарее. Аня стояла у окна, задушенная собственным бессилием, и ощущала, как сквозит из щелей деревянной рамы. Что она чувствовала к этому человеку, с которым прожила столько лет? Она уже не могла бы ответить. Они так много пережили вместе, что это было как будто неважно. Ей нравилось с ним спать, если они спали вместе, нравилось пить вино, если они пили вместе. Было так весело, так по-родному. Как там у Хемингуэя? «Ешь с ним, пей с ним»?.. А главное – у них были дети. На улице был сильный ветер и шел снег. Из окна дуло, Аня куталась в белую шаль с кистями, подаренную когда-то мамой. Кот забился под батарею и смотрел на нее своим странным внимательным взглядом. Капал кран. Щелкала компьютерная мышка. На лице ее будущего (будущего?) мужа застыло выражение нахальной чувственности. – Господи, да когда уже мы сделаем ремонт… Аня сказала это тихо, как бы самой себе, не ожидая ответа, но Влад внезапно оторвал взгляд от экрана и произнес исподлобья: – Никогда. Аня оторопела. – Мы же нищие, Аня. Потом вдруг рассмеялся: – Да не переживай ты так! Окно заклеить надо. Уж скотч-то я купить пока могу. И тогда Аня побежала. Квартира была небольшой, но она очень долго бежала по ее коридору, бежала, цепляясь за косяки и спотыкаясь о вырванные бруски паркета. Она бежала, чувствуя, как за ней волочится холод, окаянный сквозняк, она бежала, и под ногами текла вода из сломанного крана с перепутанными температурными режимами. Она бежала, перепрыгивая через разбросанное по всей квартире «никогда», ржавое, торчащее кусками арматуры из половиц. Добежав до тумбочки, она дернула ящик, взяла кольцо и побежала обратно, в кухню. Достала кольцо из пакета и выбросила его в форточку. – Свадьбы не будет. Накануне торжества они помирились. – И что делать? – спросила Аня. – Я же выбросила кольцо. Ты можешь его найти? – Ты сумасшедшая. Там сугробы под окном. – Но ты ведь даже не попробовал! Влад дернул плечами, оделся и вышел на улицу. Через пять минут он вернулся. – Я попробовал. Аня вздохнула. Она прошла в комнату. На плечиках висело ее свадебное платье и фата. Фатиновая юбка, украшенная стразами, слегка поблескивала в сумерках, по бюсту расползались синие цветы. Аня надела джинсы. Обулась. Взяла фонарь и вышла из квартиры. Закрывая дверь, остановилась, открыла обратно. Вошла, разулась, нашла в ванной комнате детский полуигрушечный веник, в коридоре отыскала желтую лопатку с длинной ручкой – и снова вышла. На улице было темно. Аня встала под собственными окнами, растерянно глядя на сугробы. Наверное, трещина была уже тогда, в одном из сугробов, но обнаружит ее Аня только через несколько лет. * * * «Сегодня я точно не встану», – подумала она и посмотрела на телефон. Заставка демонстрировала горный пейзаж с цветами у подножий. «Каганат…» – мелькнуло в голове, и Аня раздраженно смахнула заставку: это ее больше не касается, она не вернется в Тишину никогда. Была суббота, около часа дня, и дети давно проснулись – Ида смотрела мультики на кухне, а Лиля уже ушла в музыкалку на занятия. Аню снова накрыла волна жара, переходящего в озноб. Впрочем, температуры, кажется, не было. Аня не проверяла: ей было все равно. Она хотела только лежать и лежать, не открывая глаз, но нужно было хотя бы высморкаться, что ли, дойти до туалета, а заодно и покурить. Аня вышла на балкон, закурила и посмотрела на телефон. Там была эсэмэс с пометкой «Одну минуту назад». «Посмотри в окно на кухне». Номер был неизвестным. Кто это мог быть? Что это значит? Аня сидела, кутаясь в шубу, волны дыма и жара, и ничего не могла понять. «Как я могу посмотреть в окно на кухне, если я на балконе?» Не докурив до конца, она затушила бычок, вышла, сняла шубу и прошла на кухню. Ее маму всегда смущали открытые шторы. Аню это не заботило никогда. Она могла бы пройти перед ними вообще голой, если бы ходила в таком виде по дому, – поэтому и сейчас подошла, даже не набросив халат на голубую сорочку. Напротив окон стояло бежевое здание с серыми панелями, тоже совершенно голое. Когда Аня переехала с бывшим мужем в эту квартиру, ее раздражал такой вид. Она даже думала написать в какую-нибудь инстанцию, чтобы ей разрешили покрыть эту монотонную стену цветами и листьями. Пусть бы там лучше росло дерево – например вишня, – а вокруг летали птицы, везде птицы – на ветках, на стволе, у корней. Можно бы еще вырастить у основания грибы и ландыши. Постепенно Аня привыкла к этой стене, но помнила о своих непосаженных ландышах. Странно было видеть, как все вокруг меняется, а стена остается такой же. Изменилась квартира после ремонта, изменилась Аня, а уж дети как вытянулись… Ян стоял у этого здания, на границе черного подножия вишни и снега. Линия, переводящая черный цвет в белый, была абсолютно четкой и прямой. Ян стоял на бежевом фоне в своей черной куртке, словно какие-то высокие, самые-самые высокие инстанции выдали наконец разрешение – и кто-то нарисовал на стене фигуру черного человека с белой головой. Он стоял на границе миров, на пороге двух инстанций, чуть не наступая на Анины не нарисованные ландыши. Может быть, Аня сама нарисовала его фигуру, пока спала в полубреду, только не помнила этого. Ян смотрел на Аню и улыбался. Она засмеялась, облокотившись о микроволновку на подоконнике, и обхватила голову руками. * * * Снег лежал плотными слоями, мертвыми изнутри. Где-то между ними было кольцо. Сначала Аня прошла за ограждение под окнами и просто осмотрелась, светя фонариком под ноги. Везде было предсказуемо пусто и бело. «Начнем отсюда», – сказала себе Аня и стала разгребать снег. Для этого она попыталась приблизительно определить траекторию полета кольца из форточки в сугроб. Хотя «разгребать» – слово совсем неподходящее: она сначала как бы «откусывала» кусок сугроба лопаткой, отводила его в сторону и медленно разметала веником в свете фонаря. Внимательно осмотрев каждый слой, она продвигалась дальше. Больше всего это было похоже на археологические раскопки. Аня будто рылась в отжившем мире собственной памяти, пытаясь отыскать причину того, что она сейчас здесь, с промокшими коленями и замерзшими руками. Она «кусала» сугроб за сугробом, разметала слой за слоем, пытаясь понять, сколько времени уже занимается этим странным делом и не хватились ли ее дома. Но нет, никто не звонил, а сугробы не кончались, и был только снег, и ничего, кроме снега, не было.