– Доводилось работать за стойкой? – В молодости, когда выбирал, чем заняться. – Мужчина сделал глоток, глядя девушке прямо в глаза. – А в вашем заведении… я бы, наверное, даже коктейль заказал. – Это ведь комплимент? – Извините, что несколько тяжеловесный. – О чём вы хотите поговорить? – Криденс догадалась, что незнакомец явился в «Небеса» не для лёгкого флирта, и показала, что можно переходить к делу. – Вы куда-то шли? – На задний двор. – Я ненадолго составлю вам компанию. – Мужчина положил на стойку купюру, расплатившись за выпивку и оставив щедрые чаевые, и вышел вслед за Криденс. Но закуривать не стал, остановился в паре шагов, так, чтобы можно было вести негромкий, не привлекающий внимание разговор, не нарушая зону комфорта собеседника, и прежним, слегка вальяжным тоном произнёс: – Мне нужно пообщаться с вашим другом. Кого незнакомец имеет в виду, можно было не уточнять. – Дать вам его телефон? – У меня есть. Я просто люблю осматриваться. – Почему не прислали помощника? – Я люблю сам. – Обаятельная, но ничего не значащая улыбка. – Тем более получилось познакомиться с вами. – Вы не представились. – И не надо. Может, чуть позже, когда я всё-таки решу заказать у вас коктейль. – Незнакомец заложил руки в карманы. – Я знаю, что ваш друг сегодня очень занят, и не стал его беспокоить. К тому же сейчас у меня нет ничего, кроме подозрений. За ночь они могут укрепиться. Но могут и исчезнуть. Вы понимаете, что я имею в виду? – Нет. – Очень хорошо. Так вот, если мои подозрения укрепятся, я приеду завтра ровно в полдень, пусть ваш друг меня ждёт. Если не появлюсь в пять минут первого, это будет означать, что мои подозрения рассеялись и встреча не состоится. – Вы пунктуальны? – Мама воспитала меня таким. – У вас очень правильная мама. – И очень любима мной. Вы передадите просьбу? – Обязательно. – Благодарю. Я сумею сам пройти на улицу. Он вновь улыбнулся и вернулся в «Небеса» через чёрный ход. Криденс потянулась за сигаретами – она поняла, что при незнакомце курить не следовало, – и вздрогнула, услышав за спиной голос: – Он плохой, но не сейчас. Повернулась и увидела Прохора. Тихонько выругалась, достала сигареты и чиркнула зажигалкой. Затянулась, обдумывая его слова, после чего сказала: – Я догадалась, что он плохой. Ответа не ждала, понимала, что бессмысленно ждать его от юродивого, однако Прохор поддержал разговор. Правда, по-своему. – Бывает так, что человек спит. Живёт, но спит как будто, а сны разные. А потом просыпается и плачет от того, что сделал во сне, который сном не был. А исправить ничего нельзя. И человек не знает, куда идти. А бывает, человек живёт и делает, но делает словно спит, не думая… А потом засыпает и не знает, чем закончится. Человек просит прощения, но мера строгая, сначала меру нужно наполнить, и только потом будет прощение. А как наполнить меру? Только Он знает. И человек сам. Человек дела помнит и знает, как меру наполнить, но боится. А иногда боится так, что снова засыпает. И мера пустая стоит. Пока Он не начнёт её наполнять. – А что в той мере? – хрипло спросила Криденс. – Всё, что вокруг, – вечно. И человек вечен, только не всегда верит. Но как вечность прожить? Человек решает, каким путь будет. Но каждый шаг чего-то приносит. Или уменьшает меру, или больше делает. То, что тебе дано, и то, что ты даёшь, – всё считается. И дар любой ответа требует. Не бывает такого, чтобы взял – и не знал, что взял. И как заплатить, не знал. А заплатить придётся. Прохор повернулся и побрёл по переулку вверх. – Хочешь поесть?! – крикнула ему вслед Криденс. Юродивый не обернулся. Девушка покачала головой, положила так и не открытую пачку сигарет в карман и вернулась в «Небеса». И не заметила, что кроме неё Прохора внимательным взглядом проводил сидящий на крыше Бай. в прошлом году – Как думаешь, Илья проснулся? – Вроде мы вели себя достаточно тихо, а спит он на первом этаже. – Ты тоже должен там спать, – заметила Ада. – Да, я тоже, – промурчал Платон. Промурчал, довольно улыбаясь, поскольку утро получилось чудесным: Ада ещё спала – на правом боку, спиной к любовнику, и заглянувшему под одеяло Платону открылся потрясающий и возбуждающий вид на её округлую попу. Удержаться от соблазна возможности не было никакой, и Платон принялся нежно поглаживать Аду, одновременно возбуждая и пробуждая её, а когда почувствовал, что женщина стала отвечать – очень мягко вошёл, прошептав: «Не просыпайся…» В ответ Ада улыбнулась – ей нравилось, что Платон берёт её полусонную, ещё не вернувшуюся в реальность. Нравилось ощущать его желание, нравилось, как он постепенно ускоряется, нравилось стонать – негромко, уткнувшись в подушку… И нравилось лежать потом в его объятиях. В полудрёме. Мягко переживая оргазм и наслаждаясь его послевкусием. – Надеюсь, что спит. – Раз не орёт, значит, спит. – Почему он должен орать? – Ну, как ночью. – Тоша, нельзя быть таким бездушным. Брызгун уловил в её голосе недовольные нотки и молниеносно уточнил: – Я пошутил. – Это была злая шутка. – Ада прижалась чуть крепче. – Не надо так шутить об Илье. – Ещё раз извини. Когда я её произносил, она показалась смешной. – А теперь? – Теперь – нет. – Спасибо. – Ада ласково поцеловала мужчину в плечо. – Я очень испугалась, когда он закричал. – Я не особенно испугался, но он заорал… не вовремя. Своими воплями Илья несколько смазал финал, который должен был получиться невероятно сладким, а получился просто хорошим. В результате Платон заснул не полностью удовлетворённым, однако утренняя близость вернула ему отличное расположение духа. – Он видел во сне Розалию. – И перепугался. – Странно, да? – Возможно, она захотела выпить его кровь? – Опять начинаешь? – Извини, вырвалось. – Платон вздохнул. – Мы не знаем, что ему снилось. Может, он расскажет, когда проснётся, может, нет. Тогда и будем решать. – Да, тогда всё станет ясно… – Ада посмотрела любовнику в глаза. – Вы вчера только пили? – Да. – Точно? – Ты же знаешь, что точно, Адька, – с неожиданной для себя серьёзностью ответил Брызгун. – Илья давно перестал принимать, а когда принимал, то не всерьёз, а так, баловался, а я с дури уже лет пять как соскочил. Даже не пыхаю. – То есть в этом смысле вы были трезвыми?