Похоже, Хольден заметил, что я проснулась, и улыбнулся. Мне же хотелось плюнуть ему в лицо, но для этого у меня слишком пересохло в горле. – Очнулась? Ты проспала полдня, и я подумал, что ты уже никогда не проснешься. Как ты, все хорошо? Я беззвучно засмеялась. Он что, серьезно? – Иди к черту! – прошипела я. Хольден откинулся на спинку стула: – У тебя плохое настроение. Это прозвучало скорее как вопрос. Я непонимающе уставилась на него: – А тебя это удивляет? – В некоторой степени да, – признался Хольден. – Я думал, ты обрадуешься, что снова оказалась у нас. Со мной. Хольден взял мою крепко прикованную руку и погладил по ней большим пальцем. У меня на глазах выступили слезы. – Элейн… ведь все хорошо. Когда мы сделаем то, что запланировали, ты сможешь делать все, что захочешь. И мы… мы могли бы получше узнать друг с друга. У меня вырвался хриплый смешок. Хольден говорил так, словно я должна была сделать какую-то мелочь. При этом его отец хотел одним ударом уничтожить всех мутантов сразу! Как он мог быть таким равнодушным? – Ты трус, – прошептала я, глядя на Хольдена с таким презрением, какое только могла выразить. – Ты делаешь это, только чтобы произвести впечатление на своего папочку, не так ли? А я тебя вообще не интересую. Хольден сжал губы, словно мои слова и вправду задели его за живое. – Это не так, – сказал он, наморщив лоб. – Это из-за Треверса? Между вами что-то есть? – Тебя это не касается, – прошептала я и уткнулась лицом себе в плечо. Хольден вскочил на ноги, проскрежетав стулом по полу. Его рука оказалась на моем подбородке, и он повернул мою голову, заставив смотреть прямо на себя. – Он дезертир! – прорычал он. – Это не ясно? Он трус! И ты втрескалась в такого слабака? В ответ я холодно улыбнулась: – Ты никогда не станешь таким сильным, как он. – Ах, вот как? – Хольден непонимающе смотрел на меня. – Мой отец сказал, что Бэлиен уже несколько лет назад мог уничтожить «Красную бурю», если бы не сбежал прямо перед тем, как осуществить задуманное! Ты понимаешь, сколько жизней он мог спасти? Получается, что Хольден знал о карте. Хоторн все ему рассказал. – Ты просто ревнуешь, – сказала я. – Не меня, а своего отца. Потому что он уважал Бэйла, не так ли? Потому что он поддерживал его, сделал знаменитым, относился к нему как к сыну. А ты… ты постоянно его разочаровывал. – Заткнись! – закричал Хольден и в бешенстве ударил по каркасу кушетки. – Ты совершенно ничего обо мне не знаешь! Лишь сейчас я поняла, что попала в самую точку. Хольден отвернулся, и я услышала, как часто он задышал. Потом достал из кармана брюк ингалятор и сделал два больших вдоха. Когда Хольден снова повернулся ко мне, я увидела, что он был ужасно бледен. – Бэлиену не нужно было ничего делать. Абсолютно ничего. Он был высокомерным, самовлюбленным болваном, всезнайкой, которому было наплевать на всех, пока он делал то, что хотел. И все равно он все получал. Я неделями не видел своего отца, а он в это время путешествовал с Бэлиеном по миру. – Он сверлил меня злым взглядом. – Ты можешь себе представить, что чувствует человек, которому постоянно напоминают, что он – всего лишь запасной вариант? Я открыла рот… и не знала, что ответить ему. – Неважно, – продолжил Хольден после короткой паузы. – Сегодня мы закончим то, что не смог сделать твой новенький дружок. А потом мы станем героями, Элейн. Хочешь ты того или нет. – Мы станем убийцами, – прохрипела я. – Неужели ты не понимаешь, для чего твоему отцу нужна карта? Он хочет уничтожить мутантов. Хольден всплеснул руками: – Но ведь он всего лишь исправит ошибку! Появление мутаций было случайностью, ужасной случайностью, разрушившей наш мир. Я покачала головой и подумала про Атласа с его нежными листочками в шерсти и такими умными зелеными глазами. – Ты ошибаешься. Хольден внимательно посмотрел на меня и поднялся. – Я сначала не поверил, но отец был прав, – сказал он. – Эти мятежники действительно околдовали тебя. Заморочили тебе голову. Однако как бы то ни было… у тебя все равно нет выбора. Ты поможешь нам. Хочешь ты того или нет. От его слов меня бросило в холод. Я открыла рот, но услышала, что из коридора к комнате спешили несколько человек. Сначала в помещение вошли двое исследователей, а уже за ними – Варус Хоторн. На нем до сих пор была новая белая униформа верховного главы. На уровне сердца красовался крупный знак Convectum, а воротник, как всегда, доходил ему до самого подбородка. – Мисс Коллинз, – сказал он и подошел к изголовью моей кушетки. – Как приятно видеть вас в добром здравии. После нападения на наш институт я ожидал худшего. Он положил руку мне на плечо, как в день вихревой гонки, и смотрел на меня так, словно мы с ним были на пороге увлекательного приключения. – Сегодня нас ждут великие свершения. Я заставила себя выглядеть как можно равнодушнее и гордо подняла подбородок: – Вы меня не заставите. Хоторн совсем не удивился, услышав мои слова. Он улыбнулся мягкой, понимающей улыбкой, как тогда рядом с аудиторией. Потом поднял правую руку, отдавая безмолвный приказ. По команде люди в белых халатах оставили всё и покинули помещение. Хольден замешкался, но отец бросил на него строгий взгляд, и тогда он тоже поспешил к двери. Хоторн медленно опустился на стул, на котором до этого сидел его сын. – Где Гилберт? – спросила я его, когда мы остались наедине. – Он знает, что вы со мной делаете? – О нем мы еще поговорим, – ответил Хоторн. То, как он это сказал, не оставляло никаких сомнений, что я получу лишь те ответы, которые он пожелает мне дать. Хоторн склонил голову набок и долго смотрел на меня. – Предполагаю, что за последние дни вы с Бэлиеном успели хорошо познакомиться, мисс Коллинз? – наконец спросил он. Когда я ничего не ответила, он задумчиво продолжил: – Этот юноша, несомненно, производит впечатление. Он рассказывал вам, что уже в четыре года мог прыгать через вихри? – Нет, – тихо ответила я, не зная, к чему клонит Хоторн. – Он не любит говорить о своем прошлом. – Хоторн снова улыбнулся. – Его родители не дали ему ни родительскую ласку, ни родной дом. Когда я услышал о его способностях и навестил его семью в их обшарпанной квартирке в пригороде Нового Лондона, его отец сразу же предложил мне взять его на обучение. Чтобы он стал бегуном. Разумеется, ожидая при этом некую финансовую компенсацию. Иными словами, отец Бэйла продал собственного сына. Я закрыла глаза и увидела маленького худого мальчика, стоявшего среди натренированных претендентов… и победившего их всех. – Зачем вы мне это рассказываете? – спросила я, хотя часть меня впитывала в себя слова Хоторна как губка. – Потому что хочу, чтобы вы поняли, почему Бэлиен с таким упорством уклоняется от того, что мы с ним создали, – сказал Хоторн. – Так было не всегда. Долгое время он был убежден в правоте нашего дела, работал дни и ночи, чтобы максимально овладеть перемещениями во времени, объездил весь мир, чтобы найти рифты, по которым можно пройти сквозь время. – Он делал все это только потому, что вы обманывали его! – воскликнула я. – Потому что вы сказали ему, что так он сможет помочь мутантам! – Ах, вот что он вам рассказывал? – спросил Хоторн, и его голос звучал насмешливо. – Нет, все было совсем не так. Я всегда был честен с моим мальчиком. Он с самого начала знал, что мы собирались сделать. Есть лишь одна причина, почему он сбежал от своего предназначения. Он боится. Боится потерять то, что делает его таким особенным. Он лгал, он должен был лгать. Бэйл никогда не пошел бы на такое. – Я вам не верю. Хоторн вздохнул и откинулся на спинку стула. Внимательно и долго, слишком долго, он смотрел на меня. – Скажите, мисс Коллинз, вам знакомо понятие «биологическое вторжение»? Биологическое чего? – Оно обозначает явление, которое постоянно существует в нашей природе, – опередил мой вопрос Хоторн. – Какой-нибудь чужой вид вторгается в экосистему, к которой не принадлежит и где у него нет естественных врагов. За короткое время оккупанты распространяются и вытесняют местные виды. Иногда они их даже уничтожают. Он умолк, скрестив ноги. – Мутанты – это своего рода такие же оккупанты, – продолжил он. – У них тоже нет естественных врагов, поскольку они во всех отношениях значительно превосходят людей. Я знаю, что кураториум презентует другую картину. Мы стараемся изображать мутантов тупыми и звероподобными, при этом понимая, что они являются новым, самым сильным видом на земле. А в вихревых войнах две тысячи двадцатого года они не уничтожили людей только потому, что пока не могли полностью контролировать свои способности. Эти силы одолели их, стали управлять ими, но с тех пор все изменилось. Хоторн нажал на свой детектор и быстрыми движениями руки вызвал в пространстве между нами видеозапись. Это были съемки дня нападения на кураториум в Новом Лондоне. Цюндеры «Красной бури» бродили по коридорам, и я задохнулась, увидев, как Бэйл, Фагус и я убегали от тех, кто пытался меня похитить. – Я уже много лет наблюдаю за «Красной бурей», – произнес Хоторн. – За это время она стала намного организованнее, иначе нападение на наш институт было бы просто невозможным. Говорят, что у них был даже своего рода предводитель. В некотором роде атака на наш кураториум пошла нам на пользу, потому что благодаря ей другие руководители осознали, что так больше не может продолжаться. На пользу?! Да он сошел с ума!