Я приготовилась к прыжку. Есть у меня гравитационные сенсоры или нет, но нельзя было, чтобы сейчас меня задержал какой-то сплит! Меня качало из стороны в сторону, но я заставила себя подняться. Ноги скользили по мокрой земле, но я сопротивлялась. Я вовремя схватилась за лямку рюкзака и дернула его на себя. – Не подходи! – прошипела я. – Все в порядке, я просто хотел помочь. Его лицо, похожее на кору дерева, снова появилось передо мной, на этот раз с удивленно поднятыми вверх бровями из мха. Я увидела у него между зубами небольшие комья земли, как будто он съел булочку с маком. – Где я? – спросила я, держа рюкзак так, словно он был моим оружием. Мое дыхание белым зимним облачком отлетело от моих губ. Грундер наморщил лоб: – Не понял. – В каком мы городе? Он несколько раз открыл рот, прежде чем смог что-либо произнести. Он покосился на мой детектор: – А разве такие, как ты, не должны это знать? – Просто скажи мне, где я. – В Анкоридже. У меня от удивления округлились глаза. Едва поднявшись на ноги, я вытерла о брюки кровь с внутренней поверхности ладони. Прислонившись к стене дома, я вытащила из внешнего кармана рюкзака бутылочку мятного масла и дрожащими пальцами стала откручивать крышку. Резкий запах мяты тут же ударил мне в нос. Я сделала глубокий вдох. Мягкое жжение, которое этот аромат оставил в моих глазах, было таким знакомым, что подействовало на меня успокаивающе. Словно необычайное чувство защищенности нежно накрыло тело и унесло меня из этого места. Головная боль от этого запаха не исчезла, но хаотичное биение в моей груди замедлилось. Анкоридж. Аляска. Я прыгнула на Аляску. Прямо с Альп. Неудивительно, что у меня так кружилась голова! Внезапно мой детектор запищал, я поднесла его близко к лицу, чтобы рассмотреть изображение. О нет. Это был сигнал. Сигнал победы. Это означало, что уже определены четверо первых победителей гонки и остальные оставшиеся участники, вне всякого сомнения, уже давно были на пути к зданию института. Это означало, что я могу проиграть. Часть меня хотела просто сдаться, но еще не все места из десяти были заняты. Соберись, подумала я и посмотрела в сторону переулка, ведущего к главной дороге. Еще один взгляд на детектор сообщил мне о том, что я и так уже давно знала: я перепрыгнула через полных девять часовых поясов. Я в нерешительности посмотрела на грундера. Если бы я уже была настоящим бегуном, то передо мной сейчас стояла бы задача схватить его и сопроводить в специальную зону для сплитов, чтобы он больше не представлял никакой опасности для жителей этого города. Чтобы он не смог никому навредить своими мутациями. Чтобы он не смог убить чью-то мать. Такому, как он, нечего здесь делать. Мир по понятным причинам разделился на районы для людей и районы для мутантов, несмотря на то что такие сплиты, как этот грундер, снова и снова нарушали закон о вихрях. Но я еще не стала бегуном. Сперва мне нужно было закончить эту чертову гонку. – Ты здесь из-за него, не так ли? – спросил вдруг грундер. – Тебя послал кураториум. Он в упор смотрел на меня зелеными глазами, напоминавшими мне леса Амазонки. Цвет был таким же насыщенным, как красный цвет магмы, извергаемой из вулкана, – такими были глаза Лукаса во время приступов. – Из-за него? – спросила я в замешательстве. – Из-за кого? Грундер посмотрел на меня сначала нервно, а затем с холодной решимостью: – Я не допущу, чтобы ты выдала его. Я буду защищать его, и если нужно, то даже ценой своей жизни. Что? О чем говорил этот тип? Но прежде чем я смогла спросить его об этом, нечто другое привлекло мое внимание. За мусорными баками, за решеткой, которая отделяла небольшую нишу от тупика, что-то по-сумасшедшему гудело и мерцало. Вихрь! И как только я его не заметила? Я пристально смотрела на вихрь и пыталась понять, куда он может меня привести. Но я не уловила ни намека на это, ни запаха, только аромат мяты, который я до сих пор ощущала у себя в носу. «Ну и ладно», – подумала я и бросилась в сторону вихря. Все равно это было лучше, чем Аляска. – Нет! – крикнул грундер и грубо схватил меня за руку. Его зеленые глаза сверкнули. – Ты не слышала? Я не могу пустить тебя к нему! – Дао ком, черт побери, ты говоришь?! Его челюсть заходила ходуном. Ничего он мне не скажет. Вместо этого он сжал мою руку своей, словно зажимом. Широко раскрыв глаза, я наблюдала за тем, как его пальцы превращались в морщинистые корни, цеплялись друг за друга и не давали мне сорваться с места. – Отпусти меня сейчас же! – прорычала я сплиту. Когда он ничего не ответил, я добавила: – Ты что, действительно хочешь восстать против кураториума? А ты в курсе, что в ваших зонах существуют тюрьмы, или нет? Грундер посмотрел на меня почти что с сочувствием: – Скоро не будет никаких зон. И кураториума тоже не будет. От его слов, от его тона, словно это было нечто само собой разумеющееся, у меня опять сильно закружилась голова. Кураториума больше не будет? Что за бред?! Кураториум – это единственное, что объединяло этот мир! Единственное, что еще удерживало сплитов от того, чтобы не сжечь дотла оставшиеся города, в которых проживали люди. Я попыталась освободиться от хватки грундера, но безрезультатно. Он крепко держал меня своими отвратительными корнеобразными лапами. Но тут он посмотрел в сторону, и его глаза округлились. – Черт, – прошептал он. – Только не сейчас! В вихре произошло какое-то движение. Он гудел намного сильнее, чем прежде. Это происходило, когда кто-то передвигался через него. Как только мерцание стало еще интенсивнее, грундер шагнул назад и потянул меня за собой. Вихрь дернулся и вдруг прогнулся. Он… согнулся? Вихрь всегда представлял собой совершенный круг, а этот согнулся и снова выпрямился, как будто поменял направление… что было, конечно, абсолютно невозможно. Он поворачивался влево и вправо, вверх и вниз, дергался, вибрировал, а потом… …потом перед нами вдруг появился мужчина, сидевший на корточках. Или, скорее всего, это был юноша. Он был не старше меня, высокий и стройный, с голым торсом и босой. На нем были только мокрые насквозь черные джинсы, прилипшие к его бедрам. У него была бледная кожа, его руки дрожали, а лицо, на котором виднелась трехдневная щетина, было искажено от боли. Он тяжело дышал и опирался на обе руки. Потом сплюнул кровь на асфальт. На одном из его запястий я увидела детектор – уже явно не новый, но, очевидно, представлявший из себя модель кураториума Нового Лондона. Этот парень что, был бегуном? Но почему тогда именно сплит охранял его вихрь? И кто его так избил? Поначалу показалось, что он совсем не заметил нас, но затем его голова дернулась вверх. Взгляд его голубых, как лед, глаз был стеклянным, зрачки – расширенными, черные волосы на голове превратились в воронье гнездо. Напряжение постепенно отпускало его тело. Пошатываясь, он выпрямился. Затем его взгляд перекинулся на меня. Я давно, очень давно не чувствовала себя такой прозрачной, такой тонкой, как бумага. – Что она здесь делает? – спросил он, и его слова были похожи на дрожащее дыхание. Он осматривал меня с головы до ног, и я видела, что он находился в глубоком замешательстве. Он явно не рассчитывал на зрителей. Мне безумно хотелось отойти от него подальше, и я сделала шаг назад, насколько мне позволяла хватка грундера. – Что я здесь делаю? – спросила я. – Мне интересно, что вы здесь делаете? Как только я это произнесла, вихревой бегун не смог больше удержаться на ногах. – Фагус, – простонал он и стал падать на землю. Фагусом явно звали грундера, потому что он тотчас же отпустил меня. Его пальцы-корни в одну секунду снова стали нормальными; он сделал большой шаг вперед и подхватил бегуна, который едва не растянулся на земле во весь рост. – Все в порядке, мой друг, я держу тебя, – сказал Фагус и потрепал бегуна по волосам. – Мы доставим тебя в безопасное место. Домой, хорошо? Мой друг? Сплит называл другом бегуна, который по своей природе должен был быть его врагом? Я пришла в еще большее замешательство, когда бегун принялся меня рассматривать. – Что она здесь делает? – снова спросил он, явно раздраженный моим присутствием. – Черт, она должна была оказаться не здесь! Округлив глаза, я уставилась на обоих и не знала, что сказать. Что здесь происходит? У меня складывалось впечатление, что он меня знает, но при этом я была уверена, что никогда его не видела.