Ее лицо, пожалуй, можно назвать привлекательным. Правильные черты, маленькие ямочки на щеках, красивые губы. Под глазами – смазанные остатки нанесенной утром подводки, но больше никаких следов косметики. Она почти красотка. Но в ней чувствуется внутренняя жесткость. – Еще чек. Еще чек. Салфетка? – она протягивает ему. Он качает головой, и она бросает ее в огонь. – Нечто вроде. Нет ни паспорта, ни других документов. Ты – полная загадка. – Как его зовут? – спрашивает Романа. – Я не знаю, как его зовут. Он сам не знает, как его зовут. Он потерял память, – Элис говорит это, словно это совершенно нормально, и маленькая девочка хмурит брови: – Где потерял? Элис смеется и говорит: – Романа, ты хорошо умеешь придумывать имена. Он не может вспомнить, как его зовут, но как-то называть его нам придется. Как будем его называть? Малышка пристально смотрит на мужчину. Он подозревает, что она придумает какую-нибудь детскую бессмыслицу. Но она отводит глаза в сторону, складывает губы и очень осторожно произносит слово Фрэнк. – Фрэнк, – говорит Элис, задумчиво его оценивая. – Да. Фрэнк. Прекрасно. Умница, – она прикасается к кудряшкам девочки. – Ну, Фрэнк, – улыбается она, – думаю, твоя ванна готова. Полотенце на кровати, мыло на краю ванной. Когда закончишь, пицца уже должна быть здесь. Он не помнит, как выбирали пиццу, и сомневается, что Фрэнк – его настоящее имя. У него голова идет кругом от этой женщины с ее назойливой уверенностью. Но он знает точно: у него мокрые носки, мокрые трусы, мокрая кожа, он промерз насквозь и больше всего на свете ему сейчас хочется попасть в горячий душ. – Ой, – вспоминает он. – Сухая одежда. Хотя я с удовольствием снова надену эти вещи. Или можно… – Кай может одолжить тебе штаны. И футболку. Я оставлю их для тебя возле задней двери. – Спасибо, – говорит он. – Огромное спасибо. Он встает, чтобы выйти из комнаты, и замечает, как она обменивается взглядами со своим сыном-подростком, и маска решительной беззаботности на мгновение спадает. Мальчик выглядит взволнованным и недовольным; он слегка качает головой. Она отвечает твердым кивком. Но и в ее глазах виден страх. Словно она начинает сомневаться в собственном решении. И задумываться, что этот мужчина вообще делает в ее доме. В конце концов, он может быть кем угодно. 4 – Расскажите о своем муже, – просит сотрудница полиции по имени Беверли. – Сколько ему лет? Лили теребит низ футболки. – Сорок. Она видит, как брови полицейской непроизвольно взмывают вверх. – А вам? – Мне двадцать один, – отвечает она. Ей хочется закричать – какая разница? Всего девятнадцать лет. Когда за жизнь можно прожить девяносто. И что? – И его полное имя? – Карл Джон Роберт Монроуз. – Спасибо. И он проживает по этому адресу? – она оглядывает маленькую гостиную квартиры, куда они с Карлом въехали, когда вернулись с медового месяца, проведенного на Бали. – Да. Конечно! – Лили осознает, что ответила грубо, даже не успев окончить фразы. Она осознает, что для коренных жителей Великобритании ее манеры могут показаться довольно резкими. Сотрудница полиции выразительно смотрит на нее и шумно заполняет форму заявления. – И расскажите мне про вчерашний день. Во сколько вы видели мужа в последний раз? – Он уехал в семь утра. Он уходил в семь каждое утро. – И куда он ездит на работу? – Он работает в Лондоне. В финансовой компании. – А вы звонили в его компанию? – Разумеется! Первым делом! Неужели эта женщина считает ее идиоткой, которая звонит в полицию, прежде чем позвонить на работу? – И что они сказали? – Что он ушел с работы в обычное время. Как я и ожидала. Каждый день Карл возвращается домой на одном и том же поезде. Если он задержится на работе, то опоздает на него. – Хорошо. А вы разговаривали с ним по телефону? Когда он ушел с работы? – Нет. Но он прислал мне сообщение. Вот. Она включает телефон и показывает его полицейской – сообщение уже там, открыто заранее. «Знаешь, в чем безумие? Вот в чем: сейчас я люблю тебя еще сильнее, чем любил сегодня утром! Увидимся через час! Если бы я мог, то заставил бы поезд ехать еще быстрее! Ххххх». – И вот, смотрите, – показывает она, проматывая историю переписки, – это написано позавчера. «Неужели ты действительно моя жена? Неужели мне так повезло?! Мне не терпится тебя обнять. Еще пятьдесят восемь минут!» – Видите, – говорит Лили, – сильнее всего на свете этот человек хотел возвращаться по вечерам домой. Теперь вы понимаете, почему я уверена, что случилось что-то плохое? Сотрудница полиции возвращает Лили телефон и вздыхает. – Похоже, у него все серьезно, – со смехом замечает она. – Это не шутка, – говорит Лили. – Нет, – полицейская мгновенно становится серьезной. – Я этого и не говорила. Лили тяжело вздыхает. И напоминает себе, что нужно стараться быть любезной. – Простите, – бормочет она. – Я очень переживаю. Прошлую ночь мы впервые провели не вместе. Я не спала. Ни минуты. Она отчаянно взмахивает руками и снова опускает их на колени. Ее собеседница смягчается, когда видит, что глаза Лили застилают слезы, и мягко сжимает ее руку. – Итак, – она убирает руку. – Вы получили сообщение прошлым вечером, в пять. А потом? – Ничего. Ничего. Я позвонила ему после шести и звонила снова, и снова, и снова, пока его телефон не разрядился. Полицейская на мгновение замирает, и Лили чувствует, что ее наконец понимают, что впервые с тех пор, как Карл не вернулся прошлым вечером домой, кто-то верит, что он мог действительно пропасть, и не в кровати другой женщины. – Где он садится на поезд? – На вокзале Виктория. – Всегда на один и тот же? – Да. На пять ноль шесть, до Восточного Гринстеда. – И он прибывает в Окстед в..? – Пять сорок четыре. От станции досюда идти пятнадцать минут. И он приходит домой в пять пятьдесят девять. Каждый вечер. Каждый вечер. – А вы работаете, мисс Монроуз? – Нет. Я учусь. – Где именно? – Здесь. Я на заочном обучении. Бухгалтерское дело. Продолжаю учебу, которую начала на Украине. Мне пришлось уехать и оставить университет, чтобы быть с Карлом. И теперь нужно закончить начатое, – она пожимает плечами. – И как долго вы здесь живете? В Великобритании? – Неделю. И три дня. – Ого. Недолго.