Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 8 из 11 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Куда? – спросил папа. – Просто пройдусь по променаду. – В такую погоду? – папа показал на покрытое каплями стекло. – У меня есть непромокаемая куртка. К тому же, похоже, скоро будет просвет. – Можно с тобой? – оторвалась от журнала Кирсти. – Да, конечно. Она побежала к передней двери, натянула кроссовки и взяла с вешалки дождевик. – Только не долго, – крикнула с кухни мама, – я заварила чай, будет пирог. Выбравшись из тесноты коттеджа, Грей почувствовал, как давление в висках спадает, расслабляется челюсть и прохладный дождь освежает уставшее от дороги тело. Его сестра, уже почти одного с ним роста, с длинными ногами и волосами, все еще продолжала расти. Он надеялся, они достаточно похожи, чтобы окружающим было понятно: между ним и этой идущей рядом с ним неуклюжей, неряшливой девчонкой во влажном дождевике, нейлоновой толстовке с узором и мешковатых джинсах не может быть никаких романтических отношений. Она взрослела медленно. Кирсти только недавно перестала заплетать волосы в косичку, и пока еще не пользовалась косметикой. Но при этом стала довольно привлекательной, он это видел – как зеленый, наполовину распустившийся цветок, смущающий своей красотой. Он чувствовал, как его поглощает ужасный страх, смесь отвращения и нежности. Отвращение к себе, к своему мужскому началу, ко всем дурным вещам, которые он когда-либо думал про девушек, к своим основным инстинктам, низким побуждениям, хищным потребностям, грязным мыслям, ко всему такому. Отвращение от осознания, что мужчины вроде него теперь будут смотреть на его сестру, думать и чувствовать разные вещи, и на нее даже мастурбировать. И еще он испытывал нежность, потому что Кирсти этого не знала. Какое-то время они шли молча, Грей погрузился в свои мысли. Дождь закончился и наконец асфальт у них под ногами осветил солнечный луч. – У тебя есть деньги? – спросила Кирсти. Обыскав карманы, он извлек фунт и несколько мелких монет. – Немного. Тебе зачем? – Конфеты! Он закатил глаза, но положил монеты в ее поднятую ладонь. Несколько недель назад с ее зубов сняли скобы, и она праздновала это событие, поедая как можно больше жестких жевательных конфет. Сестра отправилась в сувенирный магазин, а Грей остался наблюдать, как над морем светит сквозь облака солнце, меняя цвет с золота на серебро, и море переливается ему в ответ. Впереди виднелась ярмарка паровых машин, совершенно пустая: никто не захотел приходить туда в дождь и сидеть на мокрых сиденьях. Вернулась Кирсти, протянула ему бумажный пакетик кубиков со вкусом колы и несколько монет. Он взял конфету. Она приложила руку ко лбу, пытаясь защитить глаза от яркого солнца. – Две недели, – со вздохом сказала она. – Ага. – Пойдем посмотрим, не показывают ли чего-нибудь более-менее приличного в кинотеатре? Грей кивнул и двинулся за ней с побережья в сторону центральной улицы. Кинотеатр находился в сыром одноэтажном здании из шлакобетона. В программе всегда был только один фильм, и туда вмещалась всего сотня человек. – «Скалолаз», – прочитал Грей висящий на здании плакат. – Черт подери. Я уже видел. Кирсти пожала плечами: – А я нет. – Я не хочу смотреть это еще раз. И дело не в том, что я знаю конец. Грей подошел поближе, пытаясь увидеть, поменяется ли программа в ближайшие две недели. У него за спиной стояла сестра и сосала конфету, спрятав руку в карман дождевика и совершенно не замечая молодого человека, который резко остановился на другой стороне улицы, привлеченный ее длинными ногами и каштановыми волосами, которые мягкими волнами обрамляли лицо, подчеркивая высокие скулы и узкие карие глаза, прелестные губы, сосущие конфету, спокойный, безмятежный и мягкий взгляд. Он продолжал пялиться на Кирсти, когда она направилась вслед за Греем по центральной улице. К тому моменту, как они повернули за угол, он успел оценить ее с головы до ног. Большие, немного косолапые ступни. Грудь, больше чем можно было ожидать, спрятанная под бесформенную толстовку. Лицо без косметики, естественное, в отличие от многих девушек ее возраста. Без сережек. Бумажный пакет с конфетами. Неуклюжая походка, которой она шла за тем парнем (видимо, братом. Они похожи внешне, и, судя по всему, у них нет физической близости). Кирсти и Грей шли своей дорогой, и он раздумывал, не отправиться ли следом, но в таком маленьком городке их пути все равно еще пересекутся – и он пошел прямо, улыбаясь уголками рта, словно наслаждаясь шуткой, которую сам же придумал. 8 Элис сидит в своей комнате на втором этаже, и ее не покидает странное чувство. Весь вчерашний день она не могла отвязаться от мысли, что незнакомец сидел на пляже под дождем. Теперь она постоянно думает, что он в ее сарае. Его присутствие ей приятно, но все же нервирует ее. Его пустота. Все пробелы и скобки. Но главным образом – мужественность. Недостаток информации о его личности каким-то образом очистил Фрэнка, создав эссенцию неразбавленной сексуальности. Его половая принадлежность не вызывает сомнений, а Элис… Ну, у Элис давно, очень давно не было секса, хотя она его очень любит. Вся ее жизнь была определена – и фактически уничтожена – сексуальными желаниями. Она надевает очки для чтения и кладет карту Сен-Тропе под настольную лампу. Она уже набросала очертания розовых лепестков и теперь медленно, тщательно прорезает их скальпелем. Мысли о Сен-Тропе, о шезлонгах и охлажденном шампанском у бассейна, официантках в белых фартуках и загорелых мужчинах в плавках волнуют ее. Она почти слышит гомон приглушенных бесед, чувствует руки какого-то неизвестного любовника, втирающего крем в ее плечи, и вскоре эти анонимные руки становятся руками мужчины из сарая, Элис вспоминает, как они с легкостью разрезали толстый кусок фермерского тоста, который она ему сделала. Хорошие руки. Хорошие запястья. Потом она вспоминает его фигуру, чистую и сухую, в толстовке Кая, – оказалось, что у него впечатляющая фигура. Не слишком высокий, выше ее всего на несколько сантиметров, но крепкий. Без слабых мест. И его ореховые глаза, мягкие от неловкости и смущения. Да, он казался смущенным… Но кроме того момента, когда она предложила отправиться в полицейский участок. Тогда он резко изменился. Волна страха и злости, ушедшая прежде, чем она успела что-то проанализировать, оставив ее в сомнениях, что это было на самом деле.
Она гонит прочь мысли о нем. Мужчины больше не входят в ее планы. Теперь ее приоритет – дети. Дети и работа. Она вырезает из карты лепестки и выкладывает их рядом друг с другом. Названия улиц наводят на мысли о пальмах, кабриолетах, отелях с полосатыми тентами и парковщиками-портье. Но она не должна завидовать. Здесь у нее есть столько всего! Даже пальмы на другой стороне залива. Целых две. Звон медного колокольчика над дверью заставляет ее оторваться от своих мыслей. Он сопровождается клацаньем собачьих когтей по деревянным ступеням и буйным лаем. Элис перевешивается через стол, смотрит вниз и видит знакомый, покрашенный хной затылок Дерри Дайнз. – Уже иду! – кричит Элис. Ей приходится с силой оттолкнуть собак он передней двери, чтобы добраться до ручки, и сдерживать их, чтобы они не сбили Дерри с ног. – Привет, подруга. Чем обязана? Дерри всматривается за плечо Элис с не слишком дружелюбным видом. – Я встретила Жасмин, – сообщает она. – Она сказала, что этот человек с пляжа у вас дома. Элис вздыхает и заправляет за ухо прядь волос. Она сердится на себя, что не предупредила детей держать пребывание в их доме Фрэнка в секрете. Она не против, что Дерри в курсе, но если узнает кто-нибудь другой… – Не дома, – отрезает Элис. – Он в сарае. Она распахивает дверь и придерживает собак, чтобы Дерри смогла войти. – С ума сошла, – ворчит Дерри, проходя через гостиную и осматриваясь. – Жасмин сказала, он потерял память. Убедившись, что там никого нет, она с довольным видом направляется в кухню. Элис со вздохом плетется вслед за ней. – Все не так плохо, как кажется. – Я же говорила тебе, не лезть в это дело, – напоминает Дерри. – И ты пообещала, что не будешь, – она выглядывает в окно, выходящее на задний дворик и на сарай. – Господи, Эл, а если узнают в школе? Если… – она осекается и вздыхает. – Хватит. Вспомни прошлый год, Эл. Сколько можно приводить домой странных типов? Элис прекрасно знает, о чем говорит Дерри, но совершенно не хочет этого слышать. – Я же сказала. Он не дома. Он в сарае. И прошлой ночью мы заперли заднюю дверь на два замка. – Дело не в этом. Вся история звучит сомнительно. Потеря памяти. Напоминает какую-то аферу. Элис раздраженно цокает языком. – Я тебя умоляю. Никакая это не афера. Вечно тебе мерещатся заговоры. – Он сейчас там? – спрашивает Дерри, доставая из шкафа две кружки и включая чайник. – Думаю, да. Не слышала, чтобы он уходил. – Пригласи его сюда, – требует Дерри, опуская пакетик зеленого чая в свою кружку и «Эрл грей» – в кружку Элис. Элис не двигается. – Давай. Скажи, что мы поставили чайник. – Ты ведь знаешь, что мне надо работать? – Успеешь. Поработаешь потом. Это ненадолго. Элис не спорит. Основа их дружбы с Дерри состоит в том, что Дерри всегда права. Прежде чем открыть заднюю дверь, она проверяет, в порядке ли прическа. Прикладывает руку ко рту, выдыхает и морщится. Пахнет чаем. Шторы в сарае открыты, и она тихонько стучится в дверь. – Фрэнк, – говорит она, – это я, Элис. Решила сделать перерыв в работе, может, хочешь выпить чашечку чая? Никто не отвечает. Она стучит снова. – Фрэнк? Элис приоткрывает дверь и заглядывает в щелочку. Кровать убрана, толстовка и штаны Кая аккуратно сложены и лежат в ногах. Комната пуста. – Ну, – говорит она Дерри несколько секунд спустя, – похоже, больше ты можешь не волноваться. Он ушел. – Совсем ушел? – Не знаю.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!