Детектив-суперинтендант Сьюзан Бернс невозмутимо закрыла жалюзи своего нового кабинета (предварительно убедившись, что они действительно прикрывают ее от взоров подчиненных) и только потом пнула стену. Идея, стоявшая за этим действием, была двоякой. Во-первых, она читала статью в журнале «Нью сайнтист»[43], в которой утверждалось, что отвлечение мозга болевым воздействием — это хороший способ переключить внимание, чтобы по-новому взглянуть на проблему, казавшуюся неразрешимой. В статье приводились прямые цитаты невролога, цветные диаграммы мозга и подробный план дальнейшей академической проверки данной гипотезы. Вторая причина, по которой она пнула стену, заключалась в том, что ей просто хотелось что-нибудь пнуть. На столе лежали два предварительных отчета, с молниеносной быстротой подготовленные соответствующими отделами. Полиции брошен вызов, а значит, ее команде будет оказана всесторонняя поддержка. Значительную часть последних суток она потратила на телефонные беседы с комиссаром, двумя правительственными министрами и правой рукой самого тишека[44], считавшими необходимым поговорить с ней лично. Первый отчет подготовила доктор Дениз Дивэйн, государственный патологоанатом. О ее дотошности ходили легенды, так что отчет, который она написала, был самым толстым документом подобного рода, который попадался Бернс за всю жизнь. В нем с тошнотворными подробностями перечислялись все увечья, причиненные Крейгу Блейку. Основные моменты, которые слишком долго будут жить в памяти Бернс, включали констатацию того, что у жертвы были удалены губы, уши, ногти и веки — почти наверняка до наступления смерти; пальцы ног сломаны, имеются признаки поражения электрическим током гениталий и прокол левого глазного яблока. Короче говоря, кто-то приложил нечеловеческие усилия, чтобы причинить Блейку как можно больше боли и страданий. Причиной смерти был назван сердечный приступ, вызванный сильнейшим шоком и потерей крови. В общем, читая между строк, смерть стала лучшим событием, которое случилось с Блейком в тот вечер. Доктор Дивэйн была известна также тем, что крайне неохотно строила догадки, но этот случай потряс даже ее. Она предположила (с профессиональной точки зрения), что тот, кто способен совершить такие деяния, наверняка обладает значительными медицинскими познаниями и навыками. Более того, после предоставления отчета от Дивэйн последовал куда менее официальный поздний звонок: «Сьюзан, ты хоть представляешь, кем надо быть, чтобы спокойно проделывать такое с живым, дышащим человеком?» Второй отчет поступил из Технического бюро. Его составил Доакс — многие считали его лучшим экспертом — и подписал начальник бюро детектив-суперинтендант О’Брайен. Бернс видела, как им не терпится показать свои разработки и подчеркнуть, что данный доклад всего лишь предварительный. Отпечатков пальцев в доме нашлось немного — после исключения тех, что принадлежали самой жертве. Кроме отпечатков польской уборщицы, были найдены свидетельства пребывания в доме еще трех пока неустановленных лиц. Хотя прямо об этом не говорилось, но отчет ясно давал понять, что они вряд ли окажутся «вероятными подозреваемыми». Два комплекта отпечатков были обнаружены на втором этаже, третий — на кухне, достаточно далеко от тела жертвы. Разумеется, они будут отработаны, но, скорее всего, выяснится, что эти отпечатки принадлежат электрику и паре гостей, когда-то посетивших званый ужин. Анализ брызг крови также произвел довольно мрачное впечатление — главным образом оттого, что они полностью отсутствовали. Как бы зловеще это ни звучало, но почти ничего не указывало на то, что преступные действия производились в слепом безумии. Выражаясь более простым полицейским языком — им следовало искать первоклассного извращенного маньяка, который получал удовольствие от того, что делал. Голливуд искажает общественное восприятие подобных вещей, но на самом деле большинство убийств (если отставить в сторону организованную преступность) происходят в результате непродуманных, спонтанных действий в состоянии аффекта. Те же, которые планируются заранее, осуществляются, как правило, неумело, поскольку реальность вступает в конфликт с воображением преступника. Но только не в этом случае. Человек, убивавший Блейка, действовал хладнокровно, спокойно и точно знал, что делает. Он оставил много видов изощренной резни, но при этом очень мало фактических улик. Кроме того, оценка специалистов Технического бюро полностью совпала с первыми выводами детективов на месте преступления: никаких признаков взлома в доме не было. Блейк мог лично знать своего убийцу, а мог и просто открыть дверь и увидеть дуло пистолета, направленное ему в лицо. В дверь кабинета Бернс вежливо постучали. Она вернулась за стол и села. — Войдите. Дверь открылась, и в кабинет просунулась голова суперинтенданта Марка Геттигана, главы пресс-службы «Гарда Шихана». — Сьюзан, есть новости для тебя. — Хорошие? — Очень в этом сомневаюсь. Бернс жестом пригласила Геттигана войти, и он закрыл за собою дверь. — Ты знаешь, что такое Пука? — Какая-то сказочная фея? — Это дух из ирландской мифологии. Считается, что он может приносить как удачу, так и несчастье. Правда, существуют разные версии мифа, и они дико между собой разнятся… — Окей, — протянула Бернс, все еще не понимая. Геттиган вынул лист формата А4 из папки, которую держал в руке, и толкнул к ней по столу. — Это копия электронного письма, полученного отделом новостей RTÉ около часа назад — в 08:17 утра, если быть точным. В «Айриш таймс» подтвердили, что к ним пришло такое же. Я дам знать ребятам из Технического бюро согласно протоколу, но, скорее всего, окажется, что письмо отправлено с неотслеживаемого адреса в «даркнете». — Господи, — сказала Бернс, не отрываясь от чтения. — А какие основания полагать, что оно подлинное? Может, это написал какой-нибудь диванный воин, склонный к фантазиям, пока его мамки не было дома? — Боюсь, основания есть. К письму прилагалось вот это. Геттиган вытащил две фотографии и так же толкнул их через стол. На одной был запечатлен Крейг Блейк, привязанный к стулу, но еще живой. Взглянув на него, детектив-суперинтендант Бернс почувствовала себя нехорошо. Она смотрела на человека, который наверняка знал, что вот-вот умрет, и все же пытался улыбаться в камеру. Ей вспомнились слова одного из ее преподавателей в Темплморе: «Не стоит недооценивать человеческое стремление выжить — вне зависимости от обстоятельств». Вторая фотография содержала кровавую надпись, оставленную на стене гостиной Крейга: «Это день, который никогда не настанет». — Господи! — произнесла детектив-суперинтендант Бернс. — У нас есть возможность это остановить? — И да и нет. Ни одно легальное СМИ не будет публиковать первую фотографию. Думаю, отправитель об этом знал. Она лишь доказательство правдивости. Что же касается другого… RTÉ и газеты, конечно, поворчат, но на сотрудничество пойдут. Однако мне уже придется ответить на вопросы от Ассошиэйтед Пресс и «Фокс Ньюс», когда поднимусь к себе, и, полагаю, список неотвеченных звонков за это время только вырос. А если информация утекла в интернет, в «Аль-Джазиру» или к русским… Бернс откинулась на спинку кресла и уставилась в потолок. — Да поможет всем нам Бог. — Боюсь, что именно так, — кивнул Геттиган. — Я настоятельно рекомендую провести брифинг для прессы сегодня же утром и сделать все возможное, чтобы удержать эту новость в рамках. Бернс глухо рассмеялась. — Что ж, удачи. Геттиган одарил ее улыбкой, которая говорила как о сочувствии, так и немалом облегчении оттого, что не он сидит сейчас в этом кресле. — Окей, Марк. Поднимайся к себе и готовь заявление. Я проинструктирую коллег и поговорю с техниками. — Конечно. Выйду на связь через час. Геттиган повернулся и пошел к выходу из кабинета. Склонив голову над столом, Бернс еще раз перечитала письмо. Для тех, кого это коснется, мы — Пука. Слишком долго простые трудолюбивые ирландцы страдали от преступлений, совершаемых богатым привилегированным меньшинством. Страна поставлена на колени коррупцией неприкасаемой камарильи, которой позволено красть безо всяких для себя последствий. Они сидят среди своих преступно нажитых богатств и спокойно взирают, как мучается простой люд. Политики не дали ирландскому народу справедливости. Закон не дал ирландскому народу справедливости. Мы и есть эта справедливость. Крейг Блейк первым вкусил эту справедливость, и он не будет последним. Никому из тех, у кого совесть чиста, не следует нас бояться. Все прочие должны понять: это наше первое и единственное предупреждение. Исповедуйтесь в грехах и встаньте на путь исправления. Судный день близок. Добро пожаловать в новую революцию. Мы — Пука, и это день, который никогда не настанет. Глава шестнадцатая Джерри: «И мы снова в эфире. У нас на линии Ричард, заканчивающий обучение на экономиста в Университетском колледже Дублина. Итак, Ричард, объясни мне еще раз, что за систему ты предлагаешь?» Ричард: «Система проста, Джерри, — надо назначить цену человеческой жизни». Джерри: «Но ведь это невозможно, разве нет?» Ричард: «Конечно возможно, мы постоянно это делаем. Когда принимают решение о финансировании системы здравоохранения — мы все понимаем, что чем больше денег будет вложено, тем больше жизней будет спасено. Когда страховые компании выплачивают компенсации за гибель людей из-за неисправных деталей в автомобилях, они фактически устанавливают цену. Тогда почему бы не перестать лицемерить и озвучить цену честно? Скажем, миллион евро. Если хотите заплатить за жизнь, то вот цена». Джерри: «Тогда что же, никаких тюрем?» Ричард: «За убийство? Именно так. Но если вы делаете это косвенно, то просто платите штраф. Так сказать, ваш… ну, не знаю… Например, фиаско в жилищном строительстве стоит определенного числа жизней. Сложите последствия стресса, финансовые трудности и так далее — это стоит много жизней. Судья изучает обстоятельства, суммирует числа и выписывает штраф, который вы должны заплатить». Джерри: «И тогда человек, ответственный за гибель множества людей, продолжает разгуливать на свободе?» Ричард: «А сейчас разве по-другому? Но так, по крайней мере, мы получим хоть сколько-то денег, которые можно влить в систему здравоохранения и спасти несколько других жизней». Джерри: «А если, допустим, я не смогу заплатить штраф?» Ричард: «Тогда… мы тебя убьем». Бриджит заглушила двигатель и вздохнула. Она устала. Устала как собака. Дождь хлестал вокруг с такой силой, что, сталкиваясь с ветровым стеклом, производил громкие хлюпающие брызги. Типичная ирландская погода: когда наступила наконец летняя жара, то она, в сочетании с вековечным дождем, вызвала грозовой ливень. День выдался долгим и практически бесплодным. После вчерашней встречи с Джонни Каннингом она вернулась домой и составила то, что на первый взгляд казалось всеобъемлющим планом действий по розыску Банни. Весь день она следовала ему шаг за шагом, но так ничего и не добилась. Начала она с того, что отправилась в Хоут, чтобы встретиться с сержантом Шинейд Герати. Доблестная полицейская ей сразу показалась неприветливой и настороженной. У Бриджит сложилось впечатление, что откуда-то сверху гардам поступила команда дистанцироваться от Банни Макгэрри — неважно, исчез он или нет. Бриджит никак не могла взять в толк, почему именно злится Герати: из-за того, что ее опрашивают, что она ничем не может помочь или по какой-то иной, не связанной с этим делом причине. От женщины исходила такая энергетика, будто сержант обиделась на весь мир. Она кратко подтвердила основные факты о машине Банни, которые Пол изложил в записке, и не добавила к ним абсолютно ничего. Бриджит получила заверение, что Банни Макгэрри числится пропавшим без вести и они сделают все, что в их силах, чтобы помочь ему благополучно найтись. Но все это говорилось с подтекстом «не звоните нам, мы сами с вами свяжемся». После разговора с сержантом Бриджит отправилась на ту стоянку возле Хоут-Хеда, где была найдена машина Банни. Потом она прошлась по тропинке к утесам. Солнечным пятничным утром здесь было пустовато, если не считать редких жизнерадостных пенсионеров, вышедших на прогулку, или бегущих трусцой сексапильных мамочек. Впрочем, скоро прибудут туристические автобусы, и это место заполнится слегка разочарованной континентальной молодежью. Оказавшись в одиночестве на тропинке, вьющейся вдоль скального обрыва, Бриджит закрыла глаза. Она читала о такой технике в какой-то книге. Набрав полную грудь морского воздуха, ощутив на губах соленый привкус и расслышав далекий крик чаек, она сказала себе: «Я — Банни Макгэрри. Я — жопорукая отмороженная титаническая сила природы, в жизни которой нет ничего, кроме всегда отстающей команды по хёрлингу и работы. Той работы, которую я люблю. Той работы, которую у меня отняли, потому что я был готов на все ради справедливости. Я алкаш, но… — Бриджит вспомнила тот вечер, когда увидела его на обгоревших развалинах клуба Святого Иуды, — у меня меланхолическое ирландское сердце, склонное к болезненному самокопанию — особенно когда я пьян». Бриджит вспомнила молодое счастливое лицо Банни, которое она видела на фотографии у кровати, его руку, обнимавшую красивую женщину, и то, как эта фотография была отвернута к стене. Она вспомнила выражение гордости в его глазах на каждой из тех командных фото, которые были развешаны во второй спальне. А также Джонни Каннинга, сказавшего, что в определенных обстоятельствах… каждый может стать таким, как Банни. Затем она открыла глаза и попыталась представить Банни Макгэрри, почти наверняка пьяного, отступающего на несколько шагов назад, чтобы разбежаться и бросить свое огромное тело в пропасть с целью разбить его о скалы. Но такая картина у нее не складывалась. Бриджит понимала, что эмоции, скорее всего, мешают логике, но все же не могла вообразить себе Банни Макгэрри, бросающегося со скалы. Вот сбросить с обрыва кого-то другого — это совсем иное дело. Покинув скалы, она посетила четыре паба и две закусочные на набережной Хоута, где показывала персоналу фотографию Банни. Во всех заведениях ей ответили, что никогда его раньше не видели. В нескольких пабах Бриджит оставила свой номер телефона — на случай, если что-нибудь вспомнит пятничная вечерняя смена, когда явится на работу. Конечно, надежды на это мало, но ведь никогда нельзя знать наверняка. Банни можно обвинить во многом, но только не в малоприметной внешности. Оттуда Бриджит отправилась в город, где посетила родителей игроков команды Святого Иуды, чьи номера оказались в телефонной распечатке Банни. В этом случае фотография оказала большую услугу. Как только люди видели Банни, обнимающего ее за плечи, они становились откровеннее. Однако то, что они рассказывали, было познавательно, но не более того. Все говорили о нем со смесью почтения и страха. У каждого была история о ком-то, кому он помог, и о ком-то, кто перешел ему дорогу. В некоторых случаях это были одни и те же люди. Салли Чэмберс Бриджит поймала, когда та возвращалась домой на обед. Она трудилась в Управлении общественных работ и имела вечно замученный вид, поскольку была матерью четырех мальчиков, чей отец, как ей сказали, сидел в тюрьме в Англии или же гнил в аду. И то и другое ее полностью устраивало. Все это Салли поведала со смущенной улыбкой, пока бегала по гостиной, подбирая игрушки, одежду и дистанционные пульты. Бриджит чувствовала себя неловко, но Салли настояла на чашке чая, после чего принялась яростно убираться в доме, непрерывно извиняясь. После нескольких секунд светской беседы Бриджит услышала пару глухих ударов, донесшихся со второго этажа. Салли заметно поникла и поморщилась, когда с вершины лестницы скатился пожилой и сердитый женский голос: — Салли? — Я поднимусь через минуту, бабушка. — Кто у нас в доме? — Просто гостья. Подожди меня наверху.