— Подпиши! — я увидел свою фамилию, вычеркнул её, и подписал. — Обиделся? О, даже погоны и награды снял. — Вообще хотел в гражданку одеться, но ничего не нашлось. Это — моя гимнастёрка сорок первого года. — Не понимаешь, что есть внешние враги, и есть внутренние. Двух, сегодня, ты на чистую воду вывел. За то, что тебя не предупредили, извини! Так надо было, чтобы заставить их раскрыться. Пока в твоём присутствии на фронте особой надобности нет. Поэтому, поработай с трофеями. Тут под Мюнхеном нашими войсками было захвачено много очень интересного: ракеты, реактивные самолёты, новые танки, «панцеркнаке». В технике ты разбираешься получше многих. Тебе и карты в руки. И ещё, по данным нашей разведки, американцы создают новое оружие. Очень большой мощности. Мы тоже ведём эти работы. Занимается этим нарком Берия. Ему требуется помощник. Он просил дать ему тебя, потому, что кроме самого оружия, требуются средства его доставки. Займёшься этим. Ну а скандал с твоим увольнением, нам только на руку. Уволили, и он исчез куда-то. Вот приказ о твоём назначении. А это — о новом звании. Заслужил. Там нам замечательный ужин приготовили, Павел Петрович. Договорим в столовой! Ужин и вправду был замечательным! Седло барашка с картофелем — фри, деревенский салат, отличное кинзмараули, фаршированная ветчина с сыром «Пармезан». Сталин хотел познакомиться поближе с человеком, которому будет доверена самая большая тайна страны: ещё не закончив эту страшную войну, СССР начал подготовку к следующей. И противники уже определены. — По достаточно точным данным, американцы ведут работы по созданию так называемого атомного оружия, товарищ Титов. Работы они начали давно, ещё в 41 году. Ожидаемое время готовности — июнь-июль следующего года. Мы начали эти работы позже, и у нас очень мало делящихся материалов, так как раньше мы этими работами не занимались. Сейчас в Чешских Татрах мы обнаружили достаточное количество урановой руды, которую заготовили немцы для своих исследований. Наши товарищи приступили к вывозу её в СССР. Мы начали строительство завода по обогащению этой руды. Строительство ведёт НКВД. Съездишь, познакомишься. Однако наши учёные говорят, что вес бомбы будет очень большим, и что нужен специальный самолёт для её транспортировки. Таких самолётов у нас нет. Мы поручили бюро Туполева скопировать американский тяжёлый бомбардировщик В-29, интернированный на Дальнем Востоке. Это и будет твоё направление: будешь курировать его постройку и создание этой самой бомбы. Чтобы это можно было использовать, и в кратчайшие сроки. Кроме того, наши специалисты пришли к мнению, что эту бомбу можно запускать при помощи ракет. Это второе твоё направление. Там ещё не сложился коллектив, работу ведут несколько конструкторских бюро, надо разобраться: кто из них реально сможет выполнить эти работы, так как, сам понимаешь, денег у нас немного, и финансировать всех мы не можем. Говорят много, предлагают много, а пока один пшик выходит. Что сам думаешь по этому вопросу? — Товарищ Сталин, для выполнения этих задач, нам требуется активизировать работу над турбореактивными двигателями. Наиболее удачной разработкой был патент профессора Люльки в Ленинграде. — Он в Новосибирске у Гудкова сейчас работает. Что-то подобное он предлагал сделать в прошлом году. Но, было не до этого. Хорошо, привлекай его к работе. Забирай его из ОКБ-301. Мы планируем возобновить работу 36-го завода в Рыбинске. Забирай его туда и форсируй эти работы. И ещё, ты в курсе, что твоих родителей расстреляли немцы? — Нет, я не помню, где родился. И кто они. Знаю из личного дела, что из Полоцка. Больше ничего не помню. — Всех в 43-м арестовали и расстреляли. — Надо бы съездить на могилу. — Не езди, нет могилы. Неизвестно, где захоронены. Где-то в Минске или под ним. — Я расстроился из-за этого сообщения, посчитав, что «подставил» этих людей. Но, потом вспомнил, что такие же сведения были опубликованы и в Интернете. Так что, их судьба не изменилась, и я здесь не причём. Впрочем, даже если и так, то как я мог повлиять на более благополучный исход для них? — Да, товарищ Сталин, большого смысла в этом нет. — А вообще, съезди в Полоцк, город сильно разрушен, и твоим землякам будет приятно тебя увидеть. — И опять объяснять людям, что я их не помню? Не поеду. — Сам решай! Скольких людей эта война покалечила! — Да не калека я, товарищ Сталин. Неудобства это создаёт, не спорю, но больным или ущербным себя не чувствую. Да, врачи говорят, что рано или поздно, это аукнется. Так всё равно: все там будем. «Кто не курит и не пьёт, тот здоровеньким помрёт!» — Сталин усмехнулся здоровой шутке. — Я, как-то, и не сомневался, Павел Петрович. Мужик ты молодой и крепкий. Есть ещё одно поручение. Я хотел его Голованову отдать, да заболел он крепко. — Я его с месяц назад видел, всё было в порядке! — Заболел. Сердце остановилось. Едва жив остался. Он человек очень исполнительный, работоспособный, но, похоже, что перегрузили мы его… Поэтому, возьмёшь на себя формирование воздушно-десантных войск. Те, что у нас есть, ни к чёрту не годятся. Днепр отчётливо это показал. А требуются войска, способные совершить вертикальный охват противника. Это как раз то, что ты и предлагал, когда тебя в ставку переводили. — Тогда понадобятся новые транспортные самолёты, самолёты могущие сесть на неподготовленную площадку и взлететь с неё, а площадка может быть очень короткой. Поэтому лучше взлетать вертикально. В 32 году Сикорский демонстрировал геликоптер. Что-то похожее на эту машину. — Делай! Средства — найдём. Сейчас проблема состоит в том, что нет у нас человека, который бы всеръёз занялся бы авиацией. Бегают тут разные, типа Жигарева. Ну не верю я ему. Не верю. Под Москвой он всех так подставил! А сейчас — опять на коне, Новиков ему благоволит, дескать, нужный и своевременный человек. В чём дело, понять не могу. — Удобный он. И задницу лизать любит. А некоторым это приятно. — Да, за словом в карман ты в карман не лазаешь, Павел Петрович. Но, точнёхонько. Водится за Новиковым такой грешок. В общем, круг обязанностей ты понял? — Так точно, товарищ Сталин. — Сейчас подъедет Лаврентий с бумажками, он введёт тебя более полно во все вопросы по всем этим вопросам. Кроме ВДВ. Докладывать обо всём только мне лично. Больше ты никому не подчиняешься. Только мне. И ещё, ты же морской лётчик! Загляни в Молотовск, посмотри, что делается. Свежим взглядом. Сталин сегодня был не совсем обычным. Не знаю, что на него повлияло. Скорее всего, извинялся за историю в Ставке. Не заслуживал я увольнения из армии: наших потерь было три человека, и, в линейном полку, никаких армий я не потерял, то, что врезал изо всех сил «по наглой рыжей морде», «ну, господа, так получилось!». Но, видимо, он уже всё решил. Я ему был нужен в новом качестве. Меня это устраивает. Честно говоря, хочется себя попробовать на более высоком уровне. Да и «должки» надо собрать. Приехавший Берия, долго и упорно объяснял мне, что с «физиками» надо помягче! «Особенно с Сахаровым?» Фиг тебе! Я, конечно, помню плачущего Харитона. Вот же «ЧЕЛОВЕЧИЩЕ»! Но и сучку, крутившуюся возле Сахарова, отлично помню. Посчитаемся. За всё! С другой стороны, я прекрасно понимал и меру ответственности: добрейший и заботливейший, как человек, Сталин мгновенно становился жестким и требовательным, когда дело доходило до неудач. Он любил удачливых. Игрок, по своей сути. Плюс, он любил исключительно тех людей, которые отдаются своему делу без остатка. А те области, в которые он меня засовывает, полны неудач, катастроф, людских страданий. — О чём задумался, Павел Петрович? — послышался вопрос Берия. Они оба с интересом меня рассматривали. — О вас, о том, что сегодня случилось. О том, жизнь порой преподносит такие сюрпризы, что хоть стой, хоть падай, — послышался смех Сталина и Берия. — Поздно метаться, товарищ Титов! Попал ты, как кур в ощип! Доказал ты мне, что работать ты умеешь! Теперь я с тебя не слезу! — вытирая слезу с глаза, сказал Сталин. Домой я вернулся поздно, Люда не спала, вещи были собраны. — Люда! Получив приказание, не торопись его исполнять! Может быть, последует команда: «Отставить!». Вот, пришей, пожалуйста, — я вытащил из кармана новые погоны, которые передал мне Сталин. — Всё отменяется, меня просто перевели на другую работу. — Ну нельзя же так! Я места себе не находила. Ты что, позвонить не мог? Кушать будешь? У меня всё готово! — Я ел у Сталина. Но компанию тебе составлю. И выпить хочется. День был очень нервным. Серёжка спит? — Конечно. Давай тогда на кухне поедим, сил убираться потом просто нет. Я так перенервничала! А мне сейчас этого нельзя, — я посмотрел на неё. — Да-да! У нас будет ещё один ребёнок. Хочу, чтобы это была девочка. Я притянул Людмилку к себе и поцеловал. — Пусть будет мальчик! Уж больно много мужиков повыбило! Люда накрыла ужин, всё-таки, в столовой. Зажгла свечи и погасила верхний свет. Мне налила коньяка, а сама пила сухое вино. На ужин был печёный карп в белом соусе, очень вкусный. Люда очень любила готовить рыбу. Особенно у неё удавалась маринованная корюшка и миноги. Но это Москва, а не Ленинград, достать корюшку здесь невозможно. А миноги продаются, но уже маринованные, и невкусные. Как хочется вернуться домой! В Питер! — И куда тебя на этот раз посылают? — В оборонную промышленность. — Ты же лётчик! — Как раз по этому направлению, почти. Хотя чуточку шире. — Ладно, ты у меня умненький, ты справишься. — Всё равно жалко, что с ребятами пришлось расстаться. — Что-нибудь придумаешь. Без них, конечно, грустно и трудно. А я хочу вернуться в университет. Я уже ходила в МГУ, надо съёздить в Питер, и взять справки. Война для нас кончилась. Займусь своей любимой физикой. — Для тебя она кончилась, малыш. А у меня она только начинается. И у нас снова 41 год. — Что так? — Долго объяснять. Но, где-то, по большому счёту, это так. Поэтому и принято такое решение. — Я на фронт ушла с 4 курса, поэтому, мне всего год остался. Беременность мне не помешает. А то я уже от безделья совсем с ума начала сходить. Тебя же, практически не бывает дома. Как раньше хорошо было: отдежуришь на НП и летишь домой. Прижмёшься к тебе, Ёжика подхватишь, все дома! Ну и что, что землянка, бомбят, стреляют. Зато все дома! А тут! Вечная пустота в квартире, поговорить просто не с кем. Люди, видя охрану, шарахаются. Так и хожу одна по садику возле Кремля. Зато всю физику повторила! — улыбнулась Людмила. Поспать, естественно, не дали. В 11 появился Львов, которому уже накрутил хвост Берия. Мы поехали с ним осматривать новое помещение, которое нам выделили в академии Можайского. Оттуда поехали в Кубинку. Там на полигоне на складах находились трофеи. В первую очередь я заинтересовался не самолётами, а фаустпатронами и кумулятивными минами. Вернувшись в академию, вызвал Котина и Морозова, Люльку, Сухого, Лавочкина, Швецова, Климова, Ивченко и Янгеля. А сам поехал в Калининград к Туполеву. Туполевцы «раздевали» В-29, и тщательно измеряли каждую деталь. Андрей Николаевич набросился на меня, как будто я придумал это копирование. Причём, лично Сталин запретил что-либо изменять в конструкции: «Не надо делать лучше, сделайте точно такой же!» Это, естественно, очень ограничивало Туполева. Но, вспоминая как долго у Туполева «болели» машины детскими болезнями, я, мысленно, соглашался с Иосифом Виссарионовичем. Единственное, что хотелось бы изменить, памятуя о судьбе Ту-4, так это дюралюминий, из которого сделана эта машина. Он оказался не стоек к усталостным напряжениям и к погодным условиям. Я обратил внимание Туполева на корпус «Кинг Кобры», и попросил параллельно исследовать и его. Из всех машин, которые я помню, эта «Кобра» служила дольше всех. Туполев недовольно поморщился, но сразу в атаку не бросился, видимо потому, что сам материал я подал ему очень мягко. Просто обратил его внимание на небольшое отложение солей на месте небольшой царапины на лаке руля глубины. — Хорошо, товарищ маршал, мы уделим этому внимание. Если материал «кобры», по вашим словам, не имеет этого недостатка, и близок по прочностным характеристикам, то можно будет попробовать и его в качестве конструкционного. Я получил распоряжение о том, что вы являетесь куратором этого проекта. Так что, вся ответственность на вас. Есть два узла, назначение и принцип действия которых, нам остался не понятен. Давайте пройдём вон туда, — и он показал мне на небольшой домик за ангарами. Там на столе лежали вычислители Нортена и фон Неймана. — Это аналоговые вычислители. Этот от бомбового прицела, а этот от бортовой РЛС. Похожими устройствами в Уфе занимался академик Лаврентьев. Три месяца назад мы передавали ему аналогичный прибор. — Прекрасно, Павел…??? — Петрович. — Замечательно, Павел Петрович, наконец-то в качестве куратора прислали человека, который хоть в чём-то разбирается! Кроме сроков реализации проекта! — сарказм из АНТ так и лился. — Как оно работает? — Нортен по засечкам двух точек и данных от радиовысотомера и гирокомпаса вычисляет истинную скорость и направление полёта, а по ним точку сброса. Со вторым мне сталкиваться не приходилось, но принцип действия примерно такой же. Там вычисляются поправки к углу наведения бортового оружия в зависимости от курса и угловой скорости цели, также по двум засечкам локатора. — То есть, вот это — провод от радиовысотомера, а это от гирокомпаса? Так? Мы не смогли, пока, точно определить: куда идут провода. Они уходят в большой жгут, который мы ещё не разбирали. А как работает высотомер? — Как радиолокатор, но с неподвижной антенной, направлен только вниз. Высоту вычисляет такой же вычислитель в зависимости от тангажа и крена самолёта. — Ну, хотя бы понятно, кому отдавать в разработку. Спасибо. А то обычно, от кураторов можно услышать только слово «когда?». Там ещё очень сложная система наведения огневых точек. Разветвлённая сеть с возможность управления как вместе, так и порознь, и через перископы. — Вот второй вычислитель, он для этой сети. — Да, их несколько. А вы уже видели эти самолёты? — Да, в Полтаве, заодно поинтересовался, как они устроены. В общем, мы расстались с Туполевым уже дружески, он понял, что я буду не только контролировать, но и помогать. А я понял, что к проекту подключены недостаточные силы, что надо расширять количество привлечённых специалистов. На следующий день приехали «танкисты», которых я встретил с лежащими на столе гранатомётами и минами, разложенными фотографиями танков после детонации боеприпасов. — Знаем, товарищ маршал, но решения пока нет. Пробуем различные приспособления, но результатов нет. В войсках применяют кроватные сетки. — Кумулятивную струю можно разрушить взрывом, — и я набросал на броне Т-34-85 коробочки пассивной защиты. — Вовнутрь закладываем бризантное ВВ. При попадании пуль, осколков, бронебойных снарядов, детонации не происходит, а в случае взрыва кумулятивного снаряда происходит детонация и разрушение струи. Ходовую часть можно прикрыть всем, чем угодно, лишь бы граната до брони не достала. А против антенных мин поставить лёгкий трал впереди. Действуйте! Звание «маршала авиации» избавила меня от объяснений: откуда я это знаю.