— Когда меня из армии уволили, мне Павел сказал, что у него опять 41 год. Я не поверила. А напрасно! Берия с некоторым удивлением посмотрел на меня. — Был такой разговор. Я как чувствовал, что война не закончилась, а только начинается, Лаврентий Павлович. — Слушай, Павел Петрович, давай на «ты» в неслужебной обстановке! — и он поднял бокал, приглашая выпить на брудершафт. Выпили и поцеловались. Кавказ любит традиции! — Я этого стервеца не раскусил, обидно! Всегда он был исполнительным и точным, никаких зацепок. Я читал его показания у Курчевского. На золоте взяли. Жадным оказался, сволочь. Кстати, очень качественно работал Курчевский. Ты давно его знаешь? — С конца 43 года. Он входил в мою «команду», как представителя Ставки. Там и обратил внимание, что очень умный и дотошный следователь. И объективный. Ну, и после войны, он много работал по предателям, шпионам и полицаям. Ещё опыта набрался. Мне во всей этой истории не понравилась быстрота действий Генеральной Прокуратуры и Вышинского. То, что Сталин может вспылить и рявкать — все знают, но почему так: раз-два и приговор! Почему по-серьёзному не разобраться, что случилось? — Не любит меня Вышинский, давно не любит. Меня многие не любят. А кто отменил ВМСЗ? — Сам. Все молчали. Я — тоже. Он, к тому времени, ещё не отошёл. Удалось поговорить с ним на эту тему только через пять дней. — Понятно, спасибо. Ты Его меньше знаешь, поэтому не боишься. Да-да, это заметно. Ты и меня не боялся, это было видно. Иногда хотелось «шугнуть», но я понимал, что человека с таким количеством боевых вылетов просто так не напугать. Да и поводов ты не давал. Видишь, как всё сложилось: не держал ты на меня обиды, вот и помог, а те, которые боялись, решили воспользоваться случаем. Давай за это и выпьем! За человеческие отношения! Принесли стол и удивительно вкусные шашлыки, быстро расставили сервировку. Ординарцы у него были вымуштрованы до предела. Берии хотелось выговориться: шок от ареста ещё не прошёл, да и, как он сам сказал, били его на допросах очень крепко, пока не появился Курчевский. — Я издал приказ, запрещающий применение физического воздействия на арестованных и заключённых. И подал ходатайство о включении этого в УК. Поддержишь? — Если мне зададут вопрос, несомненно. А так — не моя епархия. Предпочитаю не соваться в чужой монастырь. Он пробыл у нас три дня, потом уехал в Гудауту. А вот и «красавишна»! Приплыла по морю в то время, когда я хожу купаться! За дачей явно наблюдают! Видимо, из Ласточкина гнезда. Вышла из морской пены и красиво упала! Сыграно отвратительно! Не верю!(С) Ей лет 17–18. Бюст 4 номер, достаточно крупная задница. Я, даже, знаю её имя и фамилию, довольно известная советская актриса, в моём времени. Видимо, используют втемную. Вызвал охрану, и попросил отвезти, куда скажет. И установить наблюдение. Студенты ПедВуза в это время обязаны сидеть в аудиториях, а не пересекать заливы Чёрного моря с целью познакомиться с Министром Обороны. Пауза затянулась, она осталась лежать на пляже. Бесчеловечный министр сходил сам за охраной, а возле «Венеры» стоял его «верный пёс». Может быть, он и договорился с ней о свидании! Не знаю! Но меня разбирал смех, и я, поэтому, сбегал в дом. Всегда смешно наблюдать за постановкой режиссёров-неудачников. Ну, вы и влипли, ребята! — Костоломы! Это не осназ ГРУ, а обыкновенные костоломы! Зачем требовалось ломать руку и челюсть известному советскому режиссёру? — Так, товарищ маршал! Он же убежать хотел! — И что? Он бегает быстрее вас? Может быть, его взять в осназ? — Да нет! Медленнее. Просто по привычке, товарищ маршал. — А на фига нужен был перелом копчика? — Ну, товарищ маршал! Так он идти не хотел! Не на себе же волочь алма-атинского героя! — Лентяй ты, старший лейтенант Мосолов, Роберт Павлович! А ещё разведчик! С фронтовым опытом! Три выброски в дальний поиск. Три ордена! Как тебе не ай-яй-яй! Благодарю за службу! Свободен! На пять суток! Отдыхай, капитан Мосолов! — Служу Советскому Союзу! В Ласточкином гнезде взяли всех. Определили, кто был наблюдателем, кто координатором. На берегу, откуда стартовала «красавишна», ещё двоих, но это — «массовка» с Мосфильма. Режиссер приказал, они и выполнили, дескать, для фильма требуются. Плюс, снятый ролик выявил ещё одного человека, за которым пошла «наружка». Подключилось местное управление МГБ и пограничники. Двух человек взяли на «закладке». Один из них — сотрудник американского посольства в Москве. В тот же вечер в ресторане «Морской Вокзал» города Ялта за вторым столиком от эстрады, офицеры 15 бригады обмывали 4-ю звезду самого бесперспективного, но самого везучего офицера бригады: уже капитана Мосолова. — Мужики, наливаем! Робик! За тебя! За то, чтобы разменять это на большую звезду и зигзаги. Ты единственный из всех наших вернулся с группой из Восточной Пруссии, 12 групп посылали! И сейчас тебе опять повезло! Так бы и сидел в старлеях! За тебя! Вздрогнули! — Уф! Что ты заладил: повезло-не повезло! Я не об этом! Когда министр ругаться начал, я себя уже опять лейтенантом вообразил! А министр — ничего мужик, хоть и на маршала не похож. — Ну да! Я слышал, что он войну лейтенантом начал, в 41-м. Ты, Роб, когда на фронт попал? — В 44-м. — А он с 41-го! Ты много живых лейтенантов 41 года видел? — Мосолов наморщил лоб. — В бригаде? У нас таких нет. — А он маршалом стал! Но, говорят, за наши спины не прятался. На фронте ведь много разных мест, сам знаешь. Чем дальше от фронта, тем больше орденов и звездочек. — Ну, мы тоже не на передке сидели, а с орденами у нас не густо. Да и состав сменился не один раз. Остались только те, кому повезло. — Ну, ты сравнил! Мы — разведка, а он — лётчик. — Да тоже самое, если летаешь. А он летал, до самого конца войны. А пуле всё равно: маршал ты или сержант. — Так, наверное, всей дивизией или армией охраняли! — Ты — дурак? В самолёте он один! Прикрывай, не прикрывай. Что лейтенант, что генерал. Вон слышал, генерал-лейтенант Полбин — сбит под Берлином. Это как на выходе: повезло — прошёл, не повезло — заполняй похоронки. Что-то мы с темы съехали! За тебя, везунчик! 11 В конце отпуска Людмила, наконец, пошла самостоятельно и без больших усилий. Прихрамывала, но упорно и много ходила. Нам всем отпуск понравился. Мы загорели, накупались, опять катались на лошадях, походили на катере. Мальчишки, оба! научились плавать. Пора было возвращаться в Москву. Дома нас всех ждал большой сюрприз от Сталина: две Сталинских премии, и мне, и Людмиле. Нас прямо на аэродроме начали поздравлять. В том же указе премию получил и Берия. Остальных наградили, но указ был «закрытым». В печати не публиковался. У нас появилась отличная дача. Правда, посёлок был полностью закрытый. Фактически, там проживали только физики — участники ядерного проекта. Многие из них стали академиками. Зато соседство было приятным и не обременительным. Здесь нас все знали, да и мы знали всех. В отличие от «той» истории, Сталин ограничил общение этих людей с остальной Москвой. Посмотрим, что из этого получится. Коммуникации все подвели, а дома предлагались 5 проектов. Можно было вносить свои изменения в проект. Мы, правда, въехали в уже полностью готовый дом, но, только потому, что отсутствовали в Москве, а Сталин сам готовил нам подарок. Насколько я понял, идея принадлежала Берии. Он же и занимался строительством. Он — инженер-строитель по образованию. Людмила, Евгения Владимировна и дети переехали под Москву практически на постоянной основе. А мне была удобнее старая квартира: ближе к работе и к Кремлю. Но, для детей, конечно, лучше жить за городом: и воздух чище, и общение с природой. Я много времени проводил в командировках, так как занимался, в основном, новой техникой, особо нажимая на средства связи, ЗАС, кодирование. Затем улетел в Крым готовить лётчиков на «нитке». Вернулся только в конце декабря. Людмила окончательно поправилась и вышла на работу в ФИАН. В стране налаживалась жизнь. Шло большое строительство и восстановление разрушенного войной хозяйства. Неурожай, конечно, принёс некоторые неудобства, но был компенсирован поставками продовольствия из других стран. 31 декабря, вместе с Новогодними поздравлениями, были отменены карточки на основные продукты питания. Это очень воодушевило людей. Москва украсилась ёлками, звёздочками, большими и малыми флагами. Подходил большой праздник. Мы собирались вдвоём в Кремль на празднование Нового Года. Перед этим Евгения Владимировна и оба сына побывали там на утреннике. Людмила тщательно подбирала платье, сходила: сделала прическу. Повесила на пиджак ордена и медаль Лауреата Сталинской премии. Сегодня у неё первый выход в свет. Заметно, что она волнуется. Она — человек своего времени. Всё, что связано с Кремлём, для неё свято. Она не знает, что у меня совершенно другое отношение к этому заведению, и, что главная опасность для страны находится там и на Старой площади. Несмотря на увлеченность и занятость, она обратила внимание на то, что я смотрю на неё. — Что-то не так? Я что-то не то одела? — Да, нет! Всё хорошо, просто смотрю, какая ты у меня красивая! Она засмущалась и подошла меня поцеловать. — Помаду размажешь! И мне оттираться придётся! — Не пачкающиеся помады ещё не изобретены. Людмила, по моему настоянию, занялась физикой полупроводников. Я её свёл с Бергом. Она набрала команду таких же сумашедших молодых физиков и ринулась в атаку, работая по новой методике «мозговых штурмов». Вроде что-то даже получаться начало. Все, время, приехал Львов. Набрасываю куртку. Так и не привык к шинели. Садимся в «паккард» и через несколько минут проезжаем через Боровицкие ворота. На вход довольно большая толпа, встали в хвост очереди и потихоньку продвигаемся вперёд. — Товарищ маршал! Идите вперёд, вас пропустят! Я отрицательно покачал головой. Они не понимают ещё, что с этого всё и начинается. Тут — без очереди, там — по распределению, здесь — в конвертике. И готово недовольство народа. Ближе надо быть к народу. Жить его жизнью и его интересами, корректируя их для достижения общей цели. Вошли, сдали вещи в гардероб, поднялись в зал. Нас рассматривают, не меня, ко мне привыкли, а пару и Людмилу. А что! Есть на что посмотреть! 4 ордена, без колодок, две медали и Сталинская премия. Высокая, 185, стройная, несмотря на то, что двое детей. Умница и красавица. Есть чему позавидовать. И одеваться умеет. Наш столик. Соседями у нас Саша и Маша Покрышкины. Очень приятная компания для встречи Нового года. Маша опять беременна, поэтому девочки сразу начинают разговор об этом. Мы обмениваемся новостями с Сашей, он сейчас учится в Академии, в этом году заканчивает. Получил генерал-майора. А я ищу глазами Голованова. Давно его не видел. Видимо, болеет, по-прежнему. Нет! Вот он. Я пошёл к нему, узнать, как идёт обучение на Ту-4 в 18 армии. Поговорить особо не дали, нас обоих повели на сцену в Президиум. Придётся нашим девочкам поскучать. Нам тоже. Со сцены вижу, что к нашему столику кто-то подошёл и разговаривает с Людой. Кто — мне не видно. Затем появилось Политбюро, праздник начался. Официальная часть довольно быстро кончилась, все потихоньку превратилось в обычное сельское застолье: много тостов, много вина и водки, учитывая, что водка стоит довольно дорого: 67 рублей, желающих выпить на халяву достаточно. Я уже пересел обратно за свой столик, и тут ко мне подошёл порученец Поскрёбышева. — Просили передать: незаметно выходите из зала и пройдите в кабинет Сталина. Сам Сталин ещё сидит в Президиуме. Сделал, как просили. В «прихожей» сидит Поскрёбышев, передал мне бумаги: забастовка в Гданьске, идут погромы, расстрелы коммунистов. Практически: восстание. — Товарищ Сталин просил ознакомиться и подождать его. — Я позвонить могу? — Да, конечно! Объявил тревогу 3-й и 7-й гвардейским воздушно-десантным дивизиям в Каунасе и Витебске и Балтийскому флоту в Калининградской базе. Испортили людям праздник! Ставлю задачу войскам выдвигаться к аэродромам, быть готовым к парашютному и посадочному десанту. Одновременно, по другому телефону слушаю доклады флотских товарищей. Вошёл Сталин. — Уже действуешь? Что докладывает Рокоссовский? — Что справится сам, но, на всякий случай готовлю высадку с моря и воздуха. — Пройди в кабинет, и работай оттуда. Закончишь — возвращайся в зал. Незаметно. Не надо портить людям праздник. — Есть, товарищ Сталин. Год увенчался большим успехом наших конструкторов: выполнил первый полёт М-3. Он значительно отличался от того М-3, который знал я. По конструкции он напоминал В-52Н и М-3 одновременно. 8 климовских двухконтурных ВК-4ф, по два на каждом пилоне, велосипедное четырёхстоечное шасси, стойки в конце крыльев. 24 огневых точки с новейшими НС-23. Радиолокатор и перегоночная дальность 17000 км. И бомбовая нагрузка — 20 тонн. Два бомболюка специально сконструированы для перевозки ядерных бомб. Утром 1 января «Правда» опубликовала фотографию летящего М-3 и основные тактико-технические характеристики машины. Мы обещали, что машина будет показана на салоне в Фарнборо в этом году! Классный новогодний подарок генералу Эйзенхауэру, который сменил Трумена, ушедшего в отставку по импичменту в прошлом году. Сенатская комиссия признала действия и приказы Президента Трумена по атомной атаке, без объявления войны, Вьетминя, противоречащими Конституции Соединённых Штатов. И впервые в истории США Президенту был объявлен импичмент. Машина, правда, получилась просто золотой! Целая куча новых материалов: кованый титан, тантал, магний, новые сплавы алюминия, за них я боялся больше всего. Три вида пластиков, первый самолётный радиолокатор, первый радиолокационный бомбовый прицел. Всё — первое. И очень дорогое. Сталин, когда увидел полностью все расходы, сказал: — Вы ограбили всю страну, товарищи Титов и Мясищев. Если он не полетит, пеняйте на себя! Полетел! Главное, чтобы его не «уронили» в течение испытаний. Дальше будет проще. Реально, Сталин посчитал дотошно и остальные расходы, и убедился, что благодаря сокращению направлений, мы стали экономить солидные суммы. Плюс, рынок вооружений, на который мы стремительно ворвались благодаря победе и уверенному выступлению против США, приносил стабильный доход в виде поставок недостающих товаров, технологий. Во Франции мы, при участии французских промышленников, выпускали большое количество товаров народного потребления. Эти товары легко находили своего покупателя, как у нас, так и в других странах. Имеющийся у нас торговый флот, позволял доставлять эти товары по всему миру. Все «либертосы» остались у нас, и, пока не решились политические вопросы с США, эти пароходы будут работать. В прошлом году раздавались вопли из США, что надо арестовывать наши суда и принудительно отправлять их на разделку. Ню-ню, попробуйте! С М-3 на горизонте! Под Уфой ударил мощный фонтан нефти. Приволжско-каспийская нефть полилась в закрома Родины. Бензин сейчас стоит 30 копеек за литр! Полцента! Потягаемся? Совместно с немцами нами освоена целая линейка дизелей: как судовых и тепловозных, так и автомобильных. Немцы во время войны проявили просто чудеса экономии топлива, теперь эта экономия мощным потоком вливалась в нашу экономику. Начались большие работы по мелиорации зоны рискованного земледелия в Европейской части страны: знаменитый Сталинский план преобразования природы. По экономическим показателям, прирост ВВП составил невероятные 307 %. Рост доходов населения 57 %. За год! Сталин с таким неподдельным восхищением рассказывал об этом. — И всё это дала кооперация с основными европейскими странами! Да, здесь ещё и большой «кусок» репараций, но, тот путь, по которому мы пошли, заказывая новые заводы по репарациям, приносит огромный доход! Мы стали выдавать кредиты! Рубль, после девальвации, уверенно котируется на биржах. Пора давать ему золотое наполнение и выводить в лидирующие валюты. Вот только Польша висит на ногах эдакой гирей. Даже американцы хотят купить у нас титан! — Ни в коем случае, товарищ Сталин. Он им нужен для бомбардировщиков. Ни им, ни англичанам, ни одного кусочка титана. Это — стратегический материал. — Так вот в чём интерес!