Пока Деснос выруливала со стоянки, а температура в салоне понижалась, Ньеман пришел к интересному выводу: как ни странно, он, закоренелый женоненавистник, никогда еще не встречал лучших сотрудников, чем женщины, — к примеру, Ивана Богданович, его нынешняя ассистентка, его маленькая славяночка, его рыжая белка… Эта мысль так согрела ему сердце, что он смог завязать беседу спокойным тоном: — Расскажите-ка мне о расследовании. На какой вы сейчас стадии? 6 — К сожалению, ничего нового. Посланники молчат, как воды в рот набрали. Осмотр места преступления ничем не помог, теперь вот ждем экспертов… И Деснос пустилась в подробное описание общины, лишь бы не молчать. В шестнадцатом веке анабаптисты, преследуемые в Швейцарии и в Германии, нашли прибежище в Эльзасе. Это были самые разные секты — гуттериты, меннониты, амиши[12], но одни только Посланники Господа остались здесь, на месте, полагая, что Господь сделал им драгоценный подарок — землю, рождавшую это уникальное вино. В действительности этот участок, простиравшийся на триста гектаров, официально закрепил за ними в семнадцатом веке местный сеньор, тронутый их истовой верой. С того времени они постоянно жили здесь — простые люди в черно-белых одеждах, члены сообщества, которые с точностью метронома производили свой гевюрцтраминер и никому не давали отчета в своих делах. Теперь машина шла в сторону долины Флориваль, где протекала река Лаух. Ньеман уже проверил по карте: земли Обители находились в десятке километров к востоку от Бразона, у подножия Гран-Баллона, самой высокой вершины горного массива Вогезов. Погода стояла прекрасная, Ньеман не мог этого отрицать, но солнечный день, уже клонившийся к вечеру, был ему совершенно безразличен. — Расскажите мне об убийстве, — внезапно прервал он Стефани. — А кто вам сказал, что это убийство? — Я прочел, что подпорки, державшие свод, рухнули. В отчете говорится о саботаже. — Пока в этом нет никакой уверенности. — А когда будет? — Неизвестно. Экспертов отозвали… Ну, все ясно: расследование по-французски. После убийства прошла почти неделя, а они топчутся на месте, как ждут водопроводчика, стоя по щиколотку в воде. Теперь Ньеман узнавал окружающую местность: они миновали горные склоны, окружавшие Гебвиллер[13], где производились многие знаменитые вина региона. Сколько раз он колесил по этим дорогам на велосипеде… В те времена о Посланниках говорили боязливым шепотом как о таинственном народе в странных одеждах. Внезапно впереди показались изгороди, увешанные табличками с одними и теми же словами: «ЧАСТНОЕ ВЛАДЕНИЕ». — Вот она — Обитель, — объяснила Деснос. — Не слишком гостеприимно. — Посланники никого не беспокоят и не хотят, со своей стороны, чтобы беспокоили их. В голосе Стефани Ньеману послышалась агрессивная нотка, и он понял, на чьей она стороне. — Почему они сначала отказались от вскрытия? — Это противоречит их принципам. Они защищают физическую целостность человека. И поэтому отказываются также от переливания крови. — В досье почти нет протоколов допроса свидетелей. Вы разве не опрашивали тех, кто живет по соседству? — Да какое там соседство?! Часовня стоит рядом с территорией Обители, и все, к кому мы обращались, отказывались с нами говорить или отвечали уклончиво. И в любом случае не могли подписать протокол. — Это еще почему? — Христос сказал в Евангелии от Матфея: «Но да будет слово ваше: „да, да“, „нет, нет“, а что сверх этого, то от лукавого»[14]. И эти слова запрещают им давать клятвы. Одно из двух: либо Деснос и в самом деле досконально изучила эту проблему, либо она была сторонницей Посланников. — Расскажите мне о Самуэле. Я узнал из дела, что он был епископом секты. — Он отправлял мессы, вот и все. — Разве он не был их гуру? — Единственный гуру, которого знают анабаптисты, — это Христос. Деснос и впрямь прекрасно играла роль посредницы. Тем временем за окном машины мелькали нескончаемые виноградники, по-прежнему огороженные колючей проволокой с табличками «ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ». — Как, по вашему мнению, они отнеслись к смерти Самуэля? — Со смирением. Им несвойственно причитать и жаловаться. В настоящее время их единственная забота — вовремя закончить сбор винограда, что бы ни случилось. Ньеман, как типичный коп, невольно ассоциировал сбор винограда с мыслью об отборном вине и прибыли — богатствах, которые Посланники должны были накопить за долгие века. — Я полагаю, что они также выше материальных соображений? — Да, конечно. У них никто ничем не владеет. Виноделие управляется кооперативом, доходы идут в фонд Обители. — А как у них с сексом? Его спутницу явно возмутил его вопрос. — Что вы имеете в виду? — Не притворяйтесь ребенком. В Обители никогда не возникали проблемы на этой почве? Посягательство на малолетних? Жалобы на насилие? — Нет. Она ответила тихо, и в ее тоне явственно звучало разочарование. Как будто ей хотелось сказать: «Неужели это и есть великий парижский сыщик?» Ньеман замолчал. Если в Обители не наблюдалось ни превышения власти, ни финансовых злоупотреблений, значит можно было заранее отбросить и преступления против нравственности, — в общем, с мотивом убийства дело обстояло плохо. — А зачем Самуэль пошел тем вечером в часовню? — Он наблюдал за восстановительными работами и бывал там ежедневно. — Кто обнаружил труп? — Посланники, той же ночью. Когда он не явился на винный склад, они забеспокоились. Во время сбора винограда все работают круглые сутки. — В часовне было что украсть? — Нет. — Часовня не находится на территории Обители и принадлежит католикам. Так почему же Посланники финансируют ее реставрацию? — Они купили ее в начале двадцатого века. В их глазах это святое место. На протяжении нескольких столетий они часто укрывались в ней от преследований. Ньеман решил попозже проверить это. — Я не получил отчета о вскрытии. — Нам его только что прислали. С этими словами она просунула руку между сиденьями и порылась в ранце, лежавшем сзади. Ньеман еще раз углядел краешек белой чашечки бюстгальтера, белоснежного, как пеленка новорожденного. Он тотчас погрузился в чтение отчета. Увы, новое разочарование. Никогда еще ему не попадался настолько лаконичный документ. Хотя повреждений там хватало. У Самуэля была разбита грудная клетка, распорота брюшная полость. Сломанные ребра проткнули легкие, грудина вонзилась в миокард, тонкий кишечник и ободочная кишка смешались и выпирали над миокардом, расположенные глубже печень и селезенка разорваны. Никаких подробностей в документе не было. Ни анализа токсиколога, ни комментария по поводу ран. — Кто писал эту бумажонку? — спросил он, подняв глаза. — Патрик Циммерман. — Похоже, ему не часто случается составлять такие рапорты. — Наверняка не часто. Он педиатр. У него есть диплом судебно-медицинского эксперта, но ему никогда не приходилось делать вскрытие.