– Единственное, что мне нужно, – это смена обстановки, – сказал он Мюриель неделю спустя. – Чем проще, тем лучше. До женитьбы я часто останавливался в гостинице «Лебедь» в Уитборне. Это всего в пятнадцати милях вверх по реке. Буду ездить в контору как обычно, а вечерами сидеть с удочкой. – Ты ведь не поедешь туда один, Гарольд? Я не стану мешать тебе рыбачить. – Нет, я хочу побыть в одиночестве, Мюриель. В этом весь смысл. – Думаю, я поняла, дорогой, – проворковала жена мягким голосом, каким обычно увещевала больного. – Ты тревожишься… о нас с тобой. Но тебе не о чем волноваться. Все наладится. Вначале авария, а потом затянувшаяся болезнь… все это слишком тебя изнурило. – Ничего подобного! – взорвался Магган. – Я не развалина и не дохляк, которому самое место на больничной койке. Я мужчина. – Прекрасно, Гарольд. Когда ты думаешь отправиться в Уитборн? Я позвоню туда и закажу тебе номер… – Спасибо, не нужно! Там хорошо меня знают. Я поеду завтра… и сам уложу вещи, которые хочу взять с собой. «Лебедь», скромная гостиница на двенадцать комнат, стояла у тихой излучины Темзы. Владелец радостно приветствовал гостя, совсем как в былые времена, когда тот приезжал сюда холостяком. Будто и не было у него жены и не провел он в браке последние пять с половиной лет. После ужина Магган блаженствовал, сидя в ялике с удочкой недалеко от берега, счастливый, как мальчишка, сбежавший с уроков. Будь здесь Мюриель, со смехом вспомнил он, она сказала бы, что становится прохладно, и пробыл на реке до самой темноты. К завтраку Гарольд вышел в превосходном настроении. Никаких гренков и тому подобной ерунды! Он взял меню, собираясь выбрать что-нибудь особенное, и тут заметил рядом с чашкой маленький желтый пузырек с таблетками. Витамины. Должно быть, официант спутал его с каким-то другим беднягой, которого жена пичкает пилюлями. Владелец гостиницы сам подал ему завтрак. – Думаю, это следует передать кому-то из ваших постояльцев, – обратился к нему Гарольд, указывая на пузырек. – Нет, сэр, все верно. Сегодня утром доставили посылку от миссис Магган и записку с просьбой поставить пузырек вам на столик. В комнате вас ждет укрепляющий эликсир. Я не знал, что вы перенесли серьезную болезнь, мистер Магган. Мне так жаль. Мы сделаем все возможное, чтобы окружить вас вниманием и заботой. Магган поправил воротничок, который вдруг стал ему тесен, будто шелковый шарф захлестнул тугой петлей шею и начал душить. Проклятый шарф! Пытаешься его ослабить, но он лишь сильнее затягивается на горле. Наверное, это какая-то странная особенность шелкового плетения. Магган решил после завтрака предупредить хозяина гостиницы, что съезжает. Нет, это было бы малодушно, признал он, немного подумав. Вдобавок ни один разумный человек не станет принимать решение в порыве гнева. Да и куда ему идти? «Бесследно исчезнуть» он не мог: Мюриель нашла бы его, обратившись в контору. Куда бы он ни пошел, она отправилась бы следом, чтобы рассказать всем и каждому, что он вовсе не мужчина, а жалкий инвалид. О, если бы он только мог не думать о вязаном шелковом шарфе! Но нет – шарф никак не шел у него из головы: неожиданно возникал из ниоткуда днем в конторе, когда у Маггана случалась свободная минутка, и маячил перед глазами вечером, отравляя все удовольствие от рыбалки. Гарольд нарочно оставил проклятый шарф дома. Можно было бы вернуться и сжечь его, но он счел это ребячеством, ведь шарф не более чем символ. И тут Магган вдруг с ужасом понял: шарф символизирует желание задушить жену, пока она не задушила в нем мужчину. Несколько дней он пытался справиться с этими мыслями, не оставлявшими его ни на минуту, потом решил, что пора принимать меры. Управляющий банком сообщил, что капитал его немного возрос, так что вполне можно позволить себе потратить немного больше тридцати двух тысяч. Что Гарольд и сделал. Неделю спустя, пригласив Мюриель на обед в Сити, он заверил жену, не подозревая, что выглядит осунувшимся и изможденным: – «Курс лечения» холостяцкой жизнью начал приносить свои плоды. Теперь мне стало намного лучше. С этими словами он достал из кармана футляр с великолепным бриллиантовым браслетом. – О, Гарольд, какая красота! Неужели это мне? В ее голосе он услышал легкую нотку укоризны – так огорчилась бы мать, получив откровенно неуместный подарок от сына-школьника. Магган забыл, что Мюриель всегда была равнодушна к драгоценностям. Затем прозвучала расхожая фраза, какую обычно используют женщины, только Мюриель говорила серьезно, без тени кокетства: – Но, милый, тебе не стоило идти на такие огромные траты! – После «генеральной уборки» осталась кое-какая мелочь, – отозвался Гарольд. – Мне следовало привести в порядок наши финансовые дела сразу, как только мы поженились. Я закрепил за тобой тридцать тысяч фунтов – деньги, оставленные мне отцом. Если ты переживешь меня, на что я искренне надеюсь, твое положение будет обеспечено. Я хочу, чтобы после обеда ты зашла ко мне в контору. Беллинсон сейчас готовит документ, который тебе следует подписать. Мюриель вежливо поблагодарила его, не проявив ни малейшего интереса. Совершенно не разбираясь в финансах, она решила, что речь идет о какой-то бумажке, которая защитит ее интересы на случай вдовства, но в их с Гарольдом жизни ровным счетом ничего не изменится. Беллинсон объяснил Мюриель, что муж обеспечил ей ежегодную ренту от страховой компании, которая будет выплачиваться дважды в год до конца ее жизни без каких бы то ни было ограничений. Мюриель не спросила, что будет с Гарольдом, если она умрет первой, поэтому Беллинсон не упомянул, что тот не получит ни пенни. Таким образом Гарольд Магган попытался подавить в себе стремление к убийству, откупившись тридцатью тысячами фунтов стерлингов, и, возможно, ему бы это удалось, если бы не Дороти Колмор. Глава 4 В один из дождливых вечеров, сидя в крошечной гостиной «Лебедя», он услышал ее голос, донесшийся из бара: – Двойной джин, пожалуйста. И еще я хотела бы взять бутылку с собой. Магган заглянул в бар и обрадованно воскликнул: – Я так и подумал, что это вы! Не хотите ко мне присоединиться? Сжимая в руках бутылку джина, Дороти перешла в гостиную. – По чистой случайности я живу всего в полумиле отсюда – одному моему приятелю не терпелось сбыть с рук загородный дом. Загляните ко мне завтра вечером. Угощу вас консервами и джином, если от этой бутылки что-нибудь останется. Общество девушки необычайно воодушевило Маггана, хотя она весело щебетала о друзьях, которых он не знал, и о пустяках, нисколько его не занимавших, поэтому охотно принял ее приглашение на ужин. Как-то она призналась, что с двадцати двух лет вела праздную, беспутную жизнь. В ней чувствовалась искушенность. Она назвала Гарольда первым настоящим мужчиной, который встретился ей в жизни. Все это придавало ей особое, неизъяснимое очарование, пусть даже секрет ее притягательности был весьма прост: в ее глазах Магган видел собственное отражение. Разумеется, она обращалась с ним как с неким гибридом философа и дикого зверя, а этот образ полностью отвечал его представлениям об идеальном мужчине – мужчине, о котором говорят с придыханием. Вскоре Дороти предложила ему переехать к ней, и Магган перебрался в ее бунгало, бежав от пузырька с витаминами в столовой и укрепляющего эликсира в спальне. Странная смесь самообмана, мучительного конфликта с самим собой, приправленная откровенной похотью, неожиданно успокоила его расходившиеся нервы. У него появился аппетит, и к началу июля он уже выглядел намного лучше. С Дороти его связывали отношения, лишенные всякой сентиментальности. Когда она уехала на три дня, он принял это равнодушно, хотя и скучал по ней, на четвертый день, застав ее вечером дома, очень обрадовался и приветствовал долгим страстным поцелуем. – Я вернулась еще в полдень, – рассказала Дороти. – И едва успела наскоро перекусить, как появилась Мюриель! – Черт, ну и дела! – Вместо тревоги Магган почувствовал облегчение: давно хотел во всем признаться жене, но не знал, как сделать это достойно. – Как она держалась? – Лучше спроси, как держалась я! Я была послушным воском в ее руках. Она чуть не заставила меня расплакаться, а я думала, что только ты имеешь надо мной такую власть. Думаю, она проследила за тобой, когда ты возвращался из конторы. Сказала, что ты прекрасно выглядишь. Поблагодарила меня за сотрудничество. – За сотрудничество?! Что за вздор! Послушай, Дороти, если она подаст на развод… – Но она не собирается разводиться. – Если мне удастся убедить ее развестись, ты выйдешь за меня? – Нет, милый. Никак не могу! Я убежденная сторонница Мюриель. Это ужасно, но она говорит дело. В некоторых вопросах на меня нельзя полагаться, и ей это известно. Я совершенно неспособна ухаживать за больными. То есть я могу сохранять присутствие духа в чрезвычайных обстоятельствах, но когда речь идет о каждодневной рутине – от меня мало проку. – Дорогая, о чем ты говоришь? – Придет зима. Туманы и сырость. Мюриель говорит, что опасный для тебя период начнется в ноябре. По-моему, ты вовсе не кажешься больным, но она считает, что мне следует отослать тебя обратно в октябре. Ты не из тех мужчин, которых можно взять и отослать куда-то, но, похоже, твоя жена об этом не подозревает. Однако она права насчет октября. Да, еще она принесла этот шарф, и я обещала проследить, чтобы ты надевал его, если будешь выходить из дома холодными вечерами. Взяв ненавистный шарф, Магган протянул его между пальцами. Скрипучий шелк обвил руки, будто стягивая их вместе петлей. Дороти включила радио, поскольку знала, когда не стоит докучать мужчине. Магган тем временем поглаживал тяжелый прочный шелк с какой-то злобной радостью, прекрасно понимая теперь, что с ним творится. В последней отчаянной попытке избавиться от наваждения он свернул шарф, и тот сжал кольца, словно змея. Казалось, дьявольская удавка готова… задушить свою жертву. Улучив минуту, когда Дороти не было рядом, Магган швырнул кашне в реку. Они поужинали в «Лебеде», изредка перебрасываясь незначительными фразами, а когда вернулись домой, Дороти перешла к решительным действиям, для начала включив танцевальную музыку. – Неужели за три коротких дня я успела превратиться в уродливую старуху? Искушенность и знание мужчин обычно позволяли ей легко настроить Гарольда на нужный лад. Он и теперь хотел бы ответить на ее зов, но не мог. Только на этот раз он ясно понимал, отчего в нем угас огонь желания. Мелочное стремление сохранить лицо заставило его произнести: – Прости, дорогая. У меня выдался тяжелый день на работе. Я, пожалуй, выпью чистого виски и попытаюсь уснуть, если ты не возражаешь. Однако пить Гарольд не стал, а сразу отправился в постель и мгновенно провалился в полузабытье. Сознавая, как час за часом течет время, он отдыхал и набирался сил. Магган обнаружил, что гнев вовсе не таков, каким его представляют. Подлинный гнев не имеет ничего общего ни с запальчивостью, ни с ненавистью. Он сродни леденящему страху, который охватывает пловца, когда речные водоросли обвивают его и тянут на дно. В гневе вы способны мыслить ясно, но все ваши мысли устремлены к одной цели и остальное будто бы перестает для вас существовать. На следующее утро он позвонил Мюриель и пригласил на обед в тот же ресторанчик в Сити. Напомнив себе, что собирался купить ремень, чтобы носить с фланелевыми брюками, в которых обычно рыбачил, он нашел повод выйти из конторы на полчаса раньше, чтобы встретить жену возле ресторана. – В зале битком. Я знаю тихое местечко неподалеку, где мы сможем спокойно поговорить, не надрывая горло, чтобы перекричать шум. Оно всего в двух минутах ходьбы, но можно немного срезать путь, если пройти этим переулком. Переулок привел их в грязный глухой двор ветхого здания семнадцатого века. Предназначенное на слом строение недавно закрыли из-за опасности обрушения. – Моя фирма занимается этой развалиной. Владелец, наш клиент, собирается снести дом. Хочет построить здесь современный деловой комплекс. Холл обшит великолепными старинными панелями. – Магган толкнул ногой дверь. – Думаю, они тебе понравятся. Надеюсь, мне удастся прибрать их к рукам. Новый ремень из дорогой кожи отменного качества был широким и крепким. Магган не ушел, пока не убедился, что Мюриель мертва. Ремень глубоко врезался в шею, оставив багровые полосы. Задержав на них взгляд, Гарольд с удивлением поймал себя на мысли, что не испытывает ни жалости к жене, ни страха за себя. Заметив на запястье Мюриель бриллиантовый браслет, он снял его и вынул деньги из ее кошелька. Потом прислушался. В пустом дворе стояла тишина. Уже собираясь отворить дверь, он вспомнил о ремне, по которому полиция могла выйти на его след, и, сняв ремень с шеи Мюриель, надел его под жилет. Оказавшись наконец на улице, он зашагал прочь и вернулся в тот самый ресторан, куда пригласил Мюриель и где был заказан столик на двоих. – Боюсь, моя жена забыла о встрече, – совершенно спокойно сказал он метрдотелю. – Придется обедать без нее. Вернувшись после обеда в контору, Гарольд позвонил домой, и служанка сообщила, что миссис Магган уехала в город на поезде, еще в одиннадцать пятнадцать. – Мы договаривались вместе пообедать, но, должно быть, миссис Магган забыла. Когда она вернется, передайте ей, что я звонил и что буду ждать ее завтра в том же ресторане в то же время.