* * * Глава 1 Харлоу Я ВРЫВАЮСЬ в дверь первого попавшегося «Старбакса» в непонятном районе с надеждой забыть второй худший провал в моей жизни. Тоби Амслер – фантастически привлекательный, сексуальный, к тому же и член команды по водному поло Университета Сан-Диего. В нем есть все, что дает надежду на умопомрачительно веселые ночи мирового уровня. А в итоге все это оказалось лишь обманчивой рекламой. Вообще, когда речь заходит о потенциальных любовных делах, то для меня парни обычно делятся на три основные категории: бабники, недоразумения и маменькины сынки. Бабники, по моему опыту, бывают самых разных видов и размеров: это может быть сексуальный рок-звезда, мускулистый хоккеист, иногда даже неотразимый ботаник. В чем их сила в постели? В основном она в грязных словечках и выносливости – и то, и другое мне нравится. Вот только жаль, что не всегда это имеет отношение к мастерству. Недоразумения – это часто артистические натуры, тихие серферы или чувствительные музыканты. Эти ребята редко понимают, что, мать твою, надо делать, но они по крайней мере готовы стараться часами. Маменькиного сынка вычислить проще всего. Здесь, в Ла-Хойе, они обычно ездят на мамином подержанном «Лексусе» и держат его в идеальном состоянии. Этот тип снимает ботинки, как только входит в помещение, и всегда смотрит тебе в глаза при разговоре. В постели маменькин сынок обычно имеет мало преимуществ, но по крайней мере они стараются быть аккуратными. Тоби Амслер оказался редкой комбинацией маменькиного сынка и бабника, что каким-то непостижимым образом сделало его в постели совсем уж никуда не годным. Единственным, что могло усилить неловкость от его оральных ласк с эффектом пылесоса, стало появление его мамы, которая принесла ему чай и чуррос – без стука! – в шесть часов утра. Не самое лучшее начало дня для меня! Не могу понять, почему меня это удивило. Несмотря на то, во что заставляют женщин верить фильмы и песни о любви, эти ребята совершенно безнадежны во всем, что касается женского оргазма. Они учатся сексу по порнофильмам, цель которых – найти для камеры удачный ракурс, и никого на самом деле не волнует, что там испытывает девушка, потому что она все равно притворится, что все потрясающе круто. Секс – это то, что происходит вблизи, внутри, а не на правильном расстоянии от камеры. А парни, кажется, об этом забывают. Пульс у меня еще не нормализовался, а пара впереди меня делает заказ со скоростью улитки. Молодой человек желает знать, что хорошего они могут предложить тому, кто не любит кофе. Мне хочется огрызнуться и ответить: «Ну, наверное, не ходить в кофейню!» Но я не делаю этого и напоминаю себе, что этот конкретный мужчина ни в чем не виноват, что все мужчины не обязаны быть в курсе того, что я разочарована и не удовлетворена. Клянусь, обычно я не склонна драматизировать. Просто у меня выдалось хреновое утро и мне нужна передышка. Прикрыв глаза, я делаю глубокий вдох. Ну вот, уже лучше. Я делаю шаг назад и изучаю витрину с выпечкой, размышляя, что бы выбрать. И тут я замираю, дважды моргаю, а потом сощуриваю глаза и с недоверием смотрю на витрину, вернее – на отражение в ее стекле. Это же… Да нет!.. Финн Робертс… стоит у меня за спиной? Наклонившись вперед, я могу лучше разглядеть собственное отражение, и прямо сзади меня… действительно Финн. Мой мозг немедленно начинает лихорадочно соображать. Почему Финн не в Канаде? Где я? Я вообще проснулась? Может быть, это кошмар с Финном Робертсом, который я вижу на водяной двуспальной кровати Тоби Амслера? Я пытаюсь убедить себя, что это игра света. Может быть, мой мозг в конце концов закоротило однажды утром, когда я использовала свою левую руку для достижения оргазма, и это, видимо, заставляет меня думать о Финне, так ведь? Финн Робертс, единственный парень, который не вписался в мою удобную классификацию парней. Финн Робертс, мой официальный экс-муж-на-двенадцать-пьяных-часов-в-Вегасе, который умел пользоваться руками, губами и телом и который заставил меня кончить столько раз, что ему, как он сам говорил мне, показалось, будто я потеряла сознание. Финн Робертс, который в итоге тоже оказался той еще задницей. Оптическая иллюзия. Это не может быть он. Но когда я украдкой смотрю через плечо, то понимаю, что это действительно он. У него на голове синяя моряцкая кепка, надвинутая низко на ореховые глаза, опушенные такими длинными и густыми ресницами, каких я в жизни ни у кого не видела. Одет он в ту же самую зеленую футболку «Хантер» с белым логотипом его семейной компании, в которой он был, когда я заявилась к нему домой месяц назад. Загорелые, мускулистые руки скрещены на широкой груди. Финн здесь. Черт, Финн здесь. Я закрываю глаза и издаю стон. Мое тело реагирует самым ужасным образом: я немедленно чувствую слабость и жар, позвоночник выгибается, как будто он давит на меня сзади. Я помню тот момент, когда впервые поняла, что мы переспим там, в Вегасе. Пьяная, я посмотрела на него и заявила во всеуслышание: «Пожалуй, я трахну его сегодня вечером». На что он подался вперед и сказал прямо мне в ухо: «Звучит неплохо. Но я больше люблю сам трахать». И я знаю, что если вдруг сейчас, здесь, услышу его голос – низкий, спокойный, как вода на глубине, слегка хриплый, то в том заведенном состоянии, в котором нахожусь, я, наверное, испытаю оргазм прямо посреди этой кофейни. Я так и знала, что надо было потерпеть и поехать в «Панникин» за моей обычной утренней дозой кофе. Я стою молча, считая до десяти. Одна из моих лучших подруг, Миа, шутит, что я молчу, только когда удивляюсь или бешусь. Так вот сейчас и то и другое. Худющий бариста, совсем мальчишка, ловит мой взгляд, наклоняясь вперед: – Не хотите попробовать наш тыквенный пряный мокко? И я тупо киваю в ответ. Подождите, что? Нет, это звучит отвратительно! Какая-то часть моего сознания пытается скомандовать рту произнести обычный заказ: большой кофе, черный, с собой. Но я застываю в своем ошеломленном молчании, пока бариста царапает мое имя черным маркером на стаканчике. Словно загипнотизированная, я достаю деньги и снова убираю кошелек в сумочку. Немного успокоившись, я отворачиваюсь от прилавка и жду свой кофе. И встречаюсь взглядом с Финном, который улыбается: – Привет, Рыжая Злючка. Не поворачиваясь к нему, я изображаю, будто изучаю его через плечо. Он не побрился утром, и темная щетина опасной тенью лежит на подбородке. Шея у него густо загорелая от работы на открытом воздухе все лето. Я позволяю своему взгляду спуститься ниже, потому что – давайте будем реалистами – я была бы просто дурой, если бы не насладилась лицезрением этого мужчины, прежде чем сказать, чтобы он шел трахать самого себя. Финн сложен как супергерой из любимых комиксов Лолы: эта широкая грудь и узкая талия, мускулистые плечи, крепкие ноги. Он производит впечатление незыблемости, как будто его загорелая кожа сделана из титана. Я хочу сказать: Господи Иисусе, что это мужчина, который работает руками, потеет, когда работает, трахается так, будто это его работа, и которого воспитывал отец, ожидающий помимо всего прочего, что его сыновья будут хорошими рыбаками. Я не могу представить никого из своих знакомых, кто бы ни выглядел рядом с ним мелким и незначительным. Его улыбка постепенно становится шире, он немного склоняет голову: – Харлоу? Хотя его глаза почти не видны в тени кепки, я уверена, что они слегка расширяются, когда я наконец отрываю взгляд от его шеи. И тут я вспоминаю, как его взгляд может цеплять – словно крючок. Я закрываю глаза и встряхиваю головой, пытаясь прийти в себя. Я не против завалиться в обморок, когда ситуация того требует, но ненавижу это состояние, когда оно пытается подменить собой мое праведное, заслуженное негодование. – Спокойно. Я пытаюсь придумать ответ. Его брови сходятся у переносицы в смущении… По крайней мере я думаю, что это смущение. Мне кажется, у Финна это выражение означает и нетерпение, и разочарование, и концентрацию. Его точно нельзя назвать открытой книгой. – Ладно, а?.. Ладно, вот суть проблемы: после нашего матримониального приключения в Вегасе я прилетела к нему. Я появилась в Ванкувере, одетая в плащ на голое тело. Сюрприз! Мы занимались сексом почти десять часов без остановки – диким сексом, громким, сексом-на-всех-поверхностях. А когда я сказала ему, что мне пора в аэропорт, он просто улыбнулся, взял телефон с прикроватной тумбочки и вызвал мне такси, которое приехало и встало на стоянке сразу за новеньким, вишнево-красным «Форд F-150» Финна. Я пришла к выводу – спокойно, трезво, – что мы друг другу не подходим даже для случайного секса без обязательств время от времени, и закрыла эту тему. Так почему же тогда я так злюсь, что он здесь? Бариста предлагает тот же напиток Финну, но тот строит гримасу отвращения на лице, отказывается и заказывает два больших черных кофе. Это меня еще сильнее злит. Это я должна была бы вести так спокойно и разумно, а не он! – Какого черта ты делаешь в моей кофейне? Его глаза расширяются, он беззвучно шевелит губами, словно пытаясь что-то сказать, прежде чем произносит вслух: – Ты владеешь этим местом?! – Ты в себе, Финн? Это же «Старбакс»! Я имею в виду, это же мой город. Он закрывает глаза и смеется, и свет падает на его подбородок… И я точно знаю, какое ощущение от этой щетины чувствовала бы моя кожа … Блин… Я склоняю голову и смотрю на него: – Что смешного? – Просто я ведь реально мысленно допустил, что ты действительно можешь владеть «Старбаксом». Слегка закатив глаза, я беру свой напиток и выхожу из кофейни. По пути к машине я вытягиваю шею, распрямляю плечи. Почему же я так раздражена? Я ведь и не ожидала, что в моем распоряжении будет экипаж, когда неожиданно появилась в его маленьком домике с видом на море. И я уже спала с ним в Вегасе, поэтому понимала, что это отношения без обязательств. И на самом деле я ведь поехала туда потому, что хотела хорошего секса. Или – если совсем по сути дела – я хотела (нет, мне нужно было) удостовериться, что секс был действительно так хорош, как мне запомнилось. А он оказался гораздо лучше. Так что, видимо, это послевкусие от отвратительного секса с Томи Амслером выводит меня из себя. Эта случайная встреча с Финном могла бы пройти совсем по-другому, если бы я только что не вылезла из постели первого парня, с которым переспала после него, – первого, с кем я была за два месяца! – и если бы этот опыт не оказался таким удручающе неудовлетворительным. За спиной у меня слышатся шаги по асфальту, и я начинаю оборачиваться, но в этот момент чья-то сильная рука обвивается вокруг моего предплечья. Финн хватает меня сильнее, чем, кажется, намеревался, и в результате мой тыквенный жуткий кофе выплескивается на землю, чуть не попав мне на туфли. Я окидываю его раздраженным взглядом и запускаю пустой стаканчик в мусорку рядом со стоянкой. – Ох, да ладно, – говорит Финн с легкой улыбкой, протягивая мне один из стаканчиков, который балансирует на крышке другого. – Все равно же ты не собиралась это пить. Ты же даже не притронулась к ванильному сиропу, который есть у меня дома. Взяв кофе, который он протягивает, я бормочу слова благодарности и отвожу глаза в сторону. Я веду себя как женщина, которой никогда не хотела бы быть, – брошенной, страдающей, обиженной. – Почему ты злишься? – спрашивает он спокойно. – Я просто очень занята. Не обращая внимания на это, он говорит: – Это из-за того, что ты проделала весь этот путь до Ванкувера, появилась в моем доме в одном плаще на голое тело в середине июля и я трахал тебя до потери сознания?