Он смотрит на меня, приоткрыв рот, взгляд у него тяжелый, и он снова выходит из меня. Я издаю стон, откидываю голову назад и стискиваю зубы. – Мне нравится, что ты такая нетерпеливая, – шепчет он, наклоняясь, чтобы поцеловать мои ключицы. – Ты представляешь, как ты выглядишь сейчас? Истекающая соком, в котором я весь? Он понимает, что у меня нет слов для ответа, да он его и не ждет, а просто проникает в меня, дюйм за дюймом, большим пальцем лаская по кругу мой клитор и приговаривая: – О-о-о, только пока не кончай. Но когда он чуть подается назад, он уже тяжело дышит, а потом делает мощный толчок, и я понимаю, что он весь внутри. Он дает мне всего себя, эти сильные толчки и низкие, животные звуки, которые он издает с каждым из них. Его руки, такие большие, обвивают мое тело, прижимая меня крепче, пока он трахает меня с такой силой. Я наслаждаюсь тем, что этот мужчина уговаривает меня подождать. Подожди. Не сейчас, Харлоу. Не кончай без меня. Я сказал подожди. Я близко. Я так чертовски близко. Он вдруг выходит из меня, когда я уже почти разлетаюсь на тысячи маленьких осколков, а потом легко скользит обратно и шепчет мне в шею: – Ты готова кончить? И я готова. Я готова, да, пожалуйста, пожалуйста, я умоляю его об этом и понимаю, что вот сейчас, через секунду, может быть через три, и ему это нравится, могу поклясться, потому что его страсть еще растет, и на какое-то крошечное, безумное мгновение я вдруг замираю от испуга, что существует нечто большее, чем это. Зажмурившись, я вся отдаюсь ощущениям, как будто в мире не существует ничего, кроме Финна и того, что он заставляет меня чувствовать. Рациональная мысль исчезает так же внезапно, как и появляется, и я кричу, а он двигается внутри меня, долбит, долбит, долбит, пока я не кончаю. Рукой он обхватывает мои ягодицы, чтобы прижать к себе, губы утыкаются мне в плечо, а его член так глубоко внутри меня, что я даже не думала, что могу чувствовать себя такой полной. Финн содрогается, он напряжен и стонет в мою кожу. Я чувствую, как он дергается внутри меня, как стучит его сердце – или мое? – я уже не могу сказать ничего. Понятия не имею, где заканчивается он и начинаюсь я. Не знаю, кто из нас больше устал. Финн сделал всю работу, это он двигался на мне и внутри меня, это он отталкивал и притягивал меня, как хотел, и все же я чувствую себя совершенно обессиленной. Ноги у меня налиты тяжестью, кости как будто резиновые. Кажется, я могла бы проспать несколько дней. Вот именно поэтому я здесь. В какой-то момент Финн развязывает мои руки, потирая большим пальцем красные следы, оставшиеся от веревки. – Они скоро пройдут, – говорит он, осматривая их, и в голосе его слышится оттенок сожаления. – Наверное, в течение часа. Кивнув, я закрываю глаза, считаю до десяти, а затем встаю. Начинаю одеваться, чувствуя на себе его взгляд. – Господи, Харлоу. Тебе не нужно убегать, – говорит он, голос у него хриплый и сонный. Небо за окном уже глубокого синего цвета, солнце село. Оливера допоздна не будет дома. Приподнявшись, он садится на краю кровати: – Останься. Позволь мне… черт, не знаю… принять ванну вместе с тобой или… просто останься. Это было сильно. Разве это не было сильно? Было. Это было так сильно, что я вдруг начинаю догадываться, что привело меня сюда. Собирая свои вещи, я уже не уверена, что Финн для меня всего лишь возможность убежать от проблем. Возможно, это новая и очень опасная страсть. Глава 4 Финн ЦВЕТ СВЕТОФОРА меняется, и я схожу с тротуара, переходя улицу в центре небольшой толпы. Прижав телефон к уху, я слушаю, как мой брат Колтон перечисляет целый список вещей, которые нам надо чинить или заменять, причем без большей части наши лодки просто не выйдут из доков. – Ты уверен, что проводка повреждена? – спрашиваю я. Желудок у меня сжимается, и я чувствую, что нужно уточнить: – Ты точно знаешь, что это именно проводка? Вы проверяли панель предохранителей? Я слышу, как он вздыхает, и представляю, как он снимает свою кепку и козырьком чешет макушку. Сегодня вторник, и он работал все выходные. Я уверен, что он совершенно без сил. – Я лично проверил панель, когда Леви был в рубке со счетчиком. Мы заменили все сгоревшие предохранители, и все они взорвались к чертям, как только мы повернули рубильники. – Черт. – Не то слово. – Тогда каков план? – спрашиваю я, отходя в тень, падающую от красного тента. Солнце в это время дня высоко, тротуары пустые, и почти нигде нет тени. – Мне нужно заменить кучу проводов, понять, как подключить их к поврежденным линиям. Это может занять какое-то время. – Боже, я должен быть сейчас дома, а не в долбаной Калифорнии. Я прислоняюсь к стене кирпичного здания, пытаясь осознать, что все-таки происходит. Похоже на то, что в этом году одна неприятность следует сразу за другой, а еще надо прибавить к этому длинную череду лет, когда уловы были низкими, и убытки, и еще… Да, я сейчас в этой долбаной Калифорнии. Но Колт не сдается. – Стоп, – говорит он. – Мы тут справимся. А ты нужен нам там, чтобы продумать следующий шаг. Бывали у нас деньки и похуже. И мы через все это прошли ведь. Я немного медлю, прежде чем задать тот вопрос, ответ на который боюсь услышать: – Так как долго? Он выдыхает, и я почти слышу, как он подсчитывает в уме. – Мне нужно разобрать и снять панели, – решает он. – Значит, минимум пару дней. Могло быть и получше. Хотя могло быть и гораздо хуже. Я прикидываю, сколько денег мы потеряем за это время, не выходя в открытое море. – Вы осмотрели мотор? – спрашиваю я. – Осмотрели номер один. – И? Так же? Хуже? Он колеблется. – Немного хуже. – Черт, сколько он протянет? – В отчете говорится, что минимум шесть месяцев. Но то же самое говорили и полгода назад, Финн. И еще полгода назад. Там сейчас всего на два процента больше опилок в образце масла, чем было в последний раз. Я бы сказал: у нас есть минимум год. А потом мы закончим сезон, и все будет в порядке. Мы сможем это сделать. – Правильно. – Я отрываюсь от стены, прохожу мимо нескольких магазинчиков, ресторанов и маленьких баров, и чем дальше я иду, тем больше народу становится на тротуарах. Солнце Сан-Диего палит немилосердно, и я чувствую, как его жар проникает через мою черную футболку, через плотную ткань джинсов. Колтон прав: бывали у нас дни и похуже. Нам не нужно нажимать красную кнопку прямо сейчас. Но почему же я тогда здесь, черт возьми! – Так что, ты все подготовил к встрече? – Я слышу в его голосе оттенок беспокойства. – Так вроде бы ты сам говоришь, что не надо. В трубке раздается его нервный смех: – Финн, давай-ка подготовим запасные пути, о’кей? – Я понимаю, Колтон. Я просто прикалываюсь над тобой. Хотя на самом деле нет, не совсем. Я хочу, чтобы мой бизнес оставался таким, как он есть, и «вариант Л-А» не нужно было запускать. – Когда ты едешь? – спрашивает он, как будто эта дата не горит красным у него в мозгу. Как у нас у всех. – На следующей неделе. – Я снова прислоняюсь к стене дома, потирая лицо. – Зачем я уехал так рано? Я мог бы быть там, чинить все это дерьмо и… Он стонет: – Господи, да хватит уже волноваться! Проведи как следует время с Анселем и Оливером, повеселись. Ты вообще помнишь, как веселиться, Финн? И ради нашего общего блага, пожалуйста, расслабься, когда поедешь в Лос-Анджелес. Я чуть не спотыкаюсь, когда он говорит это, потому что, господи Иисусе, пресс у меня все еще побаливает после сексуального марафона с Харлоу. – Вся эта дрянь никуда не денется и будет ждать твоего возвращения. Ты понял? Повеселишься? Справа от меня довольно ветхое кирпичное здание, и, проходя мимо, я невольно заглядываю в окна. В отражении вижу себя и оживленную улицу, но внезапно я резко останавливаюсь, потому что там, внутри, вижу, как за столом сидит, уставившись в ноут и нахмурившись, Харлоу. Веселье, говоришь, думаю я.