— Я провела в первом ряду пятнадцать лет, и мне стало скучно. Пусть теперь это хотя бы раз в жизни испытают все Орли мира, — тут Имоджин позаимствовала кое-что их монолога Евы на «ТЕХНОРУШЬ!». — «Глянец» — мультимедийный бренд, обслуживающий потребителей, которые любят моду так же сильно, как и мы сами. В наше время редакторам журналов необходимо посмотреть на фэшн-мир с другой точки зрения, — она понятия не имела о значении половины произносимых ею слов, но те продолжали вылетать у него изо рта. Эддисон не стеснялся пользоваться бумагой и ручкой, он яростно строчил в своем репортерском блокноте. — Я просто обожаю тебя, Имоджин Тейт, — он захлопнул блокнот. — Сделаем совместное селфи? Имоджин улыбнулась и кивнула, обвив, насколько ей это удалось, рукой талию Эддисона. Он посильнее вытянул руку с телефоном, чтобы сделать снимок чуть сверху, и сказал: — Если так снимать, не будет двойных подбородков. — Очень умно, Эддисон. К тому времени, когда погас свет, Имоджин, как и все присутствующие, держала наготове свой айфон. Интересно, что подумал бы какой-нибудь путешественник во времени, прибывший из недавнего прошлого, отстоящего от этого момента лет на десять, увидев, как все эти люди делают совершенно одно и то же, держа светящиеся телефоны на уровне лица и игнорируя реальность в пользу их экранчиков. С тех пор как неписанные протоколы модных показов запрещали даже доставать фотоаппараты, прошло слишком много времени. Стоячий VIP-сектор мог оказаться местом и похуже. По правде говоря, отсюда просто отлично было снимать как сам подиум, так и лица знаменитостей, сидящих в первом ряду. Имоджин стала фотографировать первую модель. Тилли рассказала ей о хэш-тегах, напомнила, что она должна будет делать пометку @Glossy, чтобы фотографии оказывались в «Твиттере» и «Инстаграме» их сайта, использовать тэги #НеделяМодыМерседесБенц и обобщающий — #Мода. Тилли также велела ей проявить творческий подход: «Поразвлекайся с тэгами. Подписчики „Инстаграма“ любят креативность». Поэтому Имоджин придумала тэг #видсгалерки и выложила тридцать фотографий, по одной на каждую проходящую по подиуму модель. Она комментировала крой и цвета, используя в зависимости от освещения и расстояния три разных фильтра, которые придавали белому подиуму магическую ауру. Наверно, Ева наткнулась на ее снимки в своем «Твиттере», а может, краем глаза заметила что-то через свои диковинные очки. Имоджин видела, как она вытягивает шею, пытаясь рассмотреть, где стоит Имоджин, но свет у подиума сиял слишком ярко, а весь остальной зал был погружен во тьму. Имоджин не стала ждать последнего аккорда показа, когда все модели появятся на дефиле и Сенби выйдет на поклон вместе с ними. Как Тезей, блуждающий в лабиринте, она проложила путь из стоячего VIP-сектора в общий, а потом туда, где стоять вовсе не положено, и, тихонько скользнув за занавес, стала пробираться к задней части сцены. Тут же подоспел охранник, один из ребят Макса, чтобы посмотреть, что случилось. — Миссис Тейт, почему вы просто не зашли через подиум? Она приобняла охранника за талию. — О, я хотела избежать толпы. Хотела оказаться первой, кто поздравит Сенби. — Конечно, миссис Тейт. К тому времени когда Ева присоединилась к толпе поздравителей, явившихся через подиум, Имоджин болтала и смеялась с Сенби, которая, похоже, понятия не имела, где ее подруге пришлось ютиться во время показа. Каждый раз, когда они встречались, Имоджин восхищалась красотой этой женщины. В ней безупречно соединились вьетнамские и египетские гены, наделив ее миндалевидными глазами и кожей цвета золотистого какао. Ева уставилась на обеих женщин, которые разглядывали шаговый шов широких дамских брюк. За их спинами парикмахеры и художники по гриму судорожно готовили моделей к следующему показу. Потом девушкам придется напялить на головы черные мешки вроде тех, что мучители надевали заключенным в тюрьме Абу-Грейб, — в них можно было переодеться, не пачкая одежду косметикой. Один из парикмахеров решительно сооружал из светлых, темных, рыжих и сияюще-белых волос сложные прически высотой сантиметров тридцать, используя для этого фрагменты сеточки и заливая все это бутылками лака для волос, чтобы зафиксировать конструкцию. Имоджин наблюдала, как художник-визажист сосредоточенно создавал модели идеальные глаза, вначале нанеся бежевые тени с отблеском, а потом — всё более и более темные линии контура и наконец нанеся черную подводку вдоль линии роста ресниц. Имоджин не успела закончить очередную фразу, как Ева ткнула локтем одну из блогерш, чтобы отодвинуть ту в сторону. — У тебя телефон сломался? — рявкнула она на Имоджин. — Я ничего об этом не знаю, дорогая, — Имоджин посмотрела на свой айфон впервые за последние семь минут. Там оказалось семь эсэмэсок от Евы: «Ты идешь за кулисы?» «Я иду за кулисы». «Мы встретимся за кулисами?» «Ты уже за кулисами?» «Черт подери, где ты?» «Как мне попасть за кулисы?» Такое впечатление, что Ева думала, будто ее эсэмэски поступают непосредственно в мозг Имоджин. Ладно, до поры до времени это лучше проигнорировать. — Ева, не знаю, имела ли ты уже удовольствие быть представленной моей дорогой подруге Сенби, но если нет, то я очень рада вас познакомить, — слово «подруга» не было натяжкой. Сенби и ее возлюбленная усыновили первого ребенка как раз, когда родился Джонни, и они вместе ходили в бассейн для грудничков. — Сенби, я так счастлива наконец-то с вами познакомиться! — тут же заверещала Ева. — Вы такая замечательная! Сенби более чем холодно посмотрела на Еву. — Мне знаком ваш голос. — Ева раньше отвечала на мои звонки, — пояснила Имоджин, нежно улыбаясь Еве. — Сейчас я — шеф-редактор сайта Glossy-точка-ком, — попыталась реабилитировать себя Ева. — Это потрясающе! Мы будем счастливы сотрудничать с вами на новой платформе «Глянца». Это мультимедийное приложе… Сенби оборвала ее: — Имоджин мне рассказывала. Если она за главную, то я участвую, — и модельер трижды расцеловала Имоджин в щеки. — Я должна выйти на поклон к галерке. Имоджин заметила Орли, осторожно пробирающуюся к ней, и этот голубой шлем волос девчонки колебался при ходьбе вверх-вниз. — Мне понравился хэштег #видсгалерки. Гениальная идея. Я вас перепостила и кинула линк на FashGrrrl. Это именно то, что я чувствовала на своем первом показе мод. Вы реально это передали, — Орли неожиданно отошла, влившись в рой других блогеров, а Имоджин забеспокоилась: вдруг их очки окажутся слишком близко друг к другу, произойдет короткое замыкание, и все закулисье охватит пламя, как в сцене выпускного в «Кэрри»? Весь остаток дня Имоджин, независимо от того, что значилось у нее в билете (вариантов было только два — стоячий VIP-сектор и первый ряд), прошел в стоячке. Эддисон беспрерывно ей подмигивал. Имоджин заметила, как Орли, нацелясь на нее, жмет на дужки своих очков, транслируя видео в «Инстаграм» в режиме реального времени. Ева куксилась в первом ряду. Бриджет прислала эсэмэску: «Ты ушлая и сексуальная сучка». Имоджин ответила: «Сегодня да. А завтра посмотрим». Собравшись уходить после финального показа, Имоджин вновь обнаружила себя в обществе Цао Эддисона. — Имоджин, у меня к тебе вопрос. Тут мне один друг кое-что нашептал на ушко, и я пытаюсь уместить это у себя в голове для завтрашней статьи. Что ты знаешь о Еве Мортон и Эндрю Максвелле? Это имя, произнесенное вслух, покоробило ее. До прошлого года Имоджин искренне думала, что Эндрю Максвелл исчез с лица земли, и она с удовольствием позволяла себе в это верить. Эндрю был, пожалуй, худшим из мужчин, с которыми она когда-либо встречалась. Ах, если бы в свои двадцать с небольшим она умела вычислять самовлюбленных нарциссов так же хорошо, как сейчас, когда ей за сорок! Увы, тогда он просто заворожил ее своей уверенностью, шармом и манерой назначать свидания лишь самым блестящим девушкам Манхэттена. Выпускник престижной школы, представитель золотой молодежи, он так часто носил розовые рубашки, что Массимо и Бриджет стали звать его между собой не иначе как Розовая Рубашка. Эндрю — всегда Эндрю, ни в коем случае не Энди — с его мягкими светлыми волосами и вечной суточной щетиной напоминал молодого Роберта Редфорда.[81] Его родители были нуворишами, разбогатевшими в восьмидесятые на ипотечных инвестициях, и их пентхаус на Мэдисон-авеню был под завязку набит дорогими, но безвкусными художественными поделками. Деньги родителей означали, что Эндрю незачем утруждать себя чем бы то ни было, поэтому он и не утруждал, заполняя жизнь избыточным количеством кокаина и в течение двух лет обществом Имоджин. Ради обладания привлекательными мужчинами молодые девушки часто мирятся с совершенно отвратительными вещами, и Имоджин в те дни не являлась исключением из общего правила. За широкой улыбкой и шальной харизмой Эндрю скрывалась полная неопределенность того, каким мужчиной хочет стать этот мальчик, когда наконец-то вырастет. Тогда Имоджин только что сняла студию на Четвертой улице и переехала туда. Третий этаж в доме без лифта, места едва хватает, чтобы поставить кровать, зато огромные двустворчатые окна от пола до потолка выходят на усаженную деревьями Вест-Виллидж стрит. Когда он еще только ухаживал, после полночной встречи в дорогом ресторане Эндрю прислал ей десять букетов за день. Два из них были доставлены на частном самолете его родителей и пролетели полмира. Он не мог вынести существования вдали от нее, и вскоре она разрешила ему переехать в ее крошечную квартирку. Всего за несколько месяцев совместной жизни Эндрю разжирел. Он стал просто гротескно толстым. Целыми днями ему нечем было себя занять, и поэтому в отсутствие Имоджин, которая каждый день ходила на работу (она была тогда младшим редактором), он спал с похмелья да заказывал еду на вынос в сомнительной китайской забегаловке по соседству, где вокруг кассового аппарата вечно паслись бродячие коты. Иногда Имоджин приходила домой среди дня после особенно изматывающей утренней фотосессии и обнаруживала его в студии этажом ниже за просмотром сериальчиков в обществе обитавшей там старой армянки. — Между прочим, тебе следовало бы уже познакомиться с соседями, — выговаривал он Имоджин, когда она практически на себе волокла его тушу по лестнице, — но ты такой сноб! Однажды Имоджин пришел счет на тысячу триста долларов за услугу «секс по телефону». Родители Эндрю были миллионерами, и вот, пожалуйста, — она живет в крошечной квартирке, которую едва может себе позволить, а он наговаривает по телефону на сумму, более чем в два раза превышающую квартплату. Он явился глубокой ночью с синяками под каждым глазом и все отрицал. Потом он на двадцать минут засел в туалете, прикончил там лежавший у него в кармане пакетик кокаина и во всем признался. Его мать, увешенная драгоценностями и благоухающая бурбоном пополам с отчаянием, забрала сынулю с утра, чтобы определить в пафосный реабилитационный центр для наркоманов посреди пустыни Невада. Спустя три месяца Имоджин встретила Алекса. Однажды ранним воскресным утром она открыла дверь, одетая в одну из старых, пошитых на заказ и застегивающихся на кнопочки розовых рубашек Эндрю, шортики и украденные в гостинице белые тапочки. Тогда она все еще зализывала свои боевые раны от несложившихся отношений и вдобавок мучилась с похмелья, вызванного избытком коктейля «Французский 75». Сколько же сейчас времени, подумала она, сперва имея в виду нью-йоркское время, а потом переключившись на невадское, ну или куда там еще упекли Эндрю. В дверях, протягивая пачку документов, стоял роскошный мужчина. Его черные кудри пребывали в живописном беспорядке и были достаточно длинными для того, чтобы касаться боксерской челюсти. Имоджин неприлично уставилась на него, но поняла это только тогда, когда слегка обветренных полных губ мужчины коснулась улыбка. — Простите, не могли бы вы еще раз повторить то, что сейчас сказали? — спросила она симпатичного незнакомца. Оказывается, тот принес судебные документы Эндрю. Какой-то подонок, с которым Эндрю подрался в баре, должно быть, сообразил, что у его обидчика водятся деньжата, и подал на него в суд за нападение и побои. — Он тут больше не живет. Отправился на просушку в пустыню. Алекс не мог уйти, не вручив документы непосредственно Эндрю или не получив его нового адреса. Имоджин пригласила нежданного гостя на чай и побежала в ванную, чтобы собрать растрепанные со сна волосы в тугой хвост, мазнуть под глазами тональником, провести по губам блеском и пшикнуть в рот мятным спреем. Она ничего не смогла с собой поделать и ухмыльнулась, увидев, как Алекс неловко примостился в крошечном, обитом ситцем кресле, а потом позвонила невменяемой матери Эндрю, чтобы узнать нынешний адрес ее сыночка. Та перезвонила только через час, и за это время Имоджин узнала, что молодой юрист первым в семье поступил в колледж, а потом продолжил учебу в Йельской школе права. Ему было плевать на тряпки — драпироваться во что-то выигрышное ему не приходилось с тех пор, как он стал регулярно поддерживать фигуру — ростом он был сто девяносто сантиметров, — боксируя в зале своего отца в Нижнем Ист-Сайде. «Но стиль — это гораздо больше, чем имя модельера на спине», — заметила Имоджин. Этот парень отличался от всех, с кем она до сих пор встречалась. Чертовски умный, он верил в равенство и демократию, и эти ценности заставляли его трудиться долгими вечерами и вступаться за права тех, кто не может за себя постоять. Вообще он намеревался заняться политикой, но пока что был счастлив тем, что делал, и благодарен за такую возможность. Казалось, особенно благодарен он был за возможность оказаться в квартире Имоджин. После того как Имоджин раздобыла адрес неуловимого Эндрю, Алекс, отправив курьера в западную часть страны, профессионально откланялся. Имоджин расстроилась, что ждать звонка с приглашением на ужин пришлось целых девять дней. На том первом свидании в итальянском ресторане на Десятой западной улице они несколько часов хихикали за малюсеньким деревянным столом в тесном подвале, заполненном сигаретным дымом, запахом жареного чеснока и негромким голосом Дина Мартина, льющимся из динамика, спрятанного за книжной полкой в углу. Прежде чем их вечер закончился, воск свечи успел пробежать весь путь до верхнего ободка бутылки кьянти, на которую она была установлена. Имоджин заметила, как Алекс медленно прихлебывает вино: сначала, подняв бокал, вдыхает аромат, а потом делает маленький глоток и держит его во рту, наслаждаясь букетом напитка. Этим он очень отличался от Эндрю, который пил большими глотками, больше ради опьянения, чем ради вкуса. Алекс смотрел на нее, пока они ели, да что там говорить, просто пялился, не сводя с нее голодных глаз. Он разглядывал ее фигуру, не скрывая того, что наслаждается видом молочно-белой кожи с довольно низким декольте кашемировой кофточки. Впервые с тех пор, как Имоджин подростком начала ходить на свидания с мальчишками, она не почувствовала нервных спазмов в животе. Наоборот, ей было очень спокойно с этим мужчиной. «Вот оно, — думала она про себя. Все так, оказывается, просто. — Вот оно». Она держалась так долго, как только могла, но через несколько недель у них случился волшебный секс в его маленькой студии в Ист-Виллидже, основную обстановку которой составляли книги и гигантская кровать. Он медленно раздел ее и поцеловал каждый уголок ее тела. Из всех ее любовников он меньше всех думал о себе. Алекс к тому же оказался из той редкой породы мужчин, которые ладят с твоей бабушкой не хуже, чем с твоим лучшим другом, то есть полной противоположностью Эндрю. Когда люди из мира моды приглашали Имоджин к обеду, то непременно интересовались, сможет ли Алекс ее сопровождать. Имоджин была так горда, входя в комнату с высоким красивым мужчиной! Его небрежная элегантность и то, что он жил будто бы в сериале «Закон и порядок», делали его желанным гостем. Об Эндрю Имоджин просто забыла. Тогда не было «Гугла», а, вернее, она ничего не знала о его существовании. И уж конечно, тогда не было «Фейсбука». К тому времени, когда такие вещи прочно вошли в повседневную жизнь каждого, Имоджин счастливо вышла замуж. После этого их с Эндрю пути редко пересекались даже на общественном поприще. Год назад Имоджин прочла, что он стал конгрессменом, а последнее, что слышала о нем, — что он баллотируется в сенат. Имоджин и вообразить не могла, что когда-нибудь услышит его имя в связи с Евиным, но признаваться в этом Эддисону не хотела. — Уверена, дорогой, ты знаешь больше моего. — Ой, да я, как всегда, знаю не слишком много. Я знаю, что Ева положила на него глаз где-то в июле, а еще в прошедшие три недели ее шесть раз замечали выходящей из дома на Пятой авеню, где он живет. — В этом доме полно народу, Эддисон. — Да, но у этого народа нет собственной лестницы в гараж. — Как насчет того, чтобы я произвела для тебя маленькое расследование, а ты за это опубликовал бы малюсенькую заметочку о новом фантастическом начинании в «Инстаграме» Glossy-точка-ком — хэштеге «взглядсгалерки»? — Тейт, мне нравится, как ты ведешь переговоры. Пришлю тебе завтра эсэмэску, — Эддисон явно возомнил себя Дж. Дж. Хансекером[82] с планшетом вместо телефона в «Клубе 21». Имоджин оказалась абсолютно никудышным источником информации, но вот о Бриджет сказать этого было нельзя. — Ничего не слыхала о Розовой Рубашке и Розовом Платье в Облипочку, но я поспрашиваю у тех, кто должен знать, — сказала она, когда Имоджин ей позвонила. Бриджет на ближайший час застряла за кулисами, она давала интервью и фотографировалась для итальянского журнала «Экстра». Но прежде чем хоть одна из них смогла помочь информацией Эддисону, Имоджин увидела оповещение с сайта «Шестая страница», посвященного жизни знаменитостей: «Конгрессмен от Девятого округа Нью-Йорка Эндрю Максвелл вступил в новые романтические отношения. Нам стало известно, что сорокадевятилетний политик встречается с двадцатишестилетней Евой Мортон, шеф-редактором Glossy.com.»