Имоджин старательно подбирала слова: — Иногда я действительно думаю, что она немного механистичная. — Думаю, у нее вовсе нет чувств. Имоджин допила вино. Эндрю возбудился еще сильнее, теперь он руками выделывал вокруг головы резкие механические движения, смутно напомнившие Имоджин танец роботов из восьмидесятых. — Я — Ева. Я — робот. Я — Ева. Сейчас я хочу у тебя отсосать. Тебе это подходит? — монотонно приговаривал он. Как бы Имоджин ни была настроена против Евы, от слов Эндрю ей стало печально и за него, и за его невесту. — Тебе не следует говорить мне это. Он посмотрел на нее, как нашкодивший щенок, потом хихикнул, по-бабьи прервав смешок на середине, отчего его напускная самоуверенность стала еще менее убедительной. Прежде чем Имоджин поняла, что происходит, Эндрю качнулся к ней, дыша бурбоном. Она не смогла отойти, пока его губы не ткнулись твердо в ее рот. То ли от шока, то ли оттого, что ей польстило происходящее, Имоджин ощутила на кратчайший миг, как волна возбуждения поднимается в ее теле. Потом она как по щелчку вернулась в реальность. — Что, черт тебя побери, ты творишь, Эндрю? — А ты что творишь, Имоджин Тейт? — он выпрямился, будто короткий поцелуй заставил его очнуться от пьяной дремоты, и вытер лоб концом шелкового галстука. — Мне представляется, ты ответила на мой поцелуй. — А мне представляется, ты только что использовал в своих интересах друга, который сидит тут с тобой и выслушивает рассказ о твоих бедах, — Имоджин встала, чувствуя отвращение и к нему, и к себе за то, что допустила подобие поцелуя. Она подхватила сумочку и стала надевать пальто, но Эндрю потянул ее за рукав. — Может, выпьешь со мной еще по одной? Имоджин мотнула головой. — Не могу, Эндрю. И тебе, пожалуй, тоже не стоит больше пить. Поезжай домой, отдохни. Все это может плохо отразиться на твоей кампании. Ты это и сам понимаешь. — Я только выпью еще разок, а потом двинусь домой, — тупо проговорил он. — Мне просто нужен еще стаканчик перед тем, как я смогу туда пойти. Выйдя на улицу, Имоджин жадно ловила ртом холодный воздух. Будь она женщиной другого типа, то непременно позвонила бы сейчас одной из подружек и пересказала той все в подробностях. Но вместо этого она плотнее запахнула пальто и зашагала в сторону дома. ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ О, как же она тосковала по тем дням, когда приходила на работу к десяти! Сейчас те времена казались какими-то декадентскими. В восемь тридцать, когда Имоджин прибыла в офис, он деловито гудел, гудел, гудел. Пробираясь меж рядами производящих это гудение пчелок-тружениц, она заметила прибавление в интерьере. Кресла-мешки были небрежно свалены в углу. Кто-то распечатал и прикрепил на стену табличку, гласящую «Дремать тут». Сию секунду там вроде бы никто не дремал, но Имоджин разглядела на креслах отпечатки не то одного, не то двух тел, доказывающие, что вечером это место использовалось по назначению. — Доброе утро, Имоджин, — необычно дружелюбно для первого утреннего контакта помахала ей из-за своего стола Ева. Имоджин подняла брови и замахала в ответ, чувствуя, как живот сдавило, будто тисками, и прикидывая, добрался ли Эндрю до дома и рассказал ли Еве, что выпивал со своей бывшей. Не в силах выносить подобную неопределенность, она ответила: — Доброе утро! Как прошла ночь? — О, я тут до четырех утра просидела, — сказала Ева, которая вовсе не выглядела как человек, который поспал всего три часа. Имоджин заставила себя изобразить короткий смешок: — Тебе хоть удалось добраться до дома и немного поспать? Ева тряхнула головой: — Мне незачем. Спустилась в зал, позанималась немножко на тренажерах. Приняла душ. Если надо будет, следующей ночью посплю. Ева действительно была каким-то роботом. Имоджин почувствовала, как ее омывает волна облегчения. На утренней летучке Ева выглядела необычно возбужденной. Как только все расселись, она широко улыбнулась. — Ночью у меня появилась блестящая идея, я еле дотерпела до утра, чтобы ею с вами поделиться. Я не спала всю ночь, думала, как все реализовать, и теперь это должно стать настоящим прорывом с точки зрения продаж. Имоджин улыбнулась. Предвкушение как будто толкнуло ее изнутри. Ева собирается рассказать о сейлфи. Только вот почему она заявила, что это ее идея? — И вот что я придумала. Для юзера, который находится на сайте дольше трех минут, у нас будет всплывающий купон с информацией об акции. Тем, кто выложит в «Инстаграм» селфи с хэштегом «сейлфи», мы дадим скидку десять процентов. Сейлфи! Это такая специальная фотография для сейла. Как вам, здорово же? Я обсудила это с разработчиками, они трудились всю ночь, чтобы внести нужные изменения, и я рада объявить, что уже к утру коэффициент преобразования удвоился. Все в комнате зааплодировали. А где же упоминание о ней? Имоджин не знала, чего она ждала. Во рту пересохло. Она хотела заговорить, но не понимала, с чего начать. Ева впервые пала так низко. Пока Имоджин стояла, готовясь высказать ей все раз и навсегда, Ева в своей фирменной манере резко хлопнула в ладоши, распуская собрание. — О’кей, народ, работы много. За дело! Когда Имоджин нагнала Еву, та уже цокала по коридору на своих высоченных каблуках. — Ева! — воскликнула Имоджин, возможно, слишком громко. Ева обернулась с выражением полной и всеобъемлющей невинности на лице — будто это маска, которую она приберегла специально для этого разговора. — Да, Имоджин? — ласково спросила она. — Нам надо поговорить. — Конечно. У тебя в кабинете? Ева расположилась на диване, а Имоджин тем временем закрыла за собой дверь. — Это моя идея. — Что — твоя идея? — Евины глаза недоверчиво расширились. — Сейлфи, вот что. Я рассказала тебе об этом вчера перед уходом, и ты это знаешь. Ева склонила голову набок. — Разве? Я могла бы поклясться, что это одна из моих идей, которые я записала несколько недель назад. Думаю, она родилась во время мозгового штурма с отделом изучения потребительских потребностей на тему того, как увеличить коэффициент преобразования. У Имоджин возникло ощущение, что она находится в параллельной вселенной. — Мы говорили об этом вчера вечером. Ева продолжала озадаченно смотреть прямо ей в лицо. — Имоджин, я каждый день обсуждаю с разными людьми множество идей. Мое дело — убедиться, что все они эффективно реализуются, и в данном случае я с ним справилась. Уверена, твои слова вполне могли как-то помочь мне в этом, — теперь на лице Евы было написано нечто похожее на жалость. — Это низко, Ева. Красть идеи — низко. Ева продолжала улыбаться. — Все идеи принадлежат всем, Имоджин. Мы ведь команда. У Имоджин не осталось слов. Она может распинаться на эту тему еще двадцать минут, но Ева все равно загонит ее в угол. — У меня встреча, — солгала она так твердо, как только сумела. — Вернусь через пару часов. Ева уже переключилась на свой телефон. — Не беспокойся, Имоджин. Мы тут прекрасно без тебя справимся. * * * Имоджин грустно щурилась на тусклое зимнее солнце. Ей надо было подумать. Сейчас Имоджин хотелось поговорить с одним-единственным человеком, и стоило ей выйти на улицу, как она достала телефон и по памяти набрала номер квартиры Молли Уотсон в Верхнем Ист-Сайде. Молли обходилась без мобильника. Сонм ассистенток всегда знал, как ее найти, а если вдруг нет, то на городском телефоне у нее стоял автоответчик, который она аккуратно проверяла по вечерам. «Никому нельзя предоставлять возможность связаться с тобой в любой момент, — сказала она Имоджин однажды утром, вымотанная одиннадцатичасовой фотосессией. — Всегда оставайся немного недоступной. Это только заставит остальных еще больше хотеть твоего внимания». Сколько же времени Имоджин не разговаривала со своей бывшей начальницей? По крайней мере, пять месяцев. Та еще летом перестала отвечать на звонки. После третьего гудка кто-то снял трубку. Голос был тихим, и Имоджин решила, что это одна из многочисленных Моллиных подручных. — Это Имоджин Тейт, хочу поговорить с Молли Уотсон, — представилась она. Молчание на том конце линии. — Им, дорогая, это я. Прежде Молли без труда распоряжалась в помещении, полном моделей, каждая из которых обладала самомнением размером с алмаз Хоупа.[107] Стоило ей зашептать, как все присутствующие на фотосессии замолкали из страха пропустить нечто неимоверно важное. Голос, который доносился сейчас до Имоджин, был слабым и тревожным.