Тонтон-макуты расхохотались. — Можешь и не пить, — мелодичным голосом сказала Амур Мирбале. — Аликс готов пристрелить тебя в любой момент. Жюльен Лало снова почувствовал холод пистолета на своем затылке. Но, несмотря на это, запах молодой женщины, перед которой он стоял на коленях, опьянял его. Амур Мирбале была неумолима. — Ты слишком стар, чтобы быть таким наивным, Жюльен, — тихо сказала она. — За то, что ты сделал, с тебя надо содрать кожу — медленно, по кусочку… Пей! — Но я действительно ничего не знаю, — простонал Лало. — Ничего! Хочешь, я его убью, этого американца? Глаза у Амур Мирбале сверкнули: — Не лезь, куда не просят! Это мое дело. Не хочешь сказать, где Жакмель — пей! Она впервые повысила голос. Никто из посторонних все равно не мог ее услышать: вокруг был парк. Да и кто в Порт-о-Пренсе осмелился бы требовать объяснений у Амур Мирбале? Всхлипнув, Жюльен Лало выпил "буа-кошон" до последней капли. У него вырвали стакан, чтобы наполнить его снова… Он встал, чувствуя чудовищное возбуждение. Перед его брюк гротескно вздулся. Аликс с усмешкой показал на это пальцем. Амур Мирбале поджала губы и отвернулась. Зрелище охваченного похотью старика ее не возбуждало. Кровь кипела в жилах Жюльена Лало. Ему казалось, что его глаза сейчас вылезут из орбит. — Хватит, я больше не могу! — прошептал он. — Чем скорее допьешь, тем скорее освободишься, — наставительно изрекла Амур Мирбале. — Сам во всем виноват. Достаточно только сказать мне, где прячется Жак-мель. Аликс с издевательским видом уже протягивал ему стакан. Лало выпил его маленькими глотками. У него кружилась голова и ломило все тело — но самым мучительным было жгущее огнем, нестерпимое желание. Аликс протягивал Жюльену очередной стакан "буа-кошон". Делалось это уже из чистого садизма, поскольку Амур давно поняла: если бы старик что-нибудь знал, то давно бы во всем признался. — Хочешь узнать, кто тебя выдал? — ласково спросила она. Он не ответил: сейчас это его мало заботило. Она продолжала: — Раньше ты был более злопамятным, Жюльен. Стареешь. Кстати, сколько тебе уже стукнуло? Лало промолчал. Он обычно сбавлял себе четыре года, говоря, что ему семьдесят шесть. — Так кто же меня выдал? — наконец спросил он больше для того, чтобы угодить Амур Мирбале, чем из любопытства. — Ты ее хорошо знаешь: Симона Хинч. — Симона Хинч? Это имя не сразу дошло до его отуманенного сознания. Симона Хинч… Ах, да: он несколько раз заходил в картинную галерею Порт-о-Пренса, чтобы с вожделением поглазеть на стройную фигуру ее владелицы. Но сейчас все это не имело значения: он выпил слишком много "буа-кошон". Бутылка была пуста. Амур Мирбале удовлетворенно поглядела на него и встала. Голос у нее был все такой же ровный и мелодичный: — Очень хорошо, Жюльен! Я ухожу. Может, ты умрешь, а может, и нет. Но если ты выкарабкаешься — запомни: в следующий раз я тебя не прощу! Жюльен Лало остался полулежать в кресле. Как сквозь вату он услышал хлопанье дверцы автомобиля. Когда он открыл глаза, то увидел перед собой сидящего тонтон-макута Аликса в клетчатой рубашке и с автоматом на коленях. Рассмеявшись жирным смехом, тот сказал: — Тебе срочно нужна баба! Не отвечая, Жюльен Лало встал. Во что бы то ни стало надо было разыскать знахаря — единственного человека, который мог спасти его от верной смерти. Он кое-как привел себя в порядок, шатаясь, пересек парк, вышел на улицу, остановил "тап-тап" и из последних сил втиснулся в него. * * * Чезаре Кастелла быстро спрятал пятьсот долларов. Малько смотрел на него с отвращением. Ему редко приходилось видеть такое апатичное, пустое лицо: узкое, губастое, с тонкими усиками и маленькими, злыми глазками. В нем было что-то рыбье. — Но действовать нужно быстро, — сказал Малько. Кастелла напыщенно ответил: — Сеньор, Чезаре Кастелла умеет держать слово! — И не забывайте: речь идет не о том, чтобы ее убить, — сухо уточнил Малько, — только вывести из игры… Впрочем, действовать мы будем вместе. Ваша основная задача — используя имеющиеся у вас здесь связи, организовать похищение и найти надежное место, где ее можно будет продержать какое-то время. На рыбьем лице Чезаре Кастелла появилось выражение, какое бывает у человека, глубоко оскорбленного в своих лучших чувствах. — Сеньор, я — кабальеро и никогда не причиню зла женщине. Даже если вы прикажете. Малько пришлось удовлетвориться этим ответом. Выбора у него не было. Он немного утешился, вспомнив, что и в Крестовых походах участвовало немало отъявленных негодяев. Он надел свои темные очки и посмотрел на великолепную панораму, открывавшуюся с террасы гостиницы "Иболеле". Но, несмотря на эту красоту, постояльцев тут было немного — отпугивали шутки тонтон-макутов, которые по ночам бросали трупы в бассейн гостиницы. Не снимая очки, Малько снова начал разглядывать своего "помощника": у него было лицо человека безвольного, подобострастного и в то же время жестокого и уверенного в себр. Ободренный молчанием Малько, Чезаре Кастелла разоткровенничался: — Сеньор, все эти негры — настоящие животные. Благодетель Трухильо мне много раз говорил об этом, а уж он-то разбирался. Я просто мечтаю бежать из этой вонючей страны и вернуться в Доминиканскую Республику… А вот и моя жена! Малько встал. К их столику величественно шло совершенно удивительное создание, похожее на ожившую картинку из "Плейбоя": волосы с медным отливом, прекрасно вылепленное тело, затянутое в длинное платье с декольте, которое оставляло открытой практически всю грудь… Огромные зеленые глаза, обрамленные густым слоем туши, пристально смотрели на Малько. Госпожа Кастелла села рядом с мужем, с хорошо выверенной медлительностью положила ногу на ногу и проворковала низким голосом: — Добрый день, сеньор! Чезаре не предупредил меня, что будет не один… Она оценивающе посмотрела на его светлые волосы, золотистые глаза и элегантную фигуру, потом сцепила руки на затылке, выставив грудь вперед, покачала ногой и спросила: — Надеюсь, вы останетесь пообедать с нами? Голос у нее стал чуть хрипловатым. Малько подумал, что для Чезаре Кастелла начинается очередной кошмар. Тот поторопился вмешаться: — Сеньор Линге не может остаться, Гуапа, — у него очень много дел. Гуапа шумно вздохнула и наградила Малько взглядом, который мог размягчить камень — столько в нем было неги. — Не осуждайте меня, сеньор, но здесь так скучно… В Сьюдад-Трухильо[16] при Благодетеле — упокой Господь его прекрасную душу — мы устраивали приемы каждый вечер. А здесь мы живем, как звери в джунглях. Сегодня Чезаре едет во Дворец повидать своих друзей, и я остаюсь в одиночестве. Я думала, вы будете так любезны и составите мне компанию… Чезаре Кастелла побелел. Из-за толстых губ он был похож на разъяренного окуня. Малько, который не видел никакой нужды восстанавливать его против себя, попробовал разрядить атмосферу: — Поверьте, мадам, я рад был бы остаться, но ваш супруг сказал чистую правду: у меня действительно очень много дел. Внушительные груди Гуапы как-то сразу поникли. К счастью, в этот момент появился официант, несший поднос с бутылкой портвейна и рюмкой. Гуапа залпом выпила рюмку и проводила официанта томным взглядом. Потом, вздохнув, вытянула ноги и сказала: — А знаешь, у этого парня отличная фигура для негра. Чезаре Кастелла побагровел. — Иди в номер. Puta![17] Последнее слово он произнес очень тихо, но Малько его услышал. Гуапа пронзительно выкрикнула по-испански: — Оставь меня в покое, сутенер! Правая рука Чезаре Кастелла мелькнула в воздухе, и голова Гуапы дернулась. На ее щеке появился отпечаток пяти пальцев. Испустив сдавленный крик, она в бешенстве бросилась на мужа, целясь ему в лицо длинными ногтями. Кастелла успел схватить ее за запястья и, как истинный джентльмен, прокомментировал: — Я слишком добр, сеньор. Когда я познакомился с этой потаскушкой, она спала со всеми подряд за два доллара, и у нее даже туфель не было. Я сделал из нее даму. В благодарность за это она спит со всеми неграми в гостинице… — Врешь! — завопила Гуапа. — Туфли у меня были! И, вырвавшись от него, растрепанная, с красным лицом, красивая и жалкая, она бросилась на шею Малько. — Возьмите меня с собой, — потребовала она, — я не желаю больше оставаться с этой свиньей! — Да-да, возьмите ее, — усмехнулся Кастелла. — Мне уже давно пора найти себе приличную жену, которая не будет поминутно оскорблять Пресвятую Деву. А вы станете самым знаменитым рогоносцем на Карибских островах! Гуапа яростно топнула ногой: — Сутенер, дерьмо собачье! Малько поднялся, испытывая сильнейшую неловкость. — Надеюсь, вы помиритесь, — сказал он. — А мне нужно идти. Жду вас послезавтра после десяти часов. Пройдите в гостиницу через сад.